Life as it goes Вера Полозкова English

Pile these days and tie them with a pretty ribbon
To untie once you’re old and life hits its “pm”,
Your best friend is feeding you pancakes with salmon
And he’s drinking wine with you until six am,
Acting out a macho and singing blues with heart.
Tonight Moscow is empty and moon is so full.
In fact I love my friends so much for how they start
A party, they’re a hooligan crowd that’s cool.
Yes I’m well educated, my coat is cashmere
But I’m jazzy too with a loud like thunder voice
And get drunk with them every time ’til the last beer.
What can I do? That is who I am – my choice!

My idol is back to his own Copenhagen
He is spiteful, with a new haircut and big eyes.
And you are listening here to Nina Hagen
And Diamanda Galas in the crowd of guys.
You are reading Joe Brodsky here and William Yeats.
This book is for the morning, this one – for the night.
You are hoping to get enlightment in plates
To eat. But so far it is that nothing ain’t right!
You’re staring into faces, thinking who to date,
With whom to mate – to dive head first into the night.

It would be nice to fall in love, head over feet,
Breathe out that dark anger that flows through your nostrils.
All you need is one desperate sweetheart, no fleet!
Wait! Also a hundred jokes and hundred awful
Bars. It’s off the hook, oh darn! Let’s rearrange.
It seems he is holding you tight in his warm hand –
The one who you fail to forget – So no revenge,
Or forgiveness, or “let me go” like a demand
Would do it – He’s sleek and smiling like for an ad.
He’s also in love with another who’s hotter.
He’s happily forgotten the fire at your end.
Right! For her it’s not Brodsky but Harry Potter.

You managed to fit in a five-year romance plan
This year. As if a young athlete loses her chance
Tripping a glance away from a new record. Damn!
You get up, a painkiller’s handed. Sweat dances
Down your sticky palms. Now you possess all the time
To measure your thought cage foot by foot like cattle,
Now scream and rush about and perhaps each new rhyme
Is of some help. Now sob aloud, talk and tattle
With those who believed on heads (not tails) lands the dime.

At the end you are only twenty one with fire
Burning hot with sparks in your open pounding chest,
And with loud jazzy foxtrot playing in your head.
God’s glad to observe you and fatherly admire
You and tease you lovingly, so He’d be saying
Witty remarks without a stop and jokes on end.
He’s given you both passion and also reason.
Hence overall He has seen a hell lot of shows.
Although there is a premiere every season
You’re still a no more than a little dog that chose
To bark and split at elephant of Mr. Beason.
Once you outgrow the image of a cute face doll,
Heeled and nimble flea – He’d finally enable,
He’ll take you by the hand or even better call
And will invite you to join the adults’ table.

Meanwile jump around like a jolly first grader –
Legs in dark purple bruises and clothes in brown dirt.
Run fast avoiding traps, tricks like with a radar.
Everyone learned but you still struggle on court.
So mature, read golden books, memorize all, tie
With ribbons. In each other guy you find delight.
Salvation’s to be found only in self. Don’t lie,
Don’t give in to useless doubts or painful smites.
Stop preaching to those lazy vegetable bums.
Do not open up or worse get attached to men
Or money, illusions or things. Repeat again!
So you remember and next time from self don’t run.

You’ll no longer live hurriedly or bumpy,
And you will realize that you have been deaf
And old shiny paint would peel off you, lumpy,
Like an old cover, now just colorful refs.
You’ll be able to warm orphans and the weak.
And instead of your regular pop verses
One day a street musician poor, sore and sick
Would sing a song written to your verse.

2006

Перевяжи эти дни тесемкой,
вскрой, когда сделаешься стара:
Калашник кормит блинами с семгой
и пьет с тобой до шести утра;
играет в мачо, горланит блюзы –
Москва пустынна, луна полна
(я всех их, собственно, и люблю за
то, что все как один шпана:
пусть образованна первоклассно
и кашемировое пальто, –
но приджазованна, громогласна
и надирается как никто).

Кумир вернулся в свой Копенгаген,
ехиден, стрижен и большеглаз;
а ты тут слушаешь Нину Хаген
и Диаманду еще Галас,
читаешь Бродского, Йейтса, Йитса,
днем эта книга, на вечер – та,
и все надеешься просветлиться,
да не выходит же ни черта –
все смотришь в лица, в кого б залиться,
сорваться, голову очертя.

Влюбиться – выдохнуть как-то злобу,
что прет ноздрями, как у быка:
одну отчаянную зазнобу –
сто шуток, двадцать три кабака, –
с крючка сорвали на днях; похоже,
что крепко держат уже в горсти;
а тот, кого ты забыть не можешь,
ни «мсти», ни «выпусти», ни «прости» –
живет, улыбчив, холен, рекламен
и любит ту, что погорячей;
благополучно забыв про пламень
островитянских твоих очей.

Ты, в общем, целую пятилетку
романов втиснула в этот год:
так молодую легкоатлетку
швыряет наземь в секунде от
рекорда; встанешь, дадут таблетку,
с ладоней смоешь холодный пот;
теперь вот меряй шагами клетку
своих раздумий, как крупный скот,
мечись и громко реви в жилетку
тому, кто верил в иной исход.

Да впрочем, что тебе: лет-то двадцать,
в груди пожар, в голове фокстрот;
Бог рад отечески издеваться,
раз уж ты ждешь от Него острот;
Он дал и страсти тебе, и мозга,
и, в целом, зрелищ огреб сполна;
пока, однако, ты только моська,
что заливается на Слона;
когда ты станешь не просто куклой,
такой, подкованной прыткой вшой –
тебя Он стащит с ладони смуглой
и пообщается, как с большой.

Пока же прыгай, как первогодок,
вся в черноземе и синяках:
беги ловушек, сетей, разводок;
все научились, ты всё никак;
взрослей, читай золотые книжки,
запоминай все, вяжи тесьмой;
отрада – в каждом втором мальчишке,
спасенье – только в тебе самой;
не верь сомнениям беспричинным;
брось проповедовать овощам;
и не привязывайся к мужчинам,
деньгам, иллюзиям и вещам.

Ты перестанешь жить спешно, тряско,
поймешь, насколько была глуха;
с тебя облезет вся эта краска,
обложка, пестрая шелуха;
ты сможешь сирых согреть и слабых;
и, вместо модненькой чепухи –
Когда-нибудь в подворотне лабух
споет романс на твои стихи.

(C) Vera Polozkova
Translated by Olga Tsvetkova
Illustrated with watercolor and ink by Olga Tsvetkova