Потеря вдохновения

Потеря вдохновения. Эти слова кажутся не такими страшными, но это лишь до тех пор, пока ты полностью не проникнешься их смыслом. Смысл. Вслед за вдохновением рискуешь потерять и его. Затем теряются навыки и желание, за ними уходят на второй план мечты и цель. И всё испаряется в жуткой тьме, которую ты не контролируешь, а она начинает разрастаться в твоей душе, пока не сожрёт её и не отыщет место в сознании, тьма будет пожирать всё пока тело не начнёт медленно, но верно саморазрушаться. Всё приводит к превращению в живого призрака без цели и сознания, либо к полнейшей гибели. Всё начиналось с вдохновения…
Сидя на кровати, которая казалась мне предельно твёрдой, я старательно водила грифелем карандаша по альбомному листу, который уже давно был весь усыпан катышками от ластика. И вот наконец я закончила свою работу, выдвинув руку с листочком вперёд, чтобы налюбоваться рисунком или выявить все его недостатки. В рисунке я не находила ничего прекрасного, что находила в остальных работах, ничего такого, что связывало бы картинку с её автором, абсолютно никакой частички своей души. Мне стало жутко неприятно созерцать работу и я откинула её куда подальше, предварительно скомкав. До этих пор мне было всё равно, я просто рисовала и рисовала для себя, для души, мне безоговорочно нравились те старательно, может и неаккуратно, но всё равно душевно выведенные линии на альбомных листах, которые переплетались между собой и создавали образ «перетекающий» из моих мыслей на бумагу. Но в этот день весь пол оброс сжатой в небрежные комки бумагой. На ковре появлялись всё новые и новые комочки, все они представляли какие-то рисунки, но картинки были ужасны, уродливы, бездушны, мне хотелось плакать глядя на них. Тогда я поднесла карандаш к бумаге и впервые за всё время поняла, я не знаю, что мне нарисовать. Вдохновение. Оно ушло проч., на прощание помахав мне ручкой, я тогда не знала, оно уходит на долго, а возможно, навсегда.
Время текло, проходило мимо, будто сквозь меня. Годы уходили, а я всё пыталась влить в свои рисунки хоть каплю души. Как обычно сидя за мольбертом в художественной школе, я только и делала, что рисовала очередную постановку. Она состояла лишь из вазы, яблока и небольшой кружки. Бросив взгляд на неё меня одолела тоска, неужели всё построено на этом? Переубедив и заставив себя, я начала выстраивать постановку. И так всё шло год за годом. Скучная постановка, практически не чем не отличающаяся от описанной выше, история искусств –урок где мы писали о художниках, стилях и эпохах, а затем рисунок-очередные скучные постановки с вазой, вот только мой набор акварели заменял обычный, простой карандаш. Я уже давно ничему не училась, а просто бессмысленно просиживала несколько часов за мольбертов, иногда выходя на перемену подышать свежим воздухом. Я безумно радовалась переменам, ведь уличный воздух наполнял лёгкие и помогал освободится от тоски, нагоняемой душным кабинетом живописи. В таком темпе проходили дни, ничего нового я не узнавала, ничему новому не училась, ничего не изменила в своих рисунках и технике. Год за годом. Постановка, история искусств, рисунок, постановка, история искусств, рисунок, постановка, история искусств, рисунок. И так по кругу. Мне казалось я начинаю сходить с ума. Начались конфликты с учителями. Открытое хамство или бандитское поведение для меня были вещами не новыми. Я открыто заявляла всем о своих недовольствах, и стала ненавидима взрослыми, но любима детьми, которые на один, два года были младше меня. С каждым днём тяга к рисованию, тяга к чему-то новому, желание творить, всё пропадало, угасало и больше не возвращалась. Я сравнивала это с обычной ленью, пока не поняла, что всё куда серьёзнее. Внутри меня образовалась пустота. Мне не хватало вдохновения. Мне не хватало искусства.
Начав избегать любого повода взять в руку карандаш и начать рисовать постановки, я поняла, всё ужасно. Моё сердце защемило. Я не могу каждодневно рисовать одно и тоже, не могу ничему не учится, не могу и не хочу потокать безвкусным замечаниям учителей. Навыки начали пропадать. В предпоследнем классе художественной школы на листах бумаги стали появляться детские задумки или проще сказать «каракули», как мне казалось, просто ужасные животные и по детски нарисованные люди. Стало невыносимо больно.
На листке я старательно вырисовывала карандашом гейшу, японскую национальную красавицу. Она показалась мне красивой и я добавила веточку сакуры рядом с ней, так же старательно вырисовывала цветы. Даже не смотря на вырванный из тетрадки листок, картинка на нём мне понравилась, и казалась прекрасной. На секунду я обрела счастье. Это вдохновение. Оно ко мне вернулось, пустота отошла, дав разыграться свету, который заставил мою душу затрепетать. Впервые за долгое время мне нравилась моя работа. Я решила показать её своему близкому человеку, своей лучшей подруге.
Она задумчиво оглядела японскую красавицу с ног до головы, бросила неприхотливый взгляд на веточку сакуры. Подруга безразлично бросила мне в лицо всего одно предложение, а оно ранило меня, словно ножом ударило по сердцу. Тьма начала снова собирается, пожирая свет, который на столь короткое время, но всё же появился, душа словно замерла, будто её и не было. Эхом доносились до меня слова: «Гейша не живая. Цветы не живые. В рисунке нет души. Не понимаю, зачем ты её вообще рисовала?»
Всё, что я пыталась нарисовать было уродливым и плоским. В какой раз я проливала слёзы над своими работами. Искусство. Для меня оно не просто карандаш, бумага и краски. Для меня оно нечто большее, то, чем я до этого жила, то, чем я хотела жить. Мне хотелось подарить бумаге частичку своей души, но моя душа, словно парализованная, уже ни к чему не тянулась. Тогда мне впервые началось думается, что у меня её нет. Судорожно схватив клочок бумаги я начала водить по нему грифелем карандаша, вытянув руку вперёд я осмотрела работу. Но ничего не поменялось. На меня с листочка смотрел очередной бездушный, мёртвый образ.