7 - Дядя Вася

Дверь распахнулась, и в комнату для допросов милиционеры вволокли небритого мужичка в кирзовых сапогах, трусах и майке.

- Вот, товарищ следователь! – отрапортовал один из них.

Задержанный дернулся, попытался вырваться из захвата, а когда не получилось, обматюкал милиционеров и зыркнув на меня.

Так вот ты какой «Дядя Вася» - знаменитый по тюрьмам вор... Надо ж было случиться, чтобы одним из первых моих дел на Сахалине после окончания юридического факультета МГУ стало его дело…

Я посмотрел на милиционеров и спросил, будто не знал.

– Кто это?!

Дежурный, поняв меня, принял игру.

- Перетокин Василий Петрович. Статья 103*. Убийство. Четырежды судим.

Я перевел взгляд на задержанного.

- А почему он в таком виде?

- Отказался одеваться. Скрутили и приволокли сюда так, - ответил дежурный.

Мужичок бросил на меня наглый взгляд и осклабился: начинал поединок – кто кого.

- А Вы зачем здесь?! – спокойно спросил я дежурного. – Ему угождать?! Или порядок наводить среди таких?!

- Так-э… - начал было оправдываться тот.

- Не «так-э»… - перебил я его. - Пять минут на приведение чуда в порядок! Взгреть, умыть, одеть! И разъяснить, будет бузить – начну бузить я! Со всеми вытекающими отсюда для него последствиями! - я сделал многозначащую паузу. - Все! Чтоб через пять минут оно - чистое и выглаженное - стояло передо мной по стойке "смирно"!

Глазки мужичка на последних моих словах дрогнули и сузились.

- Есть! – произнес недовольный моими словами дежурный и вытолкал с напарником задержанного из комнаты.



Я встал из-за стола, подошел к окну. За его решеткой был мой теперь уже Поронайск с деревянными тротуарами... Несколько месяцев, которые я жил в нем после приезда из Москвы, заставили по-иному посмотреть на всю страну. Одно дело было читать о ней, разной, другое – видеть воочию. После садов и виноградников Украины, где я вырос, после Москвы, где учился в самом престижном, отделанном гранитом и мрамором, университете страны на Ленинских горах, попасть по распределению на Сахалин - было путешествием в нереальное. А попасть уже на нем в этот городок - самое невеселое место острова - было достойным романтика финалом. Почему для романтика? Потому что я сам напросился на Сахалин, хотя со своими великолепными отметками мог бы устроиться и в самой столице... Но вот так обернулась судьба в 1976-м… Получился этот городок – единственное место, где до 1945 года японцы доплачивали рабочим 10% к зарплате за «тяжелые климатические условия». Впрочем, городком называть его язык не поворачивался. Две улицы. Фонарь. Аптека. Почти по А.Блоку, хотя писал он свои стихи не с него... Больше всего убивало то, что в городке не было зелени: горы вдали были в лесах, а в нем не зеленело ничего. Он примостился в устье реки Поронай, впадавшей в залив Терпения. Соленые береговые почвы и холодный муссонный климат не давали деревьям шанса прижиться, а потому во дворах многоэтажек каждую весну садили все новые и новые деревья, привозимые из лесу, но те едва успевали зазеленеть летом, а зимой вымерзали. И так повторялось из года в год... Зато рыбы и икры красной тут было вдоволь..

Дверь вновь открылась, зашли милиционеры и одетый уже "дядя Вася". Смерив меня ненавидящим взглядом, он встал у стены и, кривясь, выдавил.

- Подозреваемый Перетокин Василий Петрович. Статья 103. Убийство.

Я кивком отпустил милиционеров и показал ему на стул.

- Садитесь.

Он прошел к столу и сел на привинченный к полу стул. Я сел напротив и, поймав перетокинский взгляд, не стал отпускать его. Мы минуту-другую смотрели один на другого, пока он не выдержал и не опустил голову. Это была вторая моя победа сегодня. Первая – когда он струсил и оделся без бузы. Вторая – сейчас, когда показал слабость, отведя от меня взгляд. Из таких моментов и складываются нередко отношения с теми, дела которых ведешь. Но знал я это пока по университетской теории, а как будет в жизни, мог до этой минуты лишь догадываться.

