33. Редон. Грустный шут

ИЗ СБОРНИКА "РАССУЖДЕНИЯ О ЖИВОПИСИ".


            ГЛАВА - 33. РЕДОН. "ГРУСТНЫЙ ШУТ".


            В действительности это произведение названо словом, которое переводится на русский язык как "Сумасшествие" или, может быть, лучше - "Безумие". Но я просто не могу удержаться, чтобы не назвать его иначе, так, как мне хочется. Смысл этой картины я понимаю именно так, - "Грустный шут".

     Одно из главных направлений искусства конца 19-го века, - символизм, - выражено здесь очень сильно и наглядно.


            Произведения символизма таковы, что как-то поносить их нехорошими словами просто не поворачивается язык. Как бы мы ни вскрывали их недостатки, они всё равно притягивают внимание и влекут. Почему?

     Потому, что (как мы все знаем) символ - это одно из сильных средств создания художественного поэтического образа. Всякая вещь, построенная на умело поданных ассоциативных символах, производит впечатление очень большой образности, порождает длинные и глубокие цепи чувств.

     Один художник сказал: "Живопись символизма - это не живопись, а поэзия. Но средствами живописи." В общем-то, верно. Только для точности надо добавить, что поэзия не всякая. Поэзия может строиться по изобразительному и по ассоциативному методу. ("Под голубыми небесами великолепными коврами, блестя на солнце, снег лежит..." - это изобразительная поэзия. "В минуты музыки печальной не говорите ни о чём..." [Рубцов] - это поэзия ассоциативная.) Так вот, символизм в живописи может быть сравнён с очень сложной ассоциативной поэзией.

     Для того, чтобы работать этим методом, нужно иметь фантазию, талант изобретательства. Вот почему авторы, развившие в себе это умение, всегда возбуждают интерес зрителя. Их произведения, даже ущербные в идейном отношении, пробуждают воображение, заражают желанием творить. По этой причине искусство символизма особенно притягательно для молодых авторов, - им хочется немедленно подражать именно такому творчеству.


            Не хочу здесь много рассуждать, - оставим это для следующей главы. Но очень хочу, в связи с притягательностью символизма, сказать, что всё-таки крайне важно не гипнотизироваться символизмом, а уметь строго отделять в произведении завораживающую форму от характера темы. Хочу привести сравнение, которое, может быть, выглядит каким-то "детским", но зато ясно показывает, что я имею в виду.

     Представьте фашиста, одетого в исключительно привлекательный мундир. Мундир нам понравится, но мы же сумеем отделить одно от другого. Так и здесь.


            Дело в том, что за большим всплеском символизма в конце 19-го века стояла не положительная, а отрицательная причина. Уже говорилось, что сам по себе символ, конечно, применим и даже очень применим в искусстве, но чем объяснить такое чересчур повышенное, такое очень уж массовое устремление к нему в то время?

     (Я немного отвлекусь и напомню вам, в связи с этим, известную политическую истину: если в обществе возникает какое-то повальное поветрие, то можно безошибочно считать, что за этим стоит какой-то интерес правящего класса. Ещё раз извиняюсь за отвлечение от темы, но посмотрите на колоссальный всплеск русского национализма в сегодняшней России. Вы думаете, что это вы сами? Ну-ну...)

     Ответ мы найдём, если присмотримся не к форме, а к теме большинства таких произведений. Символ-то символ, но символ чего?

     В большинстве произведений европейского символизма того времени образные изобретения были символами неких мистических, таинственных сил, которые, будто бы, невидимо правят нашим миром. Ассоциативное искусство - это прекрасно, но если эта ассоциативность ведёт в выдуманную мифическую потусторонность и открыто противопоставляет себя реальности, то спрашивается: а не оказывается ли здесь суммарный вред больше суммарной пользы, не превосходит ли вред от идейной дезориентации ту пользу, которую даёт интересная поэтическая форма?

     "Это блюдо, - писал один восторженный критик тех лет, - для людей с утончённым вкусом, для мечтателей, для тех, кому уже недостаточно реальных вещей и поэтому они ищут чего-то более терпкого и острого, щекочущего нервы и пробуждающего чувства."

     Сводить искусство на роль простого "щекотальщика нервов" - разве это правильно?