«Штормовому Океану», в продолжение http://www.stihi.ru/2011/10/26/4
Якоря судьбы пускай на дне морском останутся
и канаты рвутся непутёвые –
ну, а жизнь - в окошко улыбается
радугой, мечтою разрисованной.
Что грустить о ней
в полночной комнате? -
вспоминать друзей, любовь, свидания -
от воспоминаний не опомниться
в облачном тумане ожидания.
От неумолимой жизни скорости
головы тупеют, спины горбятся.
Звон капелей, примулы проталин
не приметны, а обиды колются
и в душе не то, что надо, копится
в век наш бессердечный и брутальный.
Песни разучившись петь, устали
жить под скрип спасительных уключин.
А от бригантин, от алых, – только глюки…
И спасаемся друзьями:
философскими речами
и домашним крепким чаем,
и вареньем ароматным
с трёпом незамысловатым,
и тёчёт тепло по жилам
от стаканчика винца
и приятных лиц напротив,
тыщу лет знакомых вроде -
но знакомству нет конца.
Мы ж - важней всего на свете,
мы - свободны от всего,
каждый на своей планете
мирозданья своего!
И когда в потьме луна
глянет с неба жёлтым глазом
снисходительно на нас -
миллионы лет не гасну,
мол, - но глупое созданье
не поймёт: что нам она!
Я живу – она прекрасна.
Я уйду – луны не станет
для ушедшего меня!...
Пусть канаты рвутся ненадёжные -
с якорей срываемся и тешим
мы себя, хотя бы понарошку
уплывая в океан надежды…
Якоря судьбы пускай на дне морском останутся
© Copyright: Александр Сергеевич Трофимов, 2015
Свидетельство о публикации №115051506049
Свидетельство о публикации №115051506049
Рецензии
Когда меркнет солнце, мы свет включаем,
завершая вечер Грузинским чаем.
И.Бродский
Мне кажется, это героическая черта поколения, хотя у Бродского о кошмаре, причём о равном кошмаре двух абсолютно разных мировоззрений. А может, и не о равном. Мне здесь советские ближе: они дрались до конца и в этом конце "спускают флаги", не жалуясь, и во всём признавая одну только свою вину, практически как в 20ти Сонетах Марии Стюарт у Бродского:
Никто не прокричал тебе: "Атас!",
и ты не знала: "я одна, а вас..."
Глуша латынью потолок и Бога,
увы, Мари, как выговорить "Много".
И.Бродский
он,
твой суть единственный поклон,
пускай не вызвал рукопашной
меж зрителей, но был таков,
что поднял на ноги врагов.
И.Бродский
Агата Кристи 4 26.12.2016 00:14 • Заявить о нарушении
завершая вечер Грузинским чаем.
И.Бродский
Мне кажется, это героическая черта поколения, хотя у Бродского о кошмаре, причём о равном кошмаре двух абсолютно разных мировоззрений. А может, и не о равном. Мне здесь советские ближе: они дрались до конца и в этом конце "спускают флаги", не жалуясь, и во всём признавая одну только свою вину, практически как в 20ти Сонетах Марии Стюарт у Бродского:
Никто не прокричал тебе: "Атас!",
и ты не знала: "я одна, а вас..."
Глуша латынью потолок и Бога,
увы, Мари, как выговорить "Много".
И.Бродский
он,
твой суть единственный поклон,
пускай не вызвал рукопашной
меж зрителей, но был таков,
что поднял на ноги врагов.