Передо мной лежала папка уголовного дела, по которому его нужно было допросить, но я отодвинул ее и представился.

- Следователь прокуратуры Косенко Анатолий Тимофеевич. Прислан сюда из Москвы. Буду вести ваше дело.

"Дядя Вася" радостно вскинул брови.

- Ааааа... То-то я смотрю, вы «накатом» тут, не по-местному, гражданин следователь! Прапора шуганули, тудыт его! Меня - тоже! Хэ-х... По-столишному...

Это была третья его ошибка. Я его не обманывал, так как действительно послан был из Москвы сюда. Но не следственными верхами, а просто как выпускник вуза. А он купился на слово «Москва», которое придало ему значимости! Вон откуда следователей для меня присылают! И тем самым придал значимости и мне в своих глазах!

Я внес в протокол его данные, после чего отодвинул бумагу.

- Василий Петрович, к убийству вчерашнему потом перейдем. А сначала я хотел бы понять, почему четыре судимости у Вас. - Этот ход я заготовил ночью, продумывая, как вести с ним допрос. Отписывая мне дело "Дяди Васи", прокурор района предупредил, что тип он препоганый, а потому надо быть готовым, что вообще откажется давать показания мне, вчерашнему студенту: по криминальным понятиям ему, имевшему столько судимостей, не "авторитетно" было отвечать на мои, сопляка, вопросы. Но свободных следователей не было, и в бой кинули меня, стажера, которого готовили к работе следователя. Вот ночью, обдумывая первый допрос, я и решил начать не с того, чему Перетокин станет противиться, а с того, что у самого наболело! Девяносто процентов из ста, что ополчится против своих судимостей - невиновен, мол, был - и начнет чихвостить тех, кто его когда-то садил! На том и разговоримся...

- А что с судимостями?! – криво усмехнулся он. – С первой началось, а она липовой была! Кражу милицейским надо было на Курилах раскрыть: кто-то бидон спирта там украл. А тут я с материка заявился, поддатый! Вот на меня, приезжего, и повесили кражу! Без доказательств! - он медленно покачал головой, вспоминая события пятнадцатилетней давности. - А остальные ходки - за дело... Второй раз - за тяжкие телесные, третий – за кражу, потом - за грабеж...

- А чего это Вас на «тяжкие» потянуло?! – удивился я. – Вы же вор! Авторитетный! И вдруг – «тяжкие телесные»...

Перетокин нервно дернулся.

- А вышел после первой судимости - не принимают никуда на работу. Вот и пошел могилы копать на кладбище. Там бомжи копали. Хилые какие-то. Они яму за день втроем выдалбливали, а я такую же – один. Они на другой день опять всего яму за день втроем, а я следующую - один! На том и сцепились! Типа "чего выслуживаешься"?! Кинулись на меня - вот одному промеж глаз лопатой-то и досталось... Не повезло богодулу... - он вздохнул и вдруг спросил. – Сигареткой не угостите?

Я достал пачку, придвинул к нему, рядом положил зажигалку. Он достал сигарету, прикурил.

- Не будь первой ходки, - выпустил дым он, - сейчас мог бы жить как другие, гражданин начальник, без судимостей! Нормальным, то есть! Вон - как Вы! - он замер, задумавшись о чем-то своем, потом повернулся ко мне. - Вы из Москвы приехали, значит грамотный, не чета местным козлам! Скажите, я прав или не прав?!

Я вздохнул и пожал плечами.

- Прав... Но не прав…

Он опешил.

- Как это?

Я встал и отошел к окну.

