В самый жаркий день лета

В самый жаркий и солнечный самый денек, в середине июля примерно где-то,
Все от зноя когда замирает, стихает как в лютый мороз до анабиоза,
Одуревший от жажды наверное, овод в компании с кланом осиным лето
Шумно празднует, нудным жужжаньем своим оживляя сухой раскаленный воздух.

Как тяжелые бомбардировщики на дозаправку слетаются дружным роем,
Выпускают шасси, то бишь лапы спускаются вниз, предвкушая момент посадки
На края то ли залитых солнцем в воде, то ли влагой лучистой, стоящих строем
Ведер, чайников старых, корытец, прогретых насквозь - водопой будет славным! Сладким...

И на низких частотах, и тонко звеня, рой кружится весь день у садовых кранов,
А вокруг всех оттенков цветы, огородная зелень с плодами на лозах, ветках...
Жарко. Полдень. Сиеста. Покуда все спят, отправляюсь на поиск иконки ветхой
В старый пыльный чулан, параллельный мой мир, притягательно-жуткий и многогранный.

Есть в чулане подвал, там шайтаны живут и таскают к себе непослушных деток.
На вопрос "для чего?" не сумела ответить мне бабушка, даже прабабка Таня.
Ей уже сто четыре годочка (а мне только пять), но она до сих пор не знает.
Докопаюсь до правды сама и отрою иконку, забытую в хламе где-то.

Ой непросто шагнуть от палящего солнышка в сумрачный мир тишины глубокой,
Наугад пробираться, наощупь искать утаенное нечто по чьей-то воле!
Приближаюсь в раскопках к подвалу, потом вылетаю наружу в мгновенье ока,
Солнце гладит макушку, смеется в глаза - испугалась? То мышки шуршат, не боле.

Правда? Мышки? Зажмурюсь от тихого счастья, а сверху победно бликует лето.
Размыкая ресницы чуть-чуть, пропускаю фотонов потоки в сетчатку глаза.
Чешуей золотистой на солнечных рыбках блестит и звенит золотой монетой
Каждый блик (он же миг, он же день или год, возвращенный по памяти весь и сразу).

Впереди этот знойный денек, будет солнце томиться в червоном своем зените,
Я прикрою неплотно глаза - пусть сочится сиропом оранжевым в сеть ресничек!
Так немного и нужно бывало для счастья - пучок золотисто-горячих нитей,
Пришивающих небо к земле, совместить человечью стихию с природой птичьей.