И.Бродский
Агата Кристи 4 26.12.2016 00:14 • Заявить о нарушении
У него был стресс, после дикого стресса способности открываются, вроде как у Ванги, её вихрь поднял и неподалёку в канаву выбросил, с тех пор она стала мистик. А ИБ очаровался МЦ, сначала, наверное, ранней; в результате этого очарования перессорился с советским строем, который в сравнении с МЦ казался ему лжив; перессорившись со строем, устроил себе кромешную судьбу /он как-то в школе, не помню, в каком классе, встал из-за парты среди урока, вышел из класса, вышел из здания школы, и больше в это здание школы уже никогда не вернулся/. Прошёл, заодно с социальными своими проблемами, вслед за МЦ по всем её кошмарным состояниям психики, в конце пути встретил саму МЦ и обнаружил, что МЦ стала наркоманкой от вдохновения, никакого неприятия пошлости и мелочности, за которым он пошёл, у неё уже нет и в помине, олицетворением пошлости и мелочности она является своим последователям и ни ... никого идущего за ней не предупреждает, что она по-сусанински заблудилась. У ней нет времени предупреждать, она свои стихи потрясающие пишет.
***
я вырос в тех краях. я говорил "закурим"
их лучшему певцу. был содержимым тюрем.
привык к свинцу небес и к айвазовским бурям.
там, думал, и умру -- от скуки, от испуга.
когда не от руки, так на руках у друга.
видать, не рассчитал. как квадратуру круга.
видать, не рассчитал. зане в театрах задник
важнее, чем актер. простор важней, чем всадник.
передних ног простор не отличит от задних.
***
теперь меня там нет. означенной пропаже
дивятся, может быть, лишь вазы в эрмитаже.
отсутствие мое большой дыры в пейзаже
не сделало; пустяк: дыра, -- но небольшая.
ее затянут мох или пучки лишая,
гармонии тонов и проч. не нарушая.
теперь меня там нет. об этом думать странно.
но было бы чудней изображать барана,
дрожать, но раздражать на склоне дней тирана,
***
паясничать. ну что ж! на все свои законы:
я не любил жлобства, не целовал иконы,
и на одном мосту чугунный лик горгоны
казался в тех краях мне самым честным ликом.
зато столкнувшись с ним теперь, в его великом
варьянте, я своим не подавился криком
и не окаменел. я слышу музы лепет.
я чувствую нутром, как парка нитку треплет:
мой углекислый вдох пока что в вышних терпят.
ИБ
Вообще мне "Пятая годовщина" у ИБ кажется посланием МЦ, а не советскому строю:
Пятая годовщина
(4 июля 1977)
падучая звезда, тем паче -- астероид
на резкость без труда твой праздный взгляд настроит.
взгляни, взгляни туда, куда смотреть не стоит.
***
там хмурые леса стоят в своей рванине
уйдя из точки "а", там поезд на равнине
стремится в точку "б", которой нет впомине.
начала и концы там жизнь от взора прячет.
покойник там не зрим, как тот, кто только зачат.
иначе среди птиц. но птицы мало значат.
там в сумерках рояль бренчит в висках бемолью.
пиджак, вися в шкафу, там поедаем молью.
оцепеневший дуб кивает лукоморью.
***
там лужа во дворе, как площадь двух америк.
там одиночка-мать вывозит дочку в скверик.
неугомонный терек там ищет третий берег.
там дедушку в упор рассматривает внучек.
и к звездам до сих пор там запускают жучек
плюс офицеров, чьих не осознать получек.
там зелень щавеля смущает зелень лука.
жужжание пчелы там главный принцип звука.
там копия, щадя оригинал, безрука.
***
зимой в пустых садах трубят гипербореи,
и ребер больше там у пыльной батареи
в подьездах, чем у дам. и вообще быстрее
нащупывает их рукой замерзший странник.
там, наливая чай, ломают зуб о пряник.
там мучает охранник во сне штыка трехгранник.
от дождевой струи там плохо спичке серной.
там говорят "свои" в дверях с усмешкой скверной.
у рыбьей чешуи в воде там цвет консервный.
***
там при словах "я за" течет со щек известка.
там в церкви образа коптит свеча из воска.
порой дает раза соседним странам войско.
там пышная сирень бушует в палисаде.
пивная цельный день лежит в густой осаде.
там тот, кто впереди, похож на тех, кто сзади.
там в воздухе висят обрывки старых арий.
пшеница перешла, покинув герб, в гербарий.
в лесах полно куний и прочих ценных тварей.
***
там лежучи плашмя на рядовой холстине
отбрасываешь тень, как пальма в палестине.
