multiverse или мёртвые дочери

Я хотела бы прозою, да не можется прозою. Я хотела поэзией, да разучилась слагать. Слишком многое прожито, остались только эмоции, и мне не хотелось бы вам солгать. Слова совсем потеряли вес, но я хочу рассказать вам историю, добро пожаловать, мое личное кладбище. Персональный камерный multiverse.
За спиной открывались двери пространств, лабиринт бесконечный других измерений. Я ходила по ним во снах, в зеркалах, как хранитель их таинств и откровений. Кривой, хромой оборотень, я меняла личины, было мне хорошо во всех встречных мирах. Я шла жечь глаголом, постигать тайны мира, рождаться и вновь обращаться в прах.

Время лишь блик на свинцовой поверхности, безжалостно зеркало кажет все изменения. Меняя лицо, ты меняешь и имя, а вместе с названием - свою точку зрения. За что вас убила я, мои отражения, плоды искажения пространства-времени? Я так любила вас, мои дочери, мои тени без имени, без роду-племени. Ваши личики белые зашиты в подкорочку, пылью покрытые, но неизменные.
Одна любила платок и пасхальные пения: про сущех во гробех; поющех на небесех. Её орудия - раскаянье и прощение, её цель - милосердное сердце для всех. Она олицетворяла собой весну, истончала ладанную пыльцу, знала, что никогда не пойдет к венцу, и женскую верность посвящала Христу. Я помню её: май, запах черемухи, ладана; она верила, что в мире постоянные заданы, верила, что жизнь - это страда, но... как-то одиноко и холодно ей в темноте церквей. Она не смела роптать, глядя в небо, не смела под сомнение ставить веру, и тонула в солёном море своих скорбей.
Вторая исповедала древнее и звериное, - рыжая, хитрая, ой лиса! Пахла тиной и травами, горькой полынью, и может почудиться, дымом костра. Она не верила - ведала, чуяла шкурой, доверяла пальцам своим и глазам. И чутье её дивное, интуитивное, говорило ей, что мир словно Лес - нет путей назад. Полный запутанных троп, непролазных чащ, заводей зыбких, вонючих болот, - и новую битву за выживание несет каждый твой поворот.Такую лицом положили б в гроб, серебряну пулю пустивши в лоб. Веры сухая дихотомия противна была ей, природе - чужда, она верить хотела в Мать и Отца, к мольбам - глухих, скупых на чудеса. Выживай сама.
В отличие от первых двух, третья дочь нездоровый имела дух. Стараясь быть искренней и простой, получалась - один лишь сплошной излом; такой человек - черновик, с заевшей функцией на repeat - всех любить. Сочась кортизолом из каждой поры, со своим кофейно-маниакальным задором, она была реинкарнация Евы Браун, и каждый день её был отравой, она побывала на самом дне, и тень тирана стоит за ней. Русалочья пена из-под гребного винта, - на её раны душевные не напасешься бинта. Я вспоминаю о ней... иногда.

Зачем вы являетесь мне по ночам, без стука, без зова? Зачем тянете руки свои ледяные сквозь временные разломы? Я прячусь от вас, запираюсь на все засовы. Я не хочу проживать ваши жизни за вас. Снова и снова.
Не хочу больше ваших страстей христовых, жить по законам природы-мамы, загибаться в ваших любовных драмах и за разом раз лечить ваши травмы.
Я не жалею, что вас не стало! с вашими религиями и богами, путанными паутинами знаний, вашими решениями и шагами, - я хочу, чтобы ничего не осталось.
Пространство сквозит за спиной, хлопают двери других измерений, и квантовой пеной пузырится вселенная.
Хочу, чтобы зеркало быть перестало порталом и рядом со мной больше не отражало
вас,
мои
мёртвые
дочери.

9/5/15