День второй

***

Рыли на трех островах, клад не нашли.
Каждую ночь всплывали парусные корабли.
Выпадал из их челюстей за гвоздем гвоздь.
Лютин Колокол пробивал мертвые уши насквозь.
И вот второй день я брожу-брожу
к столовой, к дальнему гаражу,
по акватории крепостной,
брожу до сонной библиотеки,
где книги старые и калеки
шуршат страницами, как листвой.
День второй неизвестной жизни.
День второй.


***

Судя по письмам, ты провела это лето отчаянно, впопыхах,
не нуждаясь ни в идолах, ни в скарабеях.
А я болтался по маленьким морским музеям
на жарких греческих островах
в окружении каракатиц, вина и мидий.
Ничего не запомнил кроме диплома помощника капитана,
выданного Ставросу Эфримиди.


***

Приснился желтый лафет до неба.
Приснилась пушка размером с поле
и песня старая без припева
о чьей-то доле.

Сон протекал на Десне иль Истре,
сон был извилист и неспокоен,
стояли люди по двое-трое
и ждали выстрел.

***

Утро с часов пяти листаем,
слышим церковные песнопения.
И совершенно недосягаем
полдень для сонных детей греха.
Туман из иголок сосны и мха
нас держит в замкнутом помещении.


Lyre and Byre

в коровнике лира звучит виртуозно
молочным поет голоском а покуда
сближается взгляд мой с ночным паровозом
с прожектором мчащимся в область откуда
сквозь памяти чьей-то провалы-пробелы
я спасся отстреливаясь из револьвера
когда окажусь я в коровьих пещерах
в дымах торфяных в ароматах навоза
прожекторы этого паровоза
слепить меня будут звать снова на дело.