особенно -- во сне. и, на манер пустыни,
там сахарный песок пересекаем мухой.
там города стоят, как двинутые рюхой,
и карта мира там замещена пеструхой,
мычащей на бугре. там схож закат с порезом.
там вдалеке завод дымит, гремя железом,
ненужным никому: ни пьяным, ни тверезым.
***
там слышен крик совы, ей отвечает филин.
овацию листвы унять там дождь бессилен.
простую мысль, увы, пугает вид извилин.
там украшают флаг, обнявшись, серп и молот.
но в стенку гвоздь не вбит и огород не полот.
там, грубо говоря, великий план запорот.
других примет там нет -- загадок, тайн, диковин.
пейзаж лишен примет и гороизонт неровен.
там в моде серый цвет -- цвет времени и бревен.
***
я вырос в тех краях. я говорил "закурим"
их лучшему певцу. был содержимым тюрем.
привык к свинцу небес и к айвазовским бурям.
там, думал, и умру -- от скуки, от испуга.
когда не от руки, так на руках у друга.
видать, не рассчитал. как квадратуру круга.
видать, не рассчитал. зане в театрах задник
важнее, чем актер. простор важней, чем всадник.
передних ног простор не отличит от задних.
***
теперь меня там нет. означенной пропаже
дивятся, может быть, лишь вазы в эрмитаже.
отсутствие мое большой дыры в пейзаже
не сделало; пустяк: дыра, -- но небольшая.
ее затянут мох или пучки лишая,
гармонии тонов и проч. не нарушая.
теперь меня там нет. об этом думать странно.
но было бы чудней изображать барана,
дрожать, но раздражать на склоне дней тирана,
***
паясничать. ну что ж! на все свои законы:
я не любил жлобства, не целовал иконы,
и на одном мосту чугунный лик горгоны
казался в тех краях мне самым честным ликом.
зато столкнувшись с ним теперь, в его великом
варьянте, я своим не подавился криком
и не окаменел. я слышу музы лепет.
я чувствую нутром, как парка нитку треплет:
мой углекислый вдох пока что в вышних терпят.
***
и без костей язык, до внятных звуков лаком,
судьбу благодарит кириллицыным знаком.
на то она -- судьба, чтоб понимать на всяком
наречьи. передо мной -- пространство в чистом виде.
в нем места нет столпу, фонтану, пирамиде.
в нем, судя по всему, я не нуждаюсь в гиде.
скрипи, мое перо, мой коготок, мой посох.
не погоняй сих строк: забуксовав в отбросах,
эпоха на колесах нас не догонит, босых.
***
мне нечего сказать ни греку, ни варягу.
зане не знаю я, в какую землю лягу.
скрипи, скрипи перо! переводи бумагу.
ИБ
ОДНОМУ ТИРАНУ
Он здесь бывал: еще не в галифе-
в пальто из драпа; сдержанный, сутулый.
Арестом завсегдатаев кафе
покончив позже с мировой культурой,
он этим как бы отомстил (не им,
но Времени) за бедность, униженья,
за скверный кофе, скуку и сраженья
в двадцать одно, проигранные им.
И Время проглотило эту месть.
Теперь здесь людно, многие смеются,
гремят пластинки. Но пред тем, как сесть
за столик, как-то тянет оглянуться.
Везде пластмасса, никель - все не то;
в пирожных привкус бромистого натра.
Порой, перед закрытьем, из театра
он здесь бывает, но инкогнито.
Когда он входит, все они встают.
Одни - по службе, прочие - от счастья.
Движением ладони от запястья
он возвращает вечеру уют.
Он пьет свой кофе - лучший, чем тогда,
и ест рогалик, примостившись в кресле,
столь вкусный, что и мертвые "о да!"
воскликнули бы, если бы воскресли.
ИБ
Ещё, не помню, где-то в его стихах, недословно, "со своим вдохновением шли в абортарий страны", страна, что советская, что МЦ, убивала вдохновение, и это было страшно.
