1001 ночь Шахерезетдинова

                1001 НОЧЬ ШАХЕРЕЗЕТДИНОВА

Памяти прадеда Василия Каширина, сгинувшего на полях Первой Мировой,
и памяти жертв сталинских репрессий посвящается.

(По мотивам произведений Д. Дефо, А. Солженицына, В. Шаламова и т.д.)

                ПРОЛОГ

                1

Зима тридцать седьмого года,
Далёкий Сусуман, барак –
Приют трёхсот «врагов народа».
Для нас Архипелаг Гулаг –
Не бред, не вымысел, не сказка –
Суровый край, почти Аляска,
Где, замерзая на лету,
Срывались птицы в пустоту,
Где трескался гранит, а люди –
Толпа голодных и рабов –
Ложились в землю без гробов.
Покойники уже, по сути
Покорно шли с утра в забой,
Как воины в последний бой.

                2

Да, много было разной твари –
Воры в законе. Суд их скор,
Но этот щупленький татарин –
Его я помню до сих пор.
Под ту же угодил он лапу,
Был к нам доставлен по этапу,
И покорил весь Сусуман*,
Поскольку «тиснуть» мог роман.
Рассказчик был, каких не много,
Он сразу понял суть игры –
Скучали по ночам воры,
Да и конца не видно срока,
Хоть от звонка и до звонка
Никто не доживал пока.

                3

В цене такие были люди,
А сам он говорил, что он
Ворам втирать культуру будет,
И время, что у всех на сон
Обычно тратилось короткий,
На верхних нарах, где в серёдке
Обычно некто Сеня спал,
Марат рассказы и читал.
По памяти читал, конечно,
А память у него была,
Такая, что про все дела
Забудешь сразу и поспешно
(Мы слышали и с нижних нар)
Ручаюсь – это редкий дар!

                4

Читал в стихах, читал и в прозе.
И грусть в речах была и смех…
На полном вам скажу серьёзе,
Что он большой имел успех.
Всего не помню я, но это
Не так уж важно для поэта,
А он им, в сущности, и был.
Воров тех след уже простыл,
Но вот носителя культуры,
Которую он в массы нёс,
Пожалуй, не забыть. До слёз.
Кайло пробьёт литературы
Воспоминаний толстый лёд,
Ну, а вода сама уйдёт.

                5

Ценились длинные романы.
Чтоб с продолжением, и вот,
Представьте: за стеной бураны,
Пурга стенает и поёт;
В бараке – холод. Те, что с краю,
Бывает, насмерть замерзают;
В углу жестоко «суку»* бьют,
И скоро тот найдёт приют,
Нет, не в могиле – в общей яме.
Бульдозером столкнут камней
На тех, кто был живых живей,
Ну, а Марат, как на экране
Рассказ свой, начатый вчера,
Воспроизводит на «ура».

                6

Конечно же, его рассказы
Тогда я записать не мог.
Луна – свидетель одноглазый,
Да кто ещё? Пусть даже бог,
Пытался я запомнить. Кстати,
С привязкою к конкретной дате,
И как по полочкам, в уме,
Расставить всё придётся мне,
Чтоб вспомнить мелкие детали,
А если где-то и совру,
То ложь тогда и ко двору,
Когда вы сказку не читали.
А впрочем, это всё равно –
Занятным было бы кино.

                7

Cейчас, конечно же, все сразу
Рассядутся, и будут ждать,
Когда я перейду к рассказу…
Об этом ли сейчас мечтать!
Об этом ли сейчас забота?
Дай бог, чтоб любопытный кто-то,
Один! Не говорю о двух,
Решил бы свой потешить слух –
Марат ведь не Шахерезада*,
Хоть много сказок у него,
И 1001 всего
Промчалась ночь, в преддверье ада,
И на его ступенях мы.
Я помню голос тот из тьмы…


НОЧЬ 1

В которую Марат начинает свой рассказ,
а зэк  с нижних нар предаётся воспоминаниям

