Часть 2 - Бамако

   



Голубой богомол Хорхе Пуэбло Бамако в Мали отродясь не бывал.

Ни отец, ни дед его в Мали не бывали. Думали на прадеда, но и тот открещивался, уцелевшей клешнёй яростно осеняя себя знамением и беззвучно шамкая вставной голубой челюстью. В доказательство с антресолей был снят пыльный фотоальбом в потёртом выцветшем бархате, тоже некогда голубом. И что? И да! Ни одной фотографии прадеда в Мали!

И тем не менее, кличка "Бамако" банным листом пристала к Хорхе.

Всё бы ничего, но когда новости запестрели сводками о малийских сепаратистах-туарегах, цикада Леонора первая перестала здороваться с Хорхе Пуэбло, хоть он по-прежнему, по старой соседской привычке, ломко складывался в казавшемся ему галантном поклоне.
"Тьфу, колченогий! - думала Леонора, забыв о том, что цикады думают вслух, - перочинный ножик и то уклюжей!" Хорхе обижался, но вида не подавал, поклоны исправно отвешивал.

Вслед за подозрительной Леонорой перестали отвечать на "богомоловы" приветствия комариха Вилька-Шпилька и её одноклассница мокрица Мокриэль Унылокрылая. Даже тля Тоська-Тлях, уж на что у тли незлобив нрав и коротка память, завидя голубого Бамако, суетливо переползала на другую сторону травинки.

В голову голубого Хорхе одна за другой стали наведываться странные мысли: "Я - изгой. Или нет, лучше так: я - ИНОЙ! Я не такой, как все... Но кто они, эти все? Насекомыши поганые, хитин да пектин, ни манер тебе, ни образования, мразь членистоногая!"

При слове "членистоногая" Хорхе даже заулыбался, вспомнив вчерашнее...(Извините, это вклин из другой сказки).

"...Да, я - не такой, как все! И я..." В тот же миг из летних, сгущающих запах сирени сумерек в окно что-то впорхнуло и, едва коснувшись пола, закатилось под диван. Хорхе автоматически щёлкнул челюстью - мимо!

"Хехх, перочинный нож, говоришшшь..." - закряхтел богомол, согнул одно за другим колена и медленно пополз под рассохшийся диван.