Но всё равно до МЦ не дотянуться, хоть она и всё подряд предала, но она долго сражалась и сражается, давно уже непонятно с кем, проваливается в эти свои психические состояния...
Я всматриваюсь в огонь.
На языке огня
раздается "не тронь"
и вспыхивает "меня!"
От этого -- горячо.
Я слышу сквозь хруст в кости
захлебывающееся "еще!"
и бешеное "пусти!"
Пылай, пылай предо мной,
рваное, как блатной,
как безумный портной,
пламя еще одной
зимы! Я узнаю
патлы твои. Твою
завивку. В конце концов --
раскаленность щипцов!
Ты та же, какой была
прежде. Тебе не впрок
раздевшийся догола,
скинувший все швырок.
Только одной тебе
и свойственно, вещь губя,
приравниванье к судьбе
сжигаемого -- себя!
Впивающееся в нутро,
взвивающееся вовне,
наряженное пестро,
мы снова наедине!
Это -- твой жар, твой пыл!
Не отпирайся! Я
твой почерк не позабыл,
обугленные края.
Как ни скрывай черты,
но предаст тебя суть,
ибо никто, как ты,
не умел захлестнуть,
выдохнуться, воспрясть,
метнуться наперерез.
Назорею б та страсть,
воистину бы воскрес!
ИБ
Около океана, при свете свечи; вокруг
поле, заросшее клевером, щавелем и люцерной.
Ввечеру у тела, точно у Шивы, рук,
дотянуться желающих до бесценной.
Упадая в траву, сова настигает мышь,
беспричинно поскрипывают стропила.
В деревянном городе крепче спишь,
потому что снится уже только то, что было.
Пахнет свежей рыбой, к стене прилип
профиль стула, тонкая марля вяло
шевелится в окне; и луна поправляет лучом прилив,
как сползающее одеяло.
ИБ
Агата Кристи 4 26.12.2016 17:09 Заявить о нарушении
***
я вырос в тех краях. я говорил "закурим"
их лучшему певцу. был содержимым тюрем.
привык к свинцу небес и к айвазовским бурям.
там, думал, и умру -- от скуки, от испуга.
когда не от руки, так на руках у друга.
видать, не рассчитал. как квадратуру круга.
видать, не рассчитал. зане в театрах задник
важнее, чем актер. простор важней, чем всадник.
передних ног простор не отличит от задних.
***
теперь меня там нет. означенной пропаже
дивятся, может быть, лишь вазы в эрмитаже.
отсутствие мое большой дыры в пейзаже
не сделало; пустяк: дыра, -- но небольшая.
ее затянут мох или пучки лишая,
гармонии тонов и проч. не нарушая.
теперь меня там нет. об этом думать странно.
но было бы чудней изображать барана,
дрожать, но раздражать на склоне дней тирана,
***
паясничать. ну что ж! на все свои законы:
я не любил жлобства, не целовал иконы,
и на одном мосту чугунный лик горгоны
казался в тех краях мне самым честным ликом.
зато столкнувшись с ним теперь, в его великом
варьянте, я своим не подавился криком
и не окаменел. я слышу музы лепет.
я чувствую нутром, как парка нитку треплет:
мой углекислый вдох пока что в вышних терпят.
ИБ
Вообще мне "Пятая годовщина" у ИБ кажется посланием МЦ, а не советскому строю:
Пятая годовщина
(4 июля 1977)
падучая звезда, тем паче -- астероид
на резкость без труда твой праздный взгляд настроит.
взгляни, взгляни туда, куда смотреть не стоит.
***
там хмурые леса стоят в своей рванине
уйдя из точки "а", там поезд на равнине
стремится в точку "б", которой нет впомине.
начала и концы там жизнь от взора прячет.
покойник там не зрим, как тот, кто только зачат.
иначе среди птиц. но птицы мало значат.
там в сумерках рояль бренчит в висках бемолью.
пиджак, вися в шкафу, там поедаем молью.
оцепеневший дуб кивает лукоморью.
***
там лужа во дворе, как площадь двух америк.
