Наивная

Я удивляюсь: смотрит так,
что словно бы живёт в мечтах:
как будто мир у её ног,
на голове златой венок
царицы славы, всех язык.
И всяк на царственный призыв
спешит с поклоном, дань несёт,
хвалебных од уже не в счёт, -
всё на красы её алтарь
ложится. И любая тварь,
будь то зверь дикий или скот
ей службу верную несёт.
Но то иллюзия, лишь сон,
что мир в неё одну влюблён!
Ведь я соперничаю с ним,
чтоб ею быть одной любим!
Ну, мир держись! Перчатку я
тебе бросаю! Падкую
на славословие его,
её избавлю от него!
Что предложу я ей взамен –
лишь вдохновенье! У Камен
черпаю я его, и в дар
ей поднесу! Какой удар!
Какой конфуз тогда мир ждёт!
Пускай рассудит, изберёт
она достойного из нас,
и молча, выслушав указ
царицы славы, примем мы
его как заповедь. В умы,
мой и мирской, тогда сойдёт,
чем же она нас так берёт!
Конечно, мир был наперёд
у ног её. И он не врёт,
что, соблазнён её красой,
он, малый бойкий и баской,
её к себе расположил:
улыбкой голову кружил,
лучами солнца ослеплял,
игрою радуг впечатлял,
небесной музыкой бодрил,
и сонм счастливых дней дарил!
Ну как от мира мне сокрыть
её?  Искусы как избыть?
И всё ж в наивности такой,
что проиграю, что баской
и ражий мир её удел,
не пребывать ей долго. Стрел
разящих хватит у меня,
чтоб мир убрать. Тогда, кляня
нас, раны чтобы зализать,
мир уползёт. Тогда сказать,
что победил, я поспешу
я к ней, в объятьях задушу!
Поймет: лишь я у её ног!
И свергнут прежний её бог!
Коль проиграю, уползу
я сам. Возьму, сорву лозу,
полью на раны терпкий сок,
и опьянею. Дайте срок:
пока я буду в забытьи,
все беды старые мои
уйдут. И вновь воспряну я,
и биться с миром стану я.
К любви последней я черте
приду со щитом иль на щите!