Сказка. Часть 22

                Предыдущая  часть:  http://www.stihi.ru/2015/05/06/3228

За  полтора  года, что  прошли  с  обручения  до  свадьбы,  Всеслав  постепенно  привык  к  тихой  ненавязчивой  девочке  и  перестал  замечать  некрасивое  лицо  и  угловатую  неловкую  фигуру… Обычно  молчаливая  и  замкнутая, с  ним  наедине  Голуба  словно  расцветала.
Оказалось, что  она  довольно  много  читала, у  неё  хорошая  память  и  разговаривать  с  ней  интересно. С  её  лёгкой  руки   Всеслав  тоже  приохотился  к  чтению.
 Теперь  к  ним  зачастили  торговцы  с  редкостями, привозящие  из  Киева  списки  с  книг.
Они  вместе  читали  «Хождение игумена Даниила». Чуть  не  подпаливая  свечкой  волосы, склоняли  головы  рядом, допоздна  зачитываясь   Хрониками Иоанна Малалы*, и  с  жаром  делились  мнением  о  Троянской  войне (  Всеслав), о  Ариадне (Голуба),  и  мечтали, что  вот  бы  посмотреть  далёкие  страны, где  титаны  боролись  с  богами, где  летал  Икар  и  где  плещется  тёплое  море…
                Ольга  как-то  раз  случайно  услышавшая  их  разговор,  заинтересовалась  и  неожиданно  для  себя  стала  рассказывать  о  холодном  море  своей  родины, по  которому  мчатся  стремительные  драккары  с  хищными  головами  птиц, зверей  и  драконов  на  носу. О  мужественных  героях, что  ведут  в  битву  свои  корабли…  О  суровой  скалистой  земле, где  большую  часть  года  лежит  снег.
Но, как  только  посыпались  вопросы, сразу  ушла, сославшись  на  множество  дел.
                В  самый  первый  раз, когда  сын  пришёл  к  Ольге  с  просьбой  не  о  дорогом  ноже, или  новом  самостреле*, привезённом  откуда-то  издалека,  а  о  такой  бесполезной  вещи, как  книга, она  хотела  отказать, но  подумав, разрешила, благо  три  года  подряд  были  хорошие   урожаи, средств  хватало, да  и  почему  бы  не   побаловать  единственного  сына…
Потом  и  сама  стала  заказывать  купцам  новинки, хоть  стоило  это  удовольствие  очень  недёшево. Пусть  читает… Когда  же  накопилось  несколько  десятков  книг, под  них  отвели  отдельную  комнату. Князь  несколько  раз  даже  водил  показывать  её  гостям. Кто-то  ахал, изумляясь, кто-то  и  себе  решил  завести (тоже  не  лыком  шиты!), а  кто-то  молча  подумал, что  это  бесполезная  блажь. 
                Князь  Димитрий, как  только  привёз  Голубу, думал сразу  поженить  сына  и  закатить  такой  пир, чтобы  долго  потом  вспоминали.
 Но  всё  пошло  наперекосяк. Сначала  отложили  свадьбу  на  год  до  окончания  траура  невесты. После  окончания  траура  священник  категорически  отказался  благословить  на  брак, так  как  начался  большой  Рождественский  пост. Могли  бы  окрутить  по  старым  обычаям, но  ссориться  с  церковниками  не  хотелось. Уступили.
Да  ещё  и  Ростислав  весь  этот  год  старался  внушить  брату, что  не  будет  счастья  молодым, если  боги  против. А  они  против, всё  на  это  указывает. Ладно  бы  отдали  её  за  его  Глеба... Это  ещё  ничего, он  ведь  не  наследник  княжеского  престола… А  Всеславу, де, можно  и  познатнее…  Димитрий  остался  непреклонен.
Потом  ломали  головы,  как  быть  с  договором. Родителей, с  которыми  полагалось  сговариваться,  у  невесты  нет, а  родственников, виновных  в  гибели  семьи  Голубы,  позвать,  ну   никак  невозможно. К  тому  же, невеста  прожила  в  доме  почти  два  года,  и  это  могли  неправильно  истолковать.
                Частенько  Ольга, оставаясь  с  мужем  наедине,  роняла   мимоходом  словечко-другое, обращая  внимание  на  все  эти  тонкости, но  тут  же  меняла  тему  разговора… Когда  стали  думать  как  быть, Димитрий   объявил  жене, что  он  решил  празднество  сделать  поскромнее. Ольга  сокрушённо  повздыхала, но  настаивать  не  стала, и  признала, что  он, как  всегда,  прав.
В  итоге  получилось, так, что  свадьбу   играли  как  раз  на  Красную  горку.
Жениху    шёл  восемнадцатый  год. А  невесте  как  раз  исполнилось  семнадцать*. Тянуть  дальше  уже  было  нельзя.
 