там одиночка-мать вывозит дочку в скверик.
неугомонный терек там ищет третий берег.
там дедушку в упор рассматривает внучек.
и к звездам до сих пор там запускают жучек
плюс офицеров, чьих не осознать получек.
там зелень щавеля смущает зелень лука.
жужжание пчелы там главный принцип звука.
там копия, щадя оригинал, безрука.
***
зимой в пустых садах трубят гипербореи,
и ребер больше там у пыльной батареи
в подьездах, чем у дам. и вообще быстрее
нащупывает их рукой замерзший странник.
там, наливая чай, ломают зуб о пряник.
там мучает охранник во сне штыка трехгранник.
от дождевой струи там плохо спичке серной.
там говорят "свои" в дверях с усмешкой скверной.
у рыбьей чешуи в воде там цвет консервный.
***
там при словах "я за" течет со щек известка.
там в церкви образа коптит свеча из воска.
порой дает раза соседним странам войско.
там пышная сирень бушует в палисаде.
пивная цельный день лежит в густой осаде.
там тот, кто впереди, похож на тех, кто сзади.
там в воздухе висят обрывки старых арий.
пшеница перешла, покинув герб, в гербарий.
в лесах полно куний и прочих ценных тварей.
***
там лежучи плашмя на рядовой холстине
отбрасываешь тень, как пальма в палестине.
особенно -- во сне. и, на манер пустыни,
там сахарный песок пересекаем мухой.
там города стоят, как двинутые рюхой,
и карта мира там замещена пеструхой,
мычащей на бугре. там схож закат с порезом.
там вдалеке завод дымит, гремя железом,
ненужным никому: ни пьяным, ни тверезым.
***
там слышен крик совы, ей отвечает филин.
овацию листвы унять там дождь бессилен.
простую мысль, увы, пугает вид извилин.
там украшают флаг, обнявшись, серп и молот.
но в стенку гвоздь не вбит и огород не полот.
там, грубо говоря, великий план запорот.
других примет там нет -- загадок, тайн, диковин.
пейзаж лишен примет и гороизонт неровен.
там в моде серый цвет -- цвет времени и бревен.
***
я вырос в тех краях. я говорил "закурим"
их лучшему певцу. был содержимым тюрем.
привык к свинцу небес и к айвазовским бурям.
там, думал, и умру -- от скуки, от испуга.
когда не от руки, так на руках у друга.
видать, не рассчитал. как квадратуру круга.
видать, не рассчитал. зане в театрах задник
важнее, чем актер. простор важней, чем всадник.
передних ног простор не отличит от задних.
***
теперь меня там нет. означенной пропаже
дивятся, может быть, лишь вазы в эрмитаже.
отсутствие мое большой дыры в пейзаже
не сделало; пустяк: дыра, -- но небольшая.
ее затянут мох или пучки лишая,
гармонии тонов и проч. не нарушая.
теперь меня там нет. об этом думать странно.
но было бы чудней изображать барана,
дрожать, но раздражать на склоне дней тирана,
***
паясничать. ну что ж! на все свои законы:
я не любил жлобства, не целовал иконы,
и на одном мосту чугунный лик горгоны
казался в тех краях мне самым честным ликом.
зато столкнувшись с ним теперь, в его великом
варьянте, я своим не подавился криком
и не окаменел. я слышу музы лепет.
я чувствую нутром, как парка нитку треплет:
мой углекислый вдох пока что в вышних терпят.
***
и без костей язык, до внятных звуков лаком,
судьбу благодарит кириллицыным знаком.
на то она -- судьба, чтоб понимать на всяком
наречьи. передо мной -- пространство в чистом виде.
в нем места нет столпу, фонтану, пирамиде.
в нем, судя по всему, я не нуждаюсь в гиде.
скрипи, мое перо, мой коготок, мой посох.
не погоняй сих строк: забуксовав в отбросах,
эпоха на колесах нас не догонит, босых.
***
мне нечего сказать ни греку, ни варягу.
зане не знаю я, в какую землю лягу.