- Прав потому, что прав, и тут только сожалеть нужно... А не прав вот в чем. Каждому Бог дает испытания: одному – немощь, другому – нелюбовь, третьему - детей с червоточиной, четвертому – богатства, пятому - такие же как у Вас трагедии... И надо их пройти, испытания эти, остаться человеком. Стать лучше, чем раньше! Чище! Сильнее! А у Вас сил не хватило…

"Дядя Вася" задумался.

- Складно говоришь, начальник… Да в жизни не так всё!

- А как? – повернулся к нему я.

- А так! Куда ни придешь – тебе: «Ты судимый»! И не берут! А судимому что - жрать не надо?! Как на жрачку, хоть на какую, заработать?! Скажите! И как с клеймом этим жить?! Не пробовали?! – он махнул в сердцах рукой и бросил взгляд на пачку сигарет: видно опять захотел курить, но гордость не позволяла выпрашивать...

- Да курите! Курите, – разрешил я.

Он опять закурил, а я вернулся к столу, сел напротив него.

– Знаете, сколько судимых в стране? Ужас сколько! А рецидивистов единицы… - я выдержал паузу. - Вот если б, не дай Бог, у меня была та же ситуация, что у Вас в первом случае, я б после нее уехал куда глаза глядят! Нашел бы глухое место, где простые люди живут и где недостаток в рабочих руках! Поставил бы себе цель стать таким же, как и они! Поработал бы лет пять, показал всем, что действительно ошибка со мной вышла! Снял бы судимость свою! Обзавелся б семьей! Вон сколько женщин одиноких! Пошли б дети, внуки. И, глядишь, к концу жизни стал бы уважаемым всеми Василием Петровичем Перетокиным…

Мужичок ухмыльнулся.

- Ага, и в святые выбился б еще…

Я развел руками.

- В святые – не в святые, а человеком стал бы! Кстати, святые были и из разбойников! Преподобные Варвар, Давид, Моисей Мурин и другие исправили жизнь и не только спаслись сами этим, а и святыми стали. Разбойники бывшие...

Дядя Вася был сражен услышанным.

- Да, ну... 

Я кивнул.

- А мне-то зачем обманывать Вас?! Вдвойне с меня спросится потом! За обман...

Перетокин криво засмеялся.

- Где это спросится?!

Я поднял глаза вверх – к Небу как бы.

- Там...

Он поднял тоже глаза, но тут же, словно стесняясь, опустил их и посмотрел с испугом на меня: я его выбил, видно, из колеи.

- Интересно баете… Первый раз за все ходки следака нормального вижу… Обычно они, а еще больше - менты, с матами всё, угрозами на меня... - он вдруг вспылил и полез в бутылку, перейдя на крик: - А чо грозить?! Чо грозить мне?! Дальше "Атоса" не сошлют! - "Атосом" в криминальной среде Сахалина звался островок на реке Поронай, где была колония строгого режима, из которой он и вышел два дня назад...

Я сделал вид, что задумался, обдумывая услышанное, потом, как бы очнувшись, спросил.

- Ладно... Я вот не пойму, почему Вы, выйдя позавчера из колонии, тут же человека порешили?! Неужто не хотелось хоть чуть на воле-то побыть?!

"Дядя Вася" нервно поднял руку.

- А вот тут моей вины нет! - попытавшись сдержаться, он секунду-другую сидел спокойно, но вдруг, сцепив зубы, стукнул кулаком по столу и перешел на крик. - Хотел! И был бы на воле, если б не подонок этот!

Он начал говорить, и я был этому рад...

- Так что произошло между вами?! Не для протокола... Почему он «зарезанным» оказался?

Перетокин внимательно посмотрел на меня.

- Не для протокола?!

- Не для протокола! – подтвердил я.

Он помедлил, затем набрал полную грудь воздуха.