                Всеслав  запомнил  брачный  обряд  и  пир, как  что-то  очень  долгое, шумное  и  пёстрое.
 Наконец  подошло  время  и  молодых  повели  в  приготовленные  для  них  покои  в  новой  пристройке.
Голуба  под  глухой  фатой  шла  рядом  с  одетой  точно  так  же  подружкой. С  другой  стороны, рядом  с  женихом  -  дружка  в  таком  же  наряде: отвлекали  от  молодых  злых  духов. Всеслав, чувствуя  рукой  через  платок  дрожащие  пальчики  Голубы,  еле  сдерживал  смех: интересно, кто  бы  смог  даже  с  закрытыми  лицами  перепутать  его  худенькую  невесту  с  высокой  полногрудой  подружкой, роль  которой, за  неимением  настоящих  подруг, исполняла  его  двоюродная  сестра. Но  когда  прямо  в  лицо  полетело  зерно,  с  силой  брошенное  чьей-то  злой  рукой, смеяться  расхотелось. Он  даже  знал, кто  это  мог  сделать…
                Зато  хмельные  провожающие  веселились  от  души. Мужчины  давали  советы  жениху, от  которых  мог  покраснеть  даже  столб. Женщины  порой  не  отставали, заставляя  невесту  сутулиться  и  ёжиться  от  смущения…  Кто-то  пел  свадебную  песню, кто-то  скабрезно  подмигивал, делая  неприличные  жесты… Шум… Гам…
                Всей  толпой  ввалились  в  покои. Дружка  жениха  под  неслаженную  песню  подгулявших  гостей  несколько  раз  легонько  ударил  кнутом  высокую  постель  новобрачных, прогоняя  злых  духов,  подруга  обошла  вокруг  кровати  с  целой  охапкой  рябиновых  веток, втыкая  их  меж  брёвен  в  стены.
Знахарь, следивший  чтобы  молодых  не  сглазили, не  околдовали  и  не  причинили  ещё  какой  вред, еле  выгнал  не  в  меру  развеселившихся  свадебников. Молодые  остались  одни.
Хлопнула  закрытая  дверь, стукнул  засов. Клетник,  оставленный  охранять  молодых, стал  прогонять  прочь  веселящихся  и  вразнобой  кричащих  наставления   шутников.
Настала  долгожданная  тишина…
      
–  Фуууу…  Наконец-то… Устала? –

– Да. –

–   Так  проголодался, что  сырьём  быка  бы  съел  –  и  сам  засмеялся  тому, как  смешно  прозвучало. И  повторил  ещё  раз:
 – Быка  бы…  Быка  нет, поэтому   на, держи. Ты  же  целый  день  не  ела. –  протянул  он  Голубе  кусок  курицы  и  ломоть  каравая.
 
–  Да  сними  ты  уже  это, а  то  я  тебя  не  вижу.–  и  сам  откинул  фату  с  лица  девушки. –  Как  ты  шла, не пойму… –
  –  Эй, ты  что? –  изумлённо  воскликнул  он, взглянув  на  перепуганное  лицо  подруги.

Голуба  не  ответила,  уставившись  на  свои  стиснутые  кулачки, и  только  всё  крепче  прижимала  их  к  груди.

–  А-а-а,  –  догадался, наконец  Всеслав –  Брось, ты  что  меня  в  первый  раз  видишь  что  ли? Давай  лучше  поедим, а  то  ты  сейчас,  чего  доброго  ещё  упадёшь, а  я  и  подобрать  не  смогу. Совсем   с  голоду  ослаб –  и  вдруг  обессиленно  зашатавшись,  рухнул  спиной  на  постель,  застеленную  одеялом  из  собольих  шкурок.
                Голуба  искоса  взглянув, отвела  глаза, но  немного  расслабилась.
Всеслав  же, лёжа  на  постели  с  урчанием  вгрызся  в  курицу, которую  только  что  протягивал,  и  с  набитым  ртом  пробурчал  что-то  невнятное, хищно  поглядывая  на  девушку, щас, мол, с  этим  куском  расправлюсь  и  тебя  съем! Она, не удержавшись, фыркнула  от  смеха.

–  Иди  сюда, здесь  мягко – похлопал  парень  по  перине  рядом  с  собой, но  видя  как  тает улыбка  на  лице  Голубы, быстро  переставил  с  ларя  на  постель  блюдо  со  второй  половиной  курицы   и  хлебом, и  показал  на  место  с  другой  стороны.
Она  присела  и,  взглянув  в  спокойное  улыбающееся  лицо  друга, робко  взялась  за  крылышко, пытаясь  отломить.