скрипи, скрипи перо! переводи бумагу.
ИБ
ОДНОМУ ТИРАНУ
Он здесь бывал: еще не в галифе-
в пальто из драпа; сдержанный, сутулый.
Арестом завсегдатаев кафе
покончив позже с мировой культурой,
он этим как бы отомстил (не им,
но Времени) за бедность, униженья,
за скверный кофе, скуку и сраженья
в двадцать одно, проигранные им.
И Время проглотило эту месть.
Теперь здесь людно, многие смеются,
гремят пластинки. Но пред тем, как сесть
за столик, как-то тянет оглянуться.
Везде пластмасса, никель - все не то;
в пирожных привкус бромистого натра.
Порой, перед закрытьем, из театра
он здесь бывает, но инкогнито.
Когда он входит, все они встают.
Одни - по службе, прочие - от счастья.
Движением ладони от запястья
он возвращает вечеру уют.
Он пьет свой кофе - лучший, чем тогда,
и ест рогалик, примостившись в кресле,
столь вкусный, что и мертвые "о да!"
воскликнули бы, если бы воскресли.
ИБ
Ещё, не помню, где-то в его стихах, недословно, "со своим вдохновением шли в абортарий страны", страна, что советская, что МЦ, убивала вдохновение, и это было страшно.
Но всё равно до МЦ не дотянуться, хоть она и всё подряд предала, но она долго сражалась и сражается, давно уже непонятно с кем, проваливается в эти свои психические состояния...
Я всматриваюсь в огонь.
На языке огня
раздается "не тронь"
и вспыхивает "меня!"
От этого -- горячо.
Я слышу сквозь хруст в кости
захлебывающееся "еще!"
и бешеное "пусти!"
Пылай, пылай предо мной,
рваное, как блатной,
как безумный портной,
пламя еще одной
зимы! Я узнаю
патлы твои. Твою
завивку. В конце концов --
раскаленность щипцов!
Ты та же, какой была
прежде. Тебе не впрок
раздевшийся догола,
скинувший все швырок.
Только одной тебе
и свойственно, вещь губя,
приравниванье к судьбе
сжигаемого -- себя!
Впивающееся в нутро,
взвивающееся вовне,
наряженное пестро,
мы снова наедине!
Это -- твой жар, твой пыл!
Не отпирайся! Я
твой почерк не позабыл,
обугленные края.
Как ни скрывай черты,
но предаст тебя суть,
ибо никто, как ты,
не умел захлестнуть,
выдохнуться, воспрясть,
метнуться наперерез.
Назорею б та страсть,
воистину бы воскрес!
ИБ
Около океана, при свете свечи; вокруг
поле, заросшее клевером, щавелем и люцерной.
Ввечеру у тела, точно у Шивы, рук,
дотянуться желающих до бесценной.
Упадая в траву, сова настигает мышь,
беспричинно поскрипывают стропила.
В деревянном городе крепче спишь,
потому что снится уже только то, что было.
Пахнет свежей рыбой, к стене прилип
профиль стула, тонкая марля вяло
шевелится в окне; и луна поправляет лучом прилив,
как сползающее одеяло.
ИБ
Агата Кристи 4 26.12.2016 17:09 Заявить о нарушении
Ты забыла деревню, затерянную в болотах
залесенной губернии, где чучел на огородах
отродясь не держат -- не те там злаки,
и доро'гой тоже все гати да буераки.
Баба Настя, поди, померла, и Пестерев жив едва ли,
а как жив, то пьяный сидит в подвале,
либо ладит из спинки нашей кровати что-то,
говорят, калитку, не то ворота.
А зимой там колют дрова и сидят на репе,
и звезда моргает от дыма в морозном небе.
И не в ситцах в окне невеста, а праздник пыли
да пустое место, где мы любили.
ИБ
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существованье для тебя.
...В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения... Увы,
тому, кто не способен заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.
ИБ
I
На прощанье -- ни звука.
Граммофон за стеной.
В этом мире разлука --
лишь прообраз иной.
