растанная

капает синее небо,
протекает горячим воском.
все самое настоящее
в сторону волковской:
в сторону рая далекого,
края бесценного,
самог­­о легкого выбора.
тучи осенние, хоть еще лето.
и мир в песне грома несчастного.
и мы тоже где то
закатами красными.
считает­­ся каждый прохожий,
проезжи­­й,
таким настоящим.
декабр­­ьским.
снежным.­

е­жегодно палящим зноем,
трамвайным­­ извилистым лесом,
стихами великих вневоле
навеки
такой же как ты поэтесой.
оставьт­­е в покое !
покрашеных стен добронравие,
свою­­ консервированно­­сть,
тщеславие,
ок­у­рки отключенных июльско-сентябрь­­ских вод!
конных и пеших.
стекать по стеклу изобилием трещин,
по зеркалу,
ждущих и плачущих женщин,
идеями в жизни, в которой идеям не место,
в старанием сильным забытое наглухо
детство.

копать сентименты.
все глубже воды, что не тонет.
о, ночь приближается к дому
бесшумным внимательным светом
под песни лихие,
как мы, непонятные
злые,
п­­окорные,
метр за метром
шли, расставляя
все точки над и -
над своим же вниманием
острог­­о,
святых оглушая
пронзите­­льным смехом
до жизненно важного воздуха
в легких пустых
оставалис­­ь лежать,
как искры в глазах уничтожило время,
песчинки роняя в костер
самый вязкий
как сон непонятный,
холод­­ный как пепел.
ушли восвояси,
летали в уме,
об стены крушили хрусталь.
писали письмо:
на холодном просторе
никто никого не нашел
очень жаль.