– Да… Надо  срочно  кормить… –  разламывая  птицу  и  вручая  здоровенный  кусок, пробормотал  он.
–  Устала?  Я  тоже…  Ложись.  Неужели  они  там  ещё  празднуют? И  как  не  надоело… –  Всеслав  говорил  ещё  что-то, сам  не  понимая  зачем  это  делает, а  когда  замолчал, понял, что уставшая  до  смерти    Голуба  уже  спит, странно  изогнувшись  вокруг  стоящего  меж  ними  блюда  и  доверчиво  положив  голову  ему  на  плечо. Всеслав  убрал  одной  рукой  остатки  еды  и  лежал  боясь  потревожить  невесту.
Незаметно  для  себя  тоже  заснул.
 Так  и  провели  свою  первую  брачную  ночь.

                Утром  их  разбудил  грохот  разбитого  об  дверь  горшка. Кто-то  начал  колотить  в  дверь,  градом  посыпались  нескромные  вопросы, раздался  дружный  хохот…
 Неожиданно  шум  стих  и  послышался  голос  княгини  Ольги:
–  Что-то  вы  рано  будить  пришли. Ступайте  пока  перекусите, столы  уже  накрывают.
 Вернётесь, как  раз  и  поднимать  молодых  время  настанет. –

Послышался  удаляющееся  шарканье  множества  ног  и  гудение  голосов.
–  Ты  тоже  иди –  приказала  она.
–  Но  я  должен…–
– Ступай. –  налился  холодом  голос.

Как  только  стихли  шаги, послышался  стук  в  дверь.

–  Входи, матушка –

Ольга  с  порога  окинула  взглядом  неразобранную  постель, заспанные  лица  молодых  и  мятую  одежду  на  них.
– Понятно… –

С  постели  мгновенно  было  скинуто  меховое  одеяло, а  Всеславу  вручён  нож.

–  Давай, исправляй, раз  сплоховал. –

Видя  две  пары  изумлённых  глаз, тихо  засмеялась:

– Ну, что  смотришь?  Давай! –  и  провела  пальцем  по  своей  руке  повыше  запястья.
Сын  засучив  рукав, полоснул  и  кровь  весело  закапала  на  белую  простыню.
 Девушка  расширившимися  глазами  смотрела  на  расплывающиеся  алые  пятна  и  вдруг   по  щекам  поползли  слёзы:

–  Я… Вы  обо  мне… Вы  подумали, что  я… – 

–  Тихо! – вполголоса  прикрикнула  княгиня
– Прекрати  сейчас  же.  Никто  ничего  плохого  не  думает. Просто  не  нужны  лишние  разговоры. Или  вас  в  баню  вести?*  Спать  надо  было  меньше! –  и  протянула  полоску  холста  сыну –  Перетяни, а  то… –
  и  вышла, закрыв  за  собой  дверь

                Ещё  несколько  дней  столы  на  пирах  ломились  от  множества  перемен  блюд  и  хмельного. Во  дворе  около  красного  крыльца  и  на  городской  площади  для  народа  были  выкачены  бочки  пива,  мёда  и  сурьского*  вина, которое  виночерпии  разводили  чистой  водой  из  стоящей  тут  же  бочки,  и  наливали  желающим  выпить  за  молодых. Желающими  оказался  весь  город, да  и  приезжие  не  отказывались.
 Тут  же  играли  и  плясали  скоморохи, несмотря  на  гневные  проповеди  в  церкви.
Веселись, народ! Красная  горка! Да  вдобавок  ещё  и  честной  пир  во  славу  будущего  князя!

Но, наконец, праздники  подошли  к  завершению  и  гости  стали разъезжаться.
Дворня  с  ног  сбилась  наводя  порядок  во  дворце, где  больше  недели  каждая, даже  самая  малая  горенка,  была  занята  заранее   приехавшими  гостями. В  людской, где  теснилось  множество  слуг, захваченных  с  собой  господами, тоже  стало  просторно.

                В  эту  ночь  Всеслав  и  Голуба  впервые  остались  одни  без  пристального  внимания  кучи  народа  и  хихиканья   под  дверью.  Он  уже  лёг, когда  в  опочивальню  вошла  его  молодая  жена.
–  Как  странно… Голуба, с  которой  так  хорошо  было  в  свободное  время  читать  книги, а  потом  обсуждать  их  и  спорить, мечтать  о  неведомых  странах; Голуба, с  которой  было  так  весело  на  конных  прогулках  в  лугах; Голуба, ставшая  за  это  время  лучшим  другом  –  и  вдруг  жена… –  мысли  текли  лениво  и  спокойно…

Конечно, Всеслав  в  свои  17  лет  не  был  наивным  несмышлёнышем. Продолжение  рода  –  это  так  просто  и  естественно. Он  сам  вникал  в  тщательный  отбор  собак  и  лошадей  для  получения  хорошего  потомства.  Видел, как  братья  вели  к  себе  молоденьких  дворовых  девок. Сам  