Детские страхи...

Когда на днях придёт последний день,
не дрогнет ли душа за диафрагмой,
а опьяненье фразой и синтагмой
растает, не отбрасывая тень.

Тенет стена и по костям кистень,
исчерпано претензией жеманство,
анамнез – чванство, а эпикриз – пьянство,
прогноз – цирроз, таящийся в кисте.

Синюшность пятен, слабые места,
тревожные площадки репетиций,
застали за подачею петиций
скопленье тромбов, совесть не чиста

в ком, жалок тот, и, сжавшийся в комок,
робеет в темноте при рези рампы,
игла во мгле угла плодит эстампы,
из тренья лампы ладит под шумок

наверный враг коварное шагов,
ох, безымянность низости страшнее
и мерзости, созревшее в квашне я
готов предать подателю рогов

и сапогов, ботфорты, шпоры, лесть
армейской выделки, галун, аплодисменты,
в цивильном обороте позументы
и мишура; золоторотцев шесть

и шестью шесть, шипы шипят про часть,
нахально объявившейся благою,
я пользуюсь соседкиной ногою
под сон, шумок и замуж не напасть;

пусть шасть, мечась, освоил терренкур
и, гористость дозируя таблицей,
у кистепёрых вычленяет лица
и quantum satis пестропёрых кур.

Как будто снова детство и двойник,
влачившийся сквозь морок засыпанья,
скребётся в дверь, за ней ревёт Испания;
“Oh, toro mighty!”, первый ученик,

а сны, как у сквозного босяка,
отец – мясник, мамахен зычно рыбу
торгует, галеон стремит к Магрибу
чужая воля, книга иссяка-

ет что ни день, читаю как бегу,
но мысленно, без спазмов и усилий,
смешенье Гарта, Твена и Кассиля,
воистину токсичное рагу,

но на ни на последнем берегу
издателя под дулом не спросили,
в каком дупле скроили и сносили
для игуан либретто: “Nicht гу-гу”.

Отдай агар зефиру, а врагу
подсунь пектин, молекул каррагена
изрядно, игры с игом Диогена
проиграны, свободен он, в кругу,

где каппа, йота, лямбда, яд, оброк,
порок коробок, квотистость пакетов,
брикеты льнут к ребристости аскетов,
а в сотах свет, фотонный ветерок...


Soundtrack: The Beatles, David Lanz, Here Comes The Sun.