                1

«Сказать вам, что люблю я море?
Так лучше просто промолчать.
Бывало, чаек на просторе
Я мог часами наблюдать.
Как я завидовал матросам!
- Не время предаваться грёзам, -
Твердил мне старый мой отец, -
За ум бы взялся, наконец!
Пора тебе, пора на службу!
Представь же: Королевский суд,
Почёт и деньги за свой труд,
Да и со мной не стоит дружбу
Терять, скитаясь по морям.
О, да! Я знаю – ты упрям…

                2

В глазах его блеснули слёзы,-
- О матери подумал бы!
Всё бросить, и уйти в матросы!
Другой достоин ты судьбы,
Ведь я добра тебе желаю.
Что мне сказать! Я это знаю.
Мне стало жалко старика –
Решил повременить пока,
В родительском остаться доме,
Но только закрывал глаза,
Как снова снились паруса!
Мир так заманчив и огромен,
И так не долог жизни срок,
Что я предать мечту не мог.

                3

Мать сильно рассердилась тоже,
Когда я попросил её
Сказать отцу – он должен, всё же
Понять стремление моё.
- Пусть он отпустит добровольно.
- И слышать не хочу! Довольно!
Он не чужой в судьбе твоей.
Забудь, пожалуйста, скорей
О странах дальних и о море.
Всё это детские мечты!
Когда же повзрослеешь ты?
А взрослым стать пришлось мне вскоре –
Я так спешил увидеть свет!
Мне было восемнадцать лет.

                4

Да, это был дурной поступок.
Мой друг почти морской был волк –
Позвав меня в одну из шлюпок,
Попасть на судно мне помог.
Ни слова ни отцу, ни маме!
Хорош я был? Судите сами.
Мы плыли в Лондон. – Слушай, Боб, -
Сказал мне друг, - развлечься чтоб,
Пойдём-ка выпьем пунш, по чаше.
За пуншем в ход пошёл и грог,
Мы напились, и как итог,
Трясло ужасно судно  наше.
И даже лёжа на спине,
Я чувствовал, что плохо мне,

                5

И лезли пунш и грог наружу.
Я слышал грохот. Это шторм
Пытался вывернуть мне душу.
Сгустились тучи, грянул гром.
Матросы лезли вверх – на реи.
- Убрать все паруса скорее!
На море, помню до сих пор,
Как будто встали гребни гор.
Осталось, разве что, молиться –
Вокруг лишь чёрная вода!
О, боже! Больше никогда!
Домой бы снова возвратиться!
Залили волны весь мой пыл…
Каким я, всё же, дурнем был!»

                6

- А мне бы хоть бутылку водки, -
Заметил кто-то наверху, -
И маленький кусок селёдки,
И телогрейку на меху…
- Мечтай! Кайло* тебе в печёнку!
- Ещё бы под бочок девчонку…
-А лучше две и до утра!
- Враги народа! Спать пора!
- Да нет! Пусть дальше продолжает –
Так складно ведь, собака, врёт.
- Какой хоть это век ли, год?
И где посудину болтает?
- Да, в Лондоне предъявят счёт!
- А век семнадцатый ещё.

                7

Слез Сеня с нар, сходил к параше:
- Ну, что, ври дальше, стихоплёт,
Мне стало интересно даже,
Куда Боб этот приплывёт,
Когда вокруг ни грамма суши.
- А ну, замрите, рыбьи души!
И вор толкнул Марата в бок:
- Какой тебе хоть дали срок?
- По пятьдесят восьмой* – червонец...
- Я что-то не пойму никак:
Так ты народу злейший враг?
Был до тебя один эстонец,
Запомнил я его акцент.
Таких, как ты – один процент.

                8

- Я слушаю… Вы! Тише, твари!
Марат откашлялся: - Ну, вот, -
Не стал смотреть он в эти хари;
Он этот мир перевернёт!
Здесь, в этом сумрачном бараке,
Он ясно видел луч во мраке,
И был готов, как Робинзон
Бороться. Да, со всех сторон
Здесь мрак и смерть, ворьё, но всё же,
Куда б его не занесло,
Он выживет смертям назло,
Пусть хоть с ладоней слезет кожа,
Хоть со всего, одним пластом,
Но он увидит отчий дом!

