Мастерство поддержанья пауз Вера Полозкова English

So we matured, mama, but, it feels that we are still ever-lasting and it seems,
That time smoothes, levels out our movements but it sharpens our faces and our whims
We’re no longer gun powder and honey, but stone paving as in Europe we’ve seen

Beautiful children, mama so you know, already have new beautiful children.
We like taking pictures of them in favorable light under shady linden
Life’s smarter than the living, that’s clear after one third of the way to the pilgrim.

All that scared me in childhood is now like a fat guy with ukulele absurd,
Even indicators of future decay are clear and law-governed, not blurred
It’s scary not to die young, mama, but, you see, it tourns out I’m not that rare bird.

I am now everything in one – Jackie Chan and Santa Claus,
My occupation is nothing, mama, but structuring chaos.
All I’m developing, mama, is the skill of holding a pause.

I am no zero mark anymore, no young ovary, no cheeky nestling
It’s “young ovaries” now that stare at me with jealousy as if I am king.
In simple people I give rise to hatred, to complicated jealousy clings.

What about happiness, mama? It is all result of seductives or toxins.
For me it is this feeling I get at night in a taxi quite often, it seems,
When crossing forty second and tenth street, direction from Kabatas to Taksim.
It’s rare that mortality and replaceability is felt to this extreme.

Sometimes I feel as a commander in exile, as weed among grass family found.
In a world where face is all that matters, all that interestes me is the inside out.
Drummers of existence are playing with sticks, waiting for a sign – for someone to shout.

Nope, love could not have saved me from this state – in fact it didn’t, it stalled.
I won tons of beauty here hence it’s natural that I’m fused, come on!
But I’ll sit on your lap, empty to glorify it century long.

2012

кажется, мы выросли, мама, но не прекращаем длиться.
время сглаживает движения, но заостряет лица.
больше мы не порох и мёд, мы брусчатка, дерево и корица.

у красивых детей, что ты знала, мама, – новые красивые дети.
мы их любим фотографировать в нужном свете.
жизнь умнее живущего, вот что ясно по истечении первой трети.

всё, чего я боялся в детстве, теперь нелепее толстяков с укулеле.
даже признаки будущего распада закономерны, на самом деле.
очень страшно не умереть молодым, мама, но как видишь, мы это преодолели.

я один себе джеки чан теперь и один себе санта-клаус.
всё мое занятие – структурировать мрак и хаос.
всё, чему я учусь, мама – мастерство поддержанья пауз.

я не нулевая отметка больше, не дерзкий птенчик, не молодая завязь.
молодая завязь глядит на меня, раззявясь.
у простых, как положено, я вызываю ненависть, сложных – зависть.

что касается женщин, мама, здесь всё от триера до кар-вая:
всякий раз, когда в дом ко мне заявляется броская, деловая, передовая,
мы рыдаем в обнимку голыми, содрогаясь и подвывая.

что до счастья, мама, – оно результат воздействия седатива или токсина.
для меня это чувство, с которым едешь в ночном такси на
пересечение сорок второй с десятой, от кабаташа и до таксима.
редко где еще твоя смертность и заменяемость обнажают себя так сильно.

иногда я кажусь себе полководцем в ссылке, иногда сорным семенем среди злака.
в мире правящей лицевой всё, что занимает меня – изнанка.
барабанщики бытия крутят палочки в воздухе надо мной, ожидая чьего-то знака.

нет, любовь твоя не могла бы спасти меня от чего-либо – не спасла ведь.
на мою долю выпало столько тонн красоты, что должно было так расплавить.
но теперь я сяду к тебе пустой и весь век ее стану славить.