Таверна Дохлый Лебедь

…  Клоака, называемая местными обитателями «Таверна «Дохлый Лебедь», вросла в землю своими покосившимися закопчёнными стенами  в самой глубине омерзительных трущоб у ограды городского порта.  Даже свежий дневной бриз, задувающий с моря, не может развеять ядовитые миазмы, исходящие из глубокой сточной канавы, что тянется вдоль всей кривобокой улочки, исчезая за поворотом и, покружив по трущобам, выносит  отходы никчемной жизнедеятельности аборигенов на берег моря-кормильца.

    Правда, проржавевшая и кривобокая вывеска, примостившаяся под низкой крышей, свысока вещает редкому грамотею, забредшему в этот райский уголок, что перед его недостойным взором – «Альбатрос», пристанище выброшенных на берег злодейкой-судьбой гордых и смелых скитальцев морей, пиратов и флибустьеров, осевших на старости лет в этой тихой гавани. Но поскольку грамотеи  здесь встречаются гораздо реже пьяниц и душегубов, название не прижилось – и даже больше – когда завсегдатаи уже настолько не ворочают языком, чтобы вымолвить два слова подряд, «Дохлый Лебедь» вовсе уж превращается в «Дохлятину»…

    Владеет «таверной» некий Алекс Скотт, за глаза называемый Сэром Рожей – за маленькие поросячьи глазки на свином рыле цвета протухшего окорока – а ещё больше за тёмное и бурное прошлое, в котором были только подлость и предательство, наиподлейшее из которых – сговор Рожи с капитаном английского фрегата, после чего вся команда его судна была повешена на реях, а Рожа бежал на корабельной шлюпке, прихватив с собой казну и арапчонка Ганнибалку. Казна со временем чудесным образом превратилась в «Дохлятину», а Ганнибалка,  называемый хозяином в зависимости от настроения то Анчибалой, то – нежно – Ибалкой, разливает за стойкой прокисшее пойло, гордо именуемое ирландским элем.

    Арапчонку нередко достаётся на орехи: шельмец любит плутовать и приворовывать, и часто можно увидеть, как Рожа выковыривает прокуренным пальцем очередной украденный пенни из-за щеки арапчонка, колотя его по курчавой головёнке тяжеленной глиняной трубкой и приговаривая:  «нужно было и тебя на рею вместе с Бодом-пол-яйца  и Родом Скорченным…пожалел говнюка на свою голову».

     Но другим обижать Ганнибалку не позволено. Когда поздним вечером Скотт, изрядно поднабравшись, удаляется почивать в свою капитанскую берлогу под прокопчённым потолком таверны, арапчонок развивает бурную деятельность: одному не дольёт  эля, у другого утащит медяк из сдачи, третьему скорчит рожу. Руки об него обычно не пачкают: загнав пинками под стойку, дают несколько смачных пенделей.

    На вопли кучерявенького  моментально  появляется -  засунув предварительно ботфорт в исподнее – Сэр Рожа.

- Ща борт проломлю, все у меня потонете, крысы сухопутные! – вопит свинорылый, колотя засунутым в исподнее сапожищем по перилам лестницы.

- Я ваша мама шатал туда-сюда! – размазывая сопли, визжит арапчонок.

Изумлённый таким напором посетитель чаще всего отступается, и веселье продолжается своим чередом.

 

   … В углу таверны прибито к стене чучело дельфина с нарисованными на тощем боку десятком крестиков,  между засаленными столиками потерянно, заглядывая пьяницам в глаза и выпрашивая лакомый кусок, бродит тощая обезьянка: однажды в притон самонадеянно забрела старая портовая шлюха, надеясь подработать…шлюха бежала из таверны в раскорячку, потеряв подвязки и обезьянку и унося честно заработанный синяк, а обезьянка прижилась – ей дали кличку Биба и тощий матрасик в пыльном углу. Биба честно отрабатывает корм и редкие пьяные ласки – первой встречает каждого забредшего в притон чужака и корчит ему рожи, выкусывает блох у Алекса и Ганнибалки…



   Даже среди завсегдатаев – отбросов общества, не блещущих ни умом, ни добродетелями – выделяется старый бродяга, гордо именующий себя доном Педро де Кальвадоса. Напившись, дон начинает палить в роящихся несметными полчищами мух из ржавого пистоля, найденного на городской свалке. За это – и по аналогии с ганфайтерами Дикого Запада -  старикана уважительно называют  ган-доном.

     К утру гости расползаются и пьяное веселье в таверне обычно затихает: дремлет на своём матрасике уставшая обезьянка, храпит Сэр Рожа;  припрятав наворованные медяки, блаженно улыбается во сне и пускает слюни арапчонок.  Но к обеду следующего дня мятые похмельные личности снова занимают места за грязными столами и всё начинается сначала…

    Портовые власти и мэрия знают о мерзком притоне, но справедливо считают: мерзость, собранная в одном месте, всё-таки предпочтительнее мерзости, расползающейся по городским улицам. Поэтому, господа, добро пожаловать в «Дохлого Лебедя»…если вам не дороги ваша честь и ваш кошелёк.