Любовная тема

               

Александр Твардовский – один  из величайших поэтов на земле. Для меня это – азбучная истина.Часто перечитываю его стихи и поэмы, перечитываю  не просто с восторгом,  а с каким-то необъяснимым трепетом, словно сталкиваюсь с явлением высшего порядка, которое не поддаётся ни толкованию, ни анализу. И при этом в моем сердце  нет зависти, лишь прочно поселилось в нём поклонение перед гением.. Да если бы я марал бумагу всё отпущенное мне судьбой время, без перерыва на житейские нужды, ничего подобного сочинить бы не смог!
Как-то мне попалась на глаза книга одного литературоведа. Он размышлял о феномене Твардовского. Со многими выводами автора  я сразу же согласился.Кроме одного. Литературовед пытался объяснить, почему Твардовский обошёл в своём творчестве любовную тему. Мол, он из крестьянской семьи, а крестьянам была свойственна душевная деликатность, неумение обнажать на публике самое сокровенное. «Как же так? – подумал я, - Общепризнанно, что любовные движения души -  один из главных предметов поэтического исследования. Что-то тут не так». Потом, после долгих размышлений,  понял – любовная тема просто была чуждой, а, может быть, и не интересной  Твардовскому.  Она не вызывала отклика в его душе. Стал искать другие примеры.  На ум пришёл Некрасов.
Значит, такое может быть в творчестве? Вполне, ответил я сам себе.
Но мысли мои  постоянно занимала именно любовная тема в поэзии. Ведь  ей отдали почти целиком своё дарование  Блок и Есенин. Она звучит доминантой в поэзии Пушкина, Лермонтова, Фета, Цветаевой. Сложнейшая это тема. Порой не подвластная осмыслению, только бьющая по чувствам. Тот, чья муза настроена на любовную лирику, должен постичь не только законы человеческого бытия, но и  глубинные тайны мироздания.
…Плыла над Питером осень. Я отдыхал в прекрасном  до умопомрачения, до слёзного восторга  Зеленогорске, в пансионате на берегу моря,  среди сосен и пожелтевших уже берёз  Как было не случиться курортному роману!
Встреча с Юлией – одна из самых странных, необычных и до сих пор не понятых страниц моей жизни. Мы вместе  часами бродили по питерским улицам , говорили о жизни, о красоте, о добре и зле, о ненависти и любви. Ни одна тема не была исчерпана даже на сотую долю. Мы не столько пытались докопаться до истины, сколько взаимно познавали   души . Нас многое сближало. Но была всё же  незримая линия -   не разногласий, нет, а некоторой неспособности прикоснуться  к  главному, единственному.. Хорошо сказала когда-то Анна Ахматова: «Есть в близости людей заветная черта, её не перейти влюблённости и страсти».
Я чувствовал эту  грань недоступности между нами двоими – между мужчиной и женщиной – чувствовал  постоянно.
Казалось, откровенность предельна. Я знал о ней всё. Одинокая, муж давно ушёл к другой. Живёт с больной дочерью в далёкой от меня Вологде. Неравнодушна  к поэзии и музыке. Обладает прекрасным сопрано  Поёт на сцене.  Несчастлива, хотя  много лет имеет любовника. Привыкла к нему. Рядом с ним чувства молчат. А расстаться не то, чтобы боится, а…что же дальше?
Я поведал ей о себе -  о семье,о работе, о поэзии.
Мы посещали литературные места Питера – музеи Достоевского, Блока, ездили в Комарово, на могилу Ахматовой.  В сосновом лесу, на берегу моря, я читал Юлии стихи.
Мы встречались рано утром и расставались поздно вечером Юлия дарила мне улыбки нежности и признания.
Однажды, после особенно откровенной беседы, мне остро захотелось её поцеловать.Но неожиданно Юлия в страхе отскочила. Я посмотрел ей в лицо и содрогнулся – оно пылало пожаром стыда, ненависти и непонятного волнения
 - Вы ошиблись! – крикнула она, -  Я не проститутка!
Потом мы помирились. Но остался холодок отчуждения.
Этот холодок я увёз с собой домой, в Среднюю Азию.
Наши прекрасные прогулки закончились. И, наверно, месяца два жила в сердце пустота. Там, где временно , но прочно обосновалась Юлия, теперь ничего не было.
Время , как известно,хороший  лекарь. Через полгода я уже почти не вспоминал  Юлию.
И тут пришло письмо: «Милый,  ненаглядный, незабываемый! Прости меня. Отдать тебе тело было бы легко, но это недостойно нашего высокого полёта. А другого у меня уже ничего нет. Погасло, потерялось, растрачено по мелочам.Да , как я понимаю, и не нужно тебе».
Я долго размышлял над этим письмом. А потом сунул его в дальний ящик стола. И открыл томик Твардовского. Его стихами я старался очиститься от любовной темы.
                Рафаэль-Мендель