Из книги - Любовь в аду - Мистика

Из книги «Любовь в аду»
Мистика

            Маски

Грустно, если лица в масках.
Страшно, если это снится.
Но кошмарнее нет сказки,
если ходят маски в лицах!

                *  *  *

Над кладбищем в небе синем
утром поздним,
тучным малость,
гаснут звёзды.
Лишь одна вдали осталась –
замечталась…
Не сияет,
не мерцает
в море света полной силой.
Вздрогнул ветер,
и звезда за край могилы
закатилась…

  Сила колдовская

В тёмном сквере, по аллее,
что ни день, то вечерами
я бродил один, не с Вами,
мысль – увидеть Вас, лелея.

Под Луною ночь шуршала,
в тенях проблеском витая.
Беспокойная, глухая
тишина вокруг стояла.

Ни шагов в ночи, ни звука,
никого – один на свете.
Завывал в потёмках ветер,
в кулаки сжимались руки.

И казалось: молви слово –
тихий ужас мною станет.
Силой слова колдовского
Вас сюда ко мне потянет.

*  *  *

– Милая… Милая…
Слышишь в ночи
кто-то меня окликает?
Слышишь,
как голос надрывно звучит,
жалобно, горько рыдает?..

– Милая… Милая…
Глянь-ка в окно.
Чьи там угрюмые тени
мечутся в страхе,
гремят за стеной,
рвутся и просятся в сени?..

– Милая… Милая…
Выглянь за дверь.
Кто не даёт мне покоя?
Воет, скулит,
словно раненный зверь,
маясь душою больною?..

– Милая… Милая…
Выйди во двор.
Кто там назойливый бродит?
Гневно стучится
клюкою в забор –
места себе не находит?..

– Милая… Милая…
Что ты молчишь?
Дверь не захлопнута в сени.
Кто там крадётся
неслышно, как мышь,
скользкой,
бесшумною тенью?..

– Милая… Милая…–
Голос затих…
Смрад удушает дыханье.
Тяжко и жутко
в просветах ночных
сердце гнетёт ожиданье…

            *  *  *

Упали росы на закат,
земля вспотела в духоте,
и звёзды упоённо спят,
лучи роняя в темноте.
Струится свет ночных огней,
блуждая слепо по степи.
А призрак ночи – мир теней,
следит безмолвно у тропы…

       Любовь в аду

Я обнимал тебя, нагую,
дрожащими во тьме руками.
Я целовал тебя, больную,
без носа, с впалыми щеками.

Ласкал, лелеял от заката
и до рассвета, полусонный.
Сжимал и мял рукой косматой
груди увядшие лимоны.

Твой потный мех, касаясь тела,
дразнил своим прикосновеньем,
и нервным тиком, обалдело,
передавалось возбужденье.

Я в дикой оргии во власти,
с безумной радостью, ликуя,
вкушал плоды животной страсти,
у Вельзевула их воруя.

Какой порыв, какая радость
во мне кипели и бурлили.
Я отгулял в чертогах ада,
зажав в руках, как знамя, вилы.

Дышал, смеясь, легко и вольно
в обнимку с бесовской душою.
На всех плевал я с колокольни
и всех пинал ногой босою.

Дразнил меня щемящий запах,
пьянил, как хмель, дыханьем смрада,
и я стерёг на задних лапах,
как Вельзевул, людское стадо.

                *  *  *

Воет ветер над сугробом,
снежный холмик обнимает.
Горько  плачет, словно гробик
с убиенным прижимает.
И кружат-кружат снежинки
над его склонённым телом.
И дрожат кустов косынки
цветом чёрным в поле белом.

                *  *  *

Печалью тронутые струны
мне сердце больно защемили…
Красавица, о как вы юны,
о как нежны и как вы милы.

Глаза большие неподвижны,
бледнее воска мрамор тела.
Вы в ночь предстали пред Всевышним,
душою хрупкой гордо, смело.

Угроз и слёз не устрашились,
невинность в грязь не окунули.
Душонке злой не покорились,
навечно крепким сном уснули.

И пыль столетий красотою
встряхнули с вечности мгновеньем.
Судите: разве жизнь не стоит
быть вечно юной в поколеньях?!

         В могиле

То не тучки в поле бродят
ночью тёмною, глубокой…
То не ветер колобродит
вслед за ними, одинокий…

То не звёзды под луною
заалели, замерцали…
Чьи-то плачи под землёю
заскулили, застонали.

От стенаний их всю душу
обожгло и защемило.
Жутко, страшно голос слушать
исходящий из могилы.

Ноги, руки, что из ваты,
непослушны, силы тают.
Боже! Жизнь в могиле чья-то
потихоньку угасает…

                *  *  *

Кто там стучится,
сон нарушая –
дома ль не спится
ночкою тёмной?
Кто суетится,
тяжко вздыхая?
Путник бездомный
или большая –
та,
кто всех помнит, –
беда лихая?

Плавно яснеют
тени в окошке…
Руки немеют,
тело, как камень…
Скребут мне кошки
душу когтями…
Мысль леденеет…
Кто-то за мною послан…
Успеет в тело вцепиться
мёртвою хваткой,
крови напиться,
вымотать нервы…

Снова мне снится
приторно сладкий
сон сто раз первый…
Странные лица…
Жутко до смерти…
Полночь…
Больница…

            *  *  *

Полусвет и полутени,
отражённые в окне,
ветку выбелив сирени,
мельтешили в полусне.

И духмяным ароматом
задышал смрадный ночлег,
а сирени каждый атом
запуржил, как в зиму снег.

Я глядел, не отрываясь,
в полудрёме на метель,
как в сирени зарываясь,
стала ввысь расти постель.

Сон ли, явь ли – безотрадно –
всё в сирени – видеть мне.
А она в окно обратно
запуржила в полутьме.

Утром, выглянув в окошко,
вздрогнул я: кусты – пусты,
лишь в моём саду дорожка
белоснежной красоты.

              Всадник в ночи

Кто-то скачет в ночи по тропинке лесной,
Гулкий цокот копыт тишину бередит.
Словно призрака тень, меж ветвей, предо мной…
Кто тот всадник? Куда он стрелою летит?

Подавив тяжкий вздох, на ветру ни слезы.
На распутье дорог – обнажённая грудь.
С искажённым лицом, вид ужасен вблизи…
Кто тот всадник? И как его люди зовут?

Нет папахи на нём, волос дыбом стоит
И двуострый кинжал в чуть дрожащей руке.
И поющей струной ветер встречный звенит…
Кто тот всадник? Откуда он мчит налегке?

Каплет рыжая кровь с обнажённой груди,
черна рана, как ночь, закипела пятном.
И на небе ночном луч тяжёлой звезды…
Кто тот всадник? Кто он? Что мы знаем о нём?

Вдруг мелькнул предо мной, словно молния, свет.
В отраженье его я увидел себя.
Словно вспышка во мгле, луч прорезал рассвет…
Этот всадник в ночи жизнь шальная моя!