- Вышел из колонии, переночевал тут у подруги своей, Ирки "Жмени", что дачки носила. Отметили мою "волю". Переспали. Утром встали, позавтракали, пошли погулять… - он развел руками, показывая недоумение: как все складывалось и чем обернулось. – Идем с нею под ручку, а навстречу корейчонок этот, бухой. И, проходя, толкает меня! Шатало его, понимаешь ли! И попер дальше, не извинившись... – он дернул головой. - Я подруге: «Ходят тут пьяные обезьяны и толкаются!». И вдруг кто-то как хряснет меня по башке. Разворачиваюсь - а это он: услышал, видно, мои слова, гаденыш, и кинулся на меня! - он вылупил глаза, показывая свое возмущение. - Не успел я ничего еще сделать, начальник, а он еще раз кулаком в рожу мне! И, представляешь, челюсть моя - вставная – лопается, вылетает в канаву на глазах у дамы! Мать его за ногу! Позор - хахаль со вставными зубами! Вот я и двинул ему в ответ за это! А он, гад, сильным оказался, хоть и пьяный: повалил в канаву меня и давай бить, сучонок! Но вдруг перестал, свалился с меня… Потом поднялся, за живот схватился и пошел… Убейте, не понял я, что случилось… - «Дядя Вася» изобразил на лице искреннее удивление. - Потом менты сказали, ножом его кто-то пырнул. Наверное, своим ножом и поранился, когда бил меня! Все как на духу Вам!

Я сидел молча в ожидании, что он еще скажет.

- Не верите? – спросил Перетокин.

Я пожал плечами.

- Почему не верю? Могло быть и так...

- И чо мне теперь делать?! – выдохнул он, снова бросив взгляд на сигаретную пачку.

- Курите! – разрешил я в очередной раз и выждал паузу. - Плохая только версия…

Он затянулся сигаретой, выпустил в сторону от нас клуб дыма и внимательно посмотрел на меня.

- Почему «плохая»? Так и было!

Я кивнул.

- Как скажете - так и запишу... Только нож не его, а ваш, верней подруги вашей. У нее изъяли уже ножи на квартире: ваш - из ее кухонного набора, там еще два таких же. А потому брать подобную версию в защиту – настроить против себя суд… Впрочем, это ваше дело… Еще раз повторяю: как будете говорить, так и буду записывать в протокол…

Он опустил голову и выдохнул - с тихим матом – воздух…

- Думал, на воле помру... Получается – в тюрьме... - он резко поднял голову, и мы посмотрели друг на друга...

Наступал кульминационный момент.

- Василий Петрович, а зачем придумывать?! – спросил я. – Я покажу сейчас зряшность такой защиты, если ответите на несколько вопросов. Не для протокола опять же.

Он молчал, и это можно было расценивать как согласие.

- Первый. Вы его не трогали?

"Дядя Вася" развел руками.

- А на кой хрен мне узкоглазый этот?! Сами подумайте! Да я его знать не знал и знать не хочу!

- Верю. Он был пьян? – продолжил я.

- В стельку! – ответил Перетокин.

- И именно он толкнул Вас?

- Да! – вскричал он. 

- После чего Вы оскорбили его?

«Дядя Вася» замешкался: скажи «оскорбил», значит и его вина в происшедшем будет…

- А чего испугались? – спросил я. – Ну, оскорбили! Это - дело частного обвинения! Мало ли кто и кого оскорбляет словами! Не садить же всех!

- Ну, оскорбил… - осторожно ответил он.

- То есть на тот момент ситуация была 1:1... Он толкнул Вас. Вы оскорбили его. И разошлись... Правильно?

Перетокин молчал... Я поднял на него глаза.

- И вот только тогда началось то, из-за чего и произошло убийство! Он - именно он - напал на Вас и принялся Вас бить! Так?

- Ну, да! Не напал бы – ничего б и не было!

Теперь уже я остановил его поднятой рукой.

- Тогда вдумайтесь в то, что говорите! Если не хотите загреметь на полный срок!

"Дядя Вася" удивленно уставился на меня.

- То есть?

- То есть Вы достали нож, чтобы защищаться! Разве не так?

- Это куда Вы клоните? – медленно произнес он, оценивая ситуацию.

- Никуда, - ответил я. – В суде будет фигурировать нож вашей подруги. И раз он появился, значит его достали. Кто достал?  Вы! Зачем?

