Ограничение в данном пространстве

Мы сидели в прокуренном кафе,
где окна были раскрыты на распашку,
среди людей, что носят рубашку
лишь по праздникам, по резким поводам,
но никак не по будням или по воскресеньям,
ведь не уразумеет человек доводам,
что рубашка в жару дарит спасенье.
Это не важно, это все лирика,
коей исчерчены поперек страницы,
что бесконечно могут литься
и придаваться сладострастию рассуждения,
кое может быть пагубно как наваждение,
туманящие разум уста, цветку подобные,
и что на вкус кажутся сдобными.
А мы курили, туша окурки о пепельницы,
что итак переполнены,
окатывая горло пивом, словно мельницы
перемалывали его, дабы оно становилось готовым.
И вместе с ним мы инфернально измельчались,
превращаясь из куска чего-то большего
в пустую, ничего не стоящую золу,
рассыпанную щедро в зале за столами,
за стульями, за барной стойкою, в сортире,
что не задается вопросом "Кто же Я в этом мире?",
а окатывает дальше пивом свое горло,
туша окурки о пепельницы,
вдыхая воздух, кой давно уже сперло,
несмотря на открытые окна и двери.
И лишь когда время оторвалось
с насиженного изрядно места,
в воздухе повисли слова,
что для золы звучали неуместно:
"Мы ограничены. Во всем. И во времени.
Но лишь в этом пространстве. И для бремени,
для его дальнейшего ношения,
и незабвенного ему подношения,
нужно сменить пространство,
чтобы ощутить свободу.
Просто перенести свое пьянство,
где время не даст ходу,
где одно ограничение сменит другое,
завися от пространства, кое живое".