Обжигающий холод зимы

Не забуду я ветер в руках, снег под курткой, искусственный лёд.
Лёгкий ход её белых коньков растворялся в стареющих снах.
И мы врали, что каждый не врёт, на катке, что был вроде бы нов
Провалились до центра земли. Невозможно. Нельзя. С головой.
Красной нитью запутав лицо, я заметил алевшее «ли»:
Показалась немного больной. И чуть еле живой. Сотни «что?!»,
Только смех мне в ответ.
Жар в груди этой самой продрогшей зимой, запах сделанных ею духов…
Всё сломалось. Живи/не живи.
Пронеслось по слогам: «Ты второй», развязалась шнуровка коньков.
Брызги крови на лезвии. Нож. По ключице и шее — на грудь
Тёмный след нашей яркой любви — плата за твою гордую ложь.
Я принёс её, впаянной в ртуть, улыбнись, распишись, получи.

Если честно, и сам позабыл, куда делась моя жар-зима.
Был ли ртутный заточенный нож? Или боль оставляла без крыл?
Но исчезла, пропала, сошла
      с рельс и канула в лето. Под дождь.

Я за ней босиком по снегу в чёрно-белом бледнеющем сне
Летней ночью стремился, бежал.

Поцелуи малиновых губ получал не от тех и не те,
Сам себе неумело солгав.
И пытался внутри задушить голос чей-то, до боли не мой.
Это был исключительный ад, невозможной судьбы суицид,


за пологом с белесой каймой, я пытался идти наугад.


Появись на наш собственный суд, прокричи: «Это были не мы
на полу в шкурах мёртвых волков».
И впусти мне по лезвию в грудь обжигающий холод зимы,
аромат самодельных духов.