Марсианке

ну, здравствуй, моя златоглазая,
пишу как обычно, коряво и нервно.
сколько тебя уже приручили, рассказывай,
и кто тебя выдумал - Бог или Брэдбери?
у меня все то же: город хронически болен бытом и пылью,
обыденность, словно люди никогда не любили...
а я помню:твои волосы пахнут полынью -
ничего забывать не устану несмотря на перроны да мили.
и стук поездов слышу:причалы четырех станций.
мне бы на каждой четвертой остаться,
чтобы никогда больше не становиться скиталицей
и спать, как ты, по ночам,
а не писать стихи холодными пальцами -
и, знаешь, все эти чувствительно-жалкие письма отрицает,
клеймя, самый главный почтамт.
верю, что ты меня вылечишь, выстрадая,
маленького, безбожного да расхристанного,
корчащегося палача.

а тем временем птицами низкими, быстрыми,
летят электрички по мотивам эфиров.
разреши мне оставить все формальности, выписки,
сжечь свою тесную клетку-квартиру,
заодно и ком мыслей в горле, напоминающий скучную зиму в столице.


вагоны, пропахшие никотином,
уносили твое имя на стеклах, что я выводила каждой рукой.
греться под солнцем бы, двумя, карими.
холодно. выдохни. я возвращаюсь домой.