Борису Божкову. Общеобразовательное 3

Боря, благодарю тебя за интерес, проявленный к моим разъяснялкам.
Как обещал, хочу рассказать тебе кое-что о концептах.

Ты так много и складно пишешь про концепты,
ты так вдохновенно играешь этим словом, что многие верят:
если  кто и знает о концептах всё, то это Борис!

Так-то оно так, да не совсем.
Давай попробую объяснить в какое место вкралась ошибка.
Но для начала  расскажу тебе познавательную сказку.

СКАЗКА О КОНЦЕПТЕ.

Дисклеймер: все персонажи и ситуации – вымысел, любые несовпадения случайны,
как и полагается в сказке. 

Жил-был в Тридевятом Царстве малоизвестный культуролог.
И так ему досаждала его малоизвестность, что хоть в слезах с петлёй на шее о стенку головой бейся.
Чего только бедолага не перепробовал, чтобы прославиться,  ничего не помогало.
Совсем отчаялся наш герой и решил в запой уйти, но деньги быстро закончились.
Тогда он объявления завлекательные  напечатал и на заборах расклеил:
«Культуролог. Недорого», «Культуролог на час», «Культурный отдых в хорошей компании». И телефон свой указал.

Но только напрасно бумагу и клей перевёл, не приходила известность.
Звали его, ну, например, Боба Фиолетов, как в стихе Алексея Клишина (http://www.stihi.ru/2015/02/13/1446).
И был он не простой культуролог, а культуролог-драматург.

Так вот,  шёл как-то раз наш непризнанный гений вдоль зарослей борщевика,
низко склоненной  от невесёлых дум головою мотал из стороны в сторону, мух докучливых отгоняя, 
и вдруг  видит:  хомяк с морской свинкой дерутся.
Присмотрелся, а они концепт, едва живой уже,  треплют.
Глянул концепт Бобе в глаза и молвил человеческим голосом: «спаси меня, добрый мОлодец, я тебе пригожусь», да так жалостливо молвил. 
Понравилось драматургу такое обходительное обращение.
Но рассудительность, которую не следует путать с робостью или, паче чаяния, с трусостью, подсказывала, что дерущиеся звери могут быть бешеными и запросто своими острыми, как бритва, огромными и загнутыми, как турецкие ятаганы зубами могут нанести неосторожному храбрецу смертельные раны.
От раздиравшего ранимую душу чувства беспомощности перед вопиющей несправедливостью, творимой оголтелым зверьём, в носу Фиолетова засвербило  и он, сделав пару судорожных вдохов,  неожиданно громко и басовито  чихнул.

Хомяк и морская свинка порскнули врассыпную, оставив на месте схватки тельце не подававшего признаков жизни концепта.
Боба, опасливо озираясь по сторонам – а вдруг кто-то из драчунов решит вернуться – подошёл к обмусоленной тушке и тронул её носком ботинка.
Концепт издал жалобный писк.
Тогда, шалея от собственной отчаянной храбрости, драматург подхватил его несвежим носовым платком, сунул в карман и засеменил подальше от страшного места.

По пути к дому существо слегка оклемалось  и попыталось освободиться из платка, но,
получив шлепок, обижено  фыркнуло и затихло.
– Что это? – поинтересовалась супруга культуролога, – разглядывая странное существо, вытряхнутое из кармана в кухонную мойку.
– Это концепт, разве не видно? – буркнул Боба, – я его спас от диких зверей, а он за это обещал мне служить верой и правдой.