- Да отбиваться!

- Ну, так и надо писать тогда!

Он закусил губу.

- И что будет? – спросил вдруг он.

- А это будет оценивать и решать суд, - ответил я. – Но будет вера Вам. Поэтому предлагаю все, как есть, собственноручно и записать. И еще вопрос. Только откровенно…

- Какой? – устало произнес Перетокин.

- Вы верите в оправдательный приговор?

Над столом повисла тишина.

- И что из того, верю я или нет в него? – произнес медленно он.

- А если верите, то надо биться. До конца! Если нет, надо быстро кончать дело и возвращаться туда, откуда вышли: там будут нормальные, привычные уже для Вас условия, а не в КПЗ*…

Сказал я, видно, то, о чем он и сам уже думал. Посидев с минуту, он придвинул к себе протокол. Я подал ему ручку.



В прокуратуре все вылупили глаза, когда я появился с собственноручными показаниями "Дяди Васи" на трех листах, в которых он не признавал себя виновным в убийстве погибшего, но соглашался, что оно могло случиться, когда он, защищаясь от напавшего на него пьяного, достал нож…

- Ну, да… - улыбнулся прокурор. – Если б все так было! За превышение пределов самообороны прячется?! Но паренька вскрыли уже. Рана в живот, с которой он убегал от Перетокина, была не смертельной. А погиб он от двух других ран в спину, которые "Дядя Вася" нанес ему, догнав у железной дороги. Свидетели есть, которые видели, как он догонял корейчонка и бил ножом у товарного состава… Он просто запамятовал уже то, что натворил в психе... 



Спустя какое-то время дело было закончено. Я составил обвинительное заключение и отправился в КПЗ знакомить с ним "Дядю Васю". Помогала ему в этом известная в криминальной среде адвокатесса. Они прошлись по материалам уголовного дела, прочли обвинительное заключение и, вписав в него, что вину свою в происшедшем убийстве Перетокин признает «частично», поставили подписи.

Забрав подписанные документы, я спрятал их в портфель и развел руками.

- Все, Василий Петрович! Закончили! Желаю справедливого суда! Больше ничем не могу помочь!

Он встал, протянул руку для прощания и вдруг спросил.

- Вопрос можно?

- Конечно, - ответил я.

"Дядя Вася" улыбнулся.

- А чего это на мое дело Вас прислали аж из Москвы? - ему не терпелось узнать секрет этого, чтобы рассказывать потом "на зоне" о своей значимости.

Я улыбнулся: наконец он спросил о том, о чем мог спросить еще в первый день.

- Да не на ваше дело прислали. Прислали оттуда на Сахалин - работать после вуза: по распределению, которое получил сюда как молодой специалист.

Он оторопел и испуганно как-то переспросил.

- Не понял... После какого вуза?! То есть... Сколько лет Вы следователем?!

Я развел руками.

- Нисколько… Третий месяц всего. Но не следователь, а стажер следователя я пока... Ваше дело - первое «убийство» у меня... А что?

Дядю Васю перекосило: он стал судорожно ловить ртом воздух, схватился за сердце и вдруг заорал не своим голосом.

- Козёёёёёл! Купился на салаааагу! – он схватил ртом воздух и осел на стул. – Засмеююююют, падлу, на зоне - к параааааше отправят!

В дверях появилось двое милицейских.

- Помогите ему! – приказал я. – С сердцем плохо у него... 

Выходя из комнаты, я обернулся и посмотрел на плакавшего Перетокина.

- Дядь Вася! Было б из-за чего убиваться... Последний совет мой: отсидишь – беги куда глаза глядят! Помнишь наш разговор? Пусть старый будешь, пусть ходить уже не будешь, а поживи хоть несколько лет человеком! Там, - я показал пальцев вверх, - это зачтется! Если от души будешь делать все.



*По старому Уголовному кодексу (1976 г.) - статья 103 «Убийство» 
** КПЗ - камера предварительного заключения