Ибо врозь, а не подле
мало веки смежать
вплоть до смерти. И после
нам не вместе лежать.
II
Кто бы ни был виновен,
но, идя на правеж,
воздаяния вровень
с невиновными ждешь.
Тем верней расстаемся,
что имеем в виду,
что в Раю не сойдемся,
не столкнемся в Аду.
III
Как подзол раздирает
бороздою соха,
правота разделяет
беспощадней греха.
Не вина, но оплошность
разбивает стекло.
Что скорбеть, расколовшись,
что вино утекло?
IV
Чем тесней единенье,
тем кромешней разрыв.
Не спасет затемненья
ни рапид, ни наплыв.
В нашей твердости толка
больше нету. В чести --
одаренность осколка
жизнь сосуда вести.
V
Наполняйся же хмелем,
осушайся до дна.
Только емкость поделим,
но не крепость вина.
Да и я не загублен,
даже ежели впредь,
кроме сходства зазубрин,
общих черт не узреть.
VI
Нет деленья на чуждых.
Есть граница стыда
в виде разницы в чувствах
при словце "никогда".
Так скорбим, но хороним,
переходим к делам,
чтобы смерть, как синоним,
разделить пополам.
VII1
...
VIII
Невозможность свиданья
превращает страну
в вариант мирозданья,
хоть она в ширину,
завидущая к славе,
не уступит любой
залетейской державе;
превзойдет голытьбой.
IX1
...
X
Что ж без пользы неволишь
уничтожить следы?
Эти строки всего лишь
подголосок беды.
Обрастание сплетней
подтверждает к тому ж:
расставанье заметней,
чем слияние душ.
XI
И, чтоб гончим не выдал
-- ни моим, ни твоим --
адрес мой храпоидол
или твой -- херувим,
на прощанье -- ни звука;
только хор Аонид.
Так посмертная мука
и при жизни саднит.
ИБ
Агата Кристи 4 26.12.2016 17:09 Заявить о нарушении
залесенной губернии, где чучел на огородах
отродясь не держат -- не те там злаки,
и доро'гой тоже все гати да буераки.
Баба Настя, поди, померла, и Пестерев жив едва ли,
а как жив, то пьяный сидит в подвале,
либо ладит из спинки нашей кровати что-то,
говорят, калитку, не то ворота.
А зимой там колют дрова и сидят на репе,
и звезда моргает от дыма в морозном небе.
И не в ситцах в окне невеста, а праздник пыли
да пустое место, где мы любили.
ИБ
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существованье для тебя.
...В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения... Увы,
тому, кто не способен заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.
ИБ
I
На прощанье -- ни звука.
Граммофон за стеной.
В этом мире разлука --
лишь прообраз иной.
Ибо врозь, а не подле
мало веки смежать
вплоть до смерти. И после
нам не вместе лежать.
II
Кто бы ни был виновен,
но, идя на правеж,
воздаяния вровень
с невиновными ждешь.
Тем верней расстаемся,
что имеем в виду,
что в Раю не сойдемся,
не столкнемся в Аду.
III
Как подзол раздирает
бороздою соха,
правота разделяет
беспощадней греха.
Не вина, но оплошность
разбивает стекло.
Что скорбеть, расколовшись,
что вино утекло?
IV
Чем тесней единенье,
тем кромешней разрыв.
Не спасет затемненья
ни рапид, ни наплыв.
В нашей твердости толка
больше нету. В чести --
одаренность осколка
жизнь сосуда вести.
V
Наполняйся же хмелем,
осушайся до дна.
Только емкость поделим,
но не крепость вина.
Да и я не загублен,
даже ежели впредь,
кроме сходства зазубрин,
общих черт не узреть.
VI
Нет деленья на чуждых.
Есть граница стыда
в виде разницы в чувствах
при словце "никогда".
Так скорбим, но хороним,
переходим к делам,
чтобы смерть, как синоним,
разделить пополам.
VII1
...