Вечерело.
Сытый и от того успокоившийся и подобревший  Фиолетов в шестой раз
живописал супруге свой подвиг, вспоминая всё новые и новые героические подробности.
Дойдя до обещаний вырванного из когтей смерти концепта, Боба неожиданно прервал повествование, подошёл  к подстилке, на которой кемарил спасённый и нерешительно позвал:
– Эй, ты как?
– Я что? Я всегда! – подкинулся концепт и преданно глянул в глаза хозяина.
– Тогда, это, давай. Служи, в смысле. За пивом метнись, а потом носки заштопай, видишь, прохудились, пока тебя спасал.
–  И как ты это себе представляешь? – хмыкнул концепт и смерил культуролога дерзко-насмешливым взглядом.
– Н-н-н-да, пожалуй. Вот и помогай после этого всяким…  Все, когда приспичит, на посулы горазды.
–  Зря ты обижаешься. Пиво вовсе не главное в жизни.
– Ну да,– не поверил Боба.
– Представь! И пиво, и даже виски с коньяком! О водке вообще молчу.
– Быть не может!
– Штоб я сдох! Вот ты, – концепт кивнул на Фиолетова, – хочешь быть известным. Могу помочь.
– Откуда…  А точно можешь?
– И мартини, что,  тоже не главное? – подала голос супружница.
– И мартини не главное. И помочь могу.  Прям сейчас и начнём. Концепт я или почему?
– А-а-а-а, – попытался сформулировать вопрос драматург.
– Не боись, больно не будет, – прочитал его мысли спасённый.
– Я тебе глотку перегрызу, ежели с Бобочкой что-то случится, – хмуро заявила вторая половина.

– Для начала ты, – кивок в сторону культуролога, – объявишь всем, что Тридевятое Царство агрессивно и  недемократично, Царь-батюшка – деспот и самодур, скрывающий от народа правду о  катастрофическом недороде борщевика по причине расплодившихся колорадских жуков. А ты, – кивок в сторону супружницы, – будешь мужа поддерживать.
–   Да где ж объявлять-то? – жалобно глянул на концепта Фиолетов, – знаешь, сколько на площади бездельников всяких. Побьют, как пить дать…
– Глотку перегрызу, – напомнила хмуро супружница.
– Какая площадь? При чём здесь площадь? – не понял концепт.
– На которой объявлять. Всем…
– Тьфу ты, бестолочь! Не на площади, в социальных сетях объявишь.
– А-а-а-а-а…
– Не перебивай, слушай дальше: через недельку–другую, когда лайки ставить перестанут, напишешь, что тебе в Тридевятом Царстве душно, тесно, некомфортно, а в Тридесятой Республике, напротив, воздух свежий, простор и горячую воду не отключают.

Боба Фиолетов, уже проклинавший себя за давешний  необдуманный поступок, заламывая руки метался по комнате.
– Арестуют,– обречённо пробормотал он, – Побьют, а потом арестуют.
Супружница выразительно глянула на советчика, клацнула зубами, но промолчала.
А тот, упиваясь своей значимостью, не слыша ни бормотания, ни клацанья, не замечая грозных взглядов, продолжал.
–  В знак солидарности с мужем, жена  должна выкрасить свои  волосы в синий цвет,
что в сочетании с желтым от кабинетного загара лицом при размахивании головой
будет напоминать национальный флаг СРПД –  Соседней Республики Победившего Достоинства,
оккупированной Тридевятым Царством за… – тут концепт сделал едва заметную паузу,
в которую незамедлительно вклинилось многоголосие поучаемых супругов.

– Это же… это же я не знаю, что такое! Это же огромный, ни с чем не соизмеримый риск!
Это очень, просто чрезвычайно опасно! – едва не визжал Фиолетов.
– Глотку перегрызу! – рычала супруга.
– Молчать! – рявкнул концепт, – делать будете то, что я скажу, иначе ни о какой известности речи быть не может, даже об узкой.  Про широкую я вообще молчу, куда вам.

Ближе к полуночи потенциальные знаменитости забылись тревожным сном.
Не спал только концепт.
Он думал, что одних обещаний перегрызть горло, как символа поддержки явно маловато
и нужно, чтобы супруги обязательно писали друг другу комментарии в соцсетях, даже если в это время они толкутся на общей кухне.
Из спальни донёсся нервный всхлип и концепт подумал, что ореол мученика украшает мужчину не хуже шрамов,
а для этого нужно прилюдно и как можно циничнее кого-нибудь оскорбить, а потом громко и жалостливо причитать об ужасной опасности, нависшей над борцом за идеалы.
«Счастье, если в это время случится порезать палец», – думал он, засыпая.
Тут сказочке, как бы конец. Энд, финита, и всё, что из этого вытекает.

Да, Боря, чуть не забыл!
Ошибка, о которой я говорил в самом начале, очень доходчиво описана в статье
В.З.Демьянкова «Термин «концепт» как элемент терминологической культуры»
(http://www.infolex.ru/FOR_SHV.HTM).
Так что ты, Боря, сам как-нить разберись. Сам, сам, сам. Ладно?