Налётчик

Носил всегда с собой я две волыны,
Чуть что, через карман  в упор стрелял.
Двадцатый год – шалманы и малины,
Не раз наган –  друг верный  выручал.

Менялась часто власть в Одессе-маме,
И каждый раз был шухер со стрельбой.
При  власти я любой сорил деньгами,
Налётчика  кормил всегда разбой.

Бомбил бывало  сейфы, магазины.
Бобров я ночью  ставил на гоп-стоп.
Скучать без дела не было причины,
Под пули  подставлял  частенько лоб.

Я пережил: царя, зелёных, белых,
Но вот пришла в Одессу ГубЧека:
Облавы, шмоны – к стенке всех несмелых,
И жизнь дешевле стала медяка.

Волною смыло всех господ с причала:
В Париж, Стамбул, короче  за бугор.
Бомбить  кого? Всё начинай сначала,
Куда не глянешь – всюду перебор.

Подъехали мы на пролётке к банку,
Обчистили его средь  бела дня.
За нами  мусора  и все в кожанках,
Но вывел нас Господь из-под огня.

Легли на дно, пока утихнет кипеш,
Но хлеб не зря свой ела ГубЧека.
Внедрили суку,  близился  наш  финиш,
Наган ласкала потная рука.

Нас как волков  флажками обложили,
Осталось лишь захлопнуть западню.
Малину нашу ночью окружили,
Попались глупо, так себя казню.

Носил всегда с собой я две волыны.
Шмальнул с обоих в чёрный силуэт.
Испортили  в ЧеКа мне именины,
И дали мне в один конец билет.

Их было много, навалились кучей,
Связали руки, били от души.
Но оказался очень я живучий,
Хоть и они все были крепыши.

Мне не помог в тот раз наган мой верный,
Ревтрибунал мне вынес приговор.
Он не оставил шанс даже мизерный:
Зелёнкой лоб и на тюремный двор.
22 июня 2015 г Борис Беленцов