VIII
Невозможность свиданья
превращает страну
в вариант мирозданья,
хоть она в ширину,
завидущая к славе,
не уступит любой
залетейской державе;
превзойдет голытьбой.
IX1
...
X
Что ж без пользы неволишь
уничтожить следы?
Эти строки всего лишь
подголосок беды.
Обрастание сплетней
подтверждает к тому ж:
расставанье заметней,
чем слияние душ.
XI
И, чтоб гончим не выдал
-- ни моим, ни твоим --
адрес мой храпоидол
или твой -- херувим,
на прощанье -- ни звука;
только хор Аонид.
Так посмертная мука
и при жизни саднит.
ИБ
Агата Кристи 4 26.12.2016 17:09 Заявить о нарушении
На солнце прыгнула кошка,
Кошка сгорела там.
Тенью через окошко
Она возвращается к нам.
А с нею серые тени
Во чреве сгоревших котят,
Котят мы возьмём в наше Серое Знамя,
А на кошку нам наплевать.
Китайская Императрица
Две тысячи лет жила.
В какой-то китайской больнице
Она, наконец, умерла.
Давайте, давайте же сами,
С последним своим рублём,
Вставайте под наше Серое Знамя -
Пока мы ещё берём.
группа "Агата Кристи"
Агата Кристи 4 26.12.2016 17:12 Заявить о нарушении
Кошка сгорела там.
Тенью через окошко
Она возвращается к нам.
А с нею серые тени
Во чреве сгоревших котят,
Котят мы возьмём в наше Серое Знамя,
А на кошку нам наплевать.
Китайская Императрица
Две тысячи лет жила.
В какой-то китайской больнице
Она, наконец, умерла.
Давайте, давайте же сами,
С последним своим рублём,
Вставайте под наше Серое Знамя -
Пока мы ещё берём.
группа "Агата Кристи"
Агата Кристи 4 26.12.2016 17:12 Заявить о нарушении
А я ещё и в Кибирове, вот небольшой романс, зимний:
«Ух, какая зима!..»
Ух, какая зима! Как на Гитлера с Наполеоном
навалилась она на невинного, в общем, меня.
Индевеют усы. Не спасают кашне и кальсоны.
Только ты, только ты! Поцелуй твой так полон огня!
Поцелуй-обними! Только долгим и тщательным треньем
мы добудем тепло. Еще раз поцелуй горячей!
Все теплей и теплее. Колготки, носки и колени.
Жар гриппозный и слезы. Мимозы на кухне твоей.
Чаю мне испитого! Не надо заваривать – лишь бы
кипяток да варенье. И лишь бы сидеть за твоей
чистой-чистой клеенкой. И слышать, как где-то в Париже
говорит комментатор о нуждах французских детей…
Ух, какая зима! Просто Гитлер какой-то! В такую
ночку темную ехать и ехать в Коньково к тебе.
На морозном стекле я твой вензель чертить не рискую –
пассажиры меня не поймут, дорогая Е. Б.
Александр Сергеевич Трофимов 27.12.2016 16:28 Заявить о нарушении
«Ух, какая зима!..»
Ух, какая зима! Как на Гитлера с Наполеоном
навалилась она на невинного, в общем, меня.
Индевеют усы. Не спасают кашне и кальсоны.
Только ты, только ты! Поцелуй твой так полон огня!
Поцелуй-обними! Только долгим и тщательным треньем
мы добудем тепло. Еще раз поцелуй горячей!
Все теплей и теплее. Колготки, носки и колени.
Жар гриппозный и слезы. Мимозы на кухне твоей.
Чаю мне испитого! Не надо заваривать – лишь бы
кипяток да варенье. И лишь бы сидеть за твоей
чистой-чистой клеенкой. И слышать, как где-то в Париже
говорит комментатор о нуждах французских детей…
Ух, какая зима! Просто Гитлер какой-то! В такую
ночку темную ехать и ехать в Коньково к тебе.
На морозном стекле я твой вензель чертить не рискую –
пассажиры меня не поймут, дорогая Е. Б.
Александр Сергеевич Трофимов 27.12.2016 16:28 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.