                9

«- Как чувствуешь себя, приятель?
(Марат продолжил свой рассказ)
А я, как мог, крепился, кстати,
И думал, что на этот раз,
Коль выживу, то свечку богу
Поставлю точно. Понемногу
Я начал приходить в себя,
И думал, что конечно зря
Решился я на подвиг этот,
Раз этот «лёгкий ветерок»
( Назвать так шквал лишь друг мой мог)
Меня свалил. Я слышал где-то
Какой-то треск и свист в снастях,
И душу всю наполнил страх.

                10

Я думал, что сейчас всё судно
Так и развалится по швам.
Надежда теплилась подспудно,
Но я не пожелаю вам,
И никому такой болтанки,
Но ветер стих, пробили склянки*,
И друг тогда меня поддел,
Что я, мол, чудом уцелел.
Через неделю – Ярмут – город,
Где мы стояли восемь дней.
Они все в памяти моей,
Но снова холодок за ворот
Пробрался – шторм начался вновь.
Как вспомню – в жилах стынет кровь.

                11

И тут уж мысль, что мы пропали,
Озвучил старый капитан,
Сказав, что мы напрасно ждали,
И что ни компас ни секстан*
Уже нам точно не помогут,
И не придём мы в Лондон к сроку.
Сказал, что жаль, но, может быть,
Придётся мачты все срубить.
Ворвался боцман: - Крысы в трюме
Забегали! Вода! Вода!
Вода – и счастье и беда!
Тут некогда в глубокой думе
Сидеть и слепо ждать чудес.
Вода и снизу и с небес!

                12

У помпы* было даже жарко.
О! Это был тяжёлый труд!
Матросы в шторм не ждут подарка,
Они его берут! Берут!
Подарок – жизнь, а это значит,
Всю ночь у помпы – не задача.
Трудился каждый, словно раб,
Однако, я был очень слаб,
И ужас осложнял всё дело.
Казалось, что всё это зря –
Во цвете лет погибну я!
Вода всё выше, можно смело
Сказать, что все во власти тьмы
К утру погибнем в трюме мы».

                13

Ведь это слышал я когда-то!
Тогда я был ещё мальцом,
От смерти дальше были даты,
Читали вместе мы с отцом,
Когда он приходил с работы.
Тогда, оставив все заботы,
Ложились вместе мы на пол
Под наш большой дубовый стол.
Он мне читал, я жадно слушал,
Бывало, что по два часа
Про корабли и паруса,
И как вдали возникла суша…
Да, да! Я вспомнил, это он –
Герой из детства – Робинзон!*

                14

Уже рассвет верхушки сосен
Окрасил в золотистый цвет…
Не в меру был во сне серьёзен
Лежащий рядышком сосед…
Не старый был ещё, но пара
Не видно изо рта, и нары
Теперь ему и ни к чему.
А сколько было лет ему?
Хотя, теперь уже не важно.
Он слепо верил, как на грех,
Что нас спасут, конечно, всех…
Как Робинзона. И протяжно,
Как будто бы за упокой
Метель завыла за стеной.

ПРИМЕЧАНИЯ:
*Архипелаг Гулаг - так названа А.Солженицыным сеть сталинских исправительно-трудовых лагерей, и его книга, посвящённая жертвам репрессий.
*Сусуман – посёлок в Магаданской области.
* «сукой» воры называли тех, кто преступал воровские законы.
*Шахерезада – героиня арабских сказок, рассказывала сказки своему повелителю.
*кайло – рабочий инструмент каторжника.
* по 58 статье осуждались так называемые «враги народа», часто по ложному обвинению и сфабрикованному делу.
* «пробили склянки» - на судне время отмечалось ударом в специальный колокол – рынду.
*Компас и секстан – приборы для определения местонахождения судна, и направления движения.
*помпа – насос для откачки воды из трюма -  нижнего помещения судна.
*Робинзон – герой знаменитого романа Д. Дефо «Робинзон Крузо»

ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.stihi.ru/2015/06/10/4544