***

научилась смыкать на одной единице
и свет, и тьму.
смеясь, умирала на партии блица,
безо всяких там "почему".
толкала в скалы, поля во ржи
тех, кто смог полюбить.
во снах разбивала машины о виражи,
тонув, не кричала "руку держи",
перегрызала нить.
обнимала несмело, чтоб исцелить,
целовала, чтоб не сказать
три словечка, что собраны с пепелищ,
их храню, как Бога и мать.
и всё будет так, как нам Бродский сказал:
"рисуй, а потом стирай".
никому не сказав, выбирала вокзал,
в Содому, а может и в Рай.
априори плевалась в лицо природе,
вила концы смерти вил.
жила б в девятнадцатом, не сохла б по лордам,
из графинь подалась б в бедняки.
и если на сердце пришьют динамит,
скажу "заложило в ушах".
мне, увы, не коснуться твоей руки,
не говорить по душам.
приглашаю на танец (или на перекур)
в ритме "три, два, один"
и за спиной растечется Амур,
и вспомнится куча былин.
и потом, забежав в арт-кафе пред дорогой,
расскажи официанту про ту,
что гладила бы тебя, будь ты чертом, по рогу,
что осталась Сахарой во рту.
обернувшись, начнешь "отче наш" и креститься -
я буду стоять за плечом.
да, за тобой хоть в Иваново, хоть и в Ниццу.
чтобы не пустовал бардачок.
научилась смыкать на одном человеке
и грех, и святынь.
на том, что умру, не сомкнёт мои веки,
чьи слова и ветер, и пыль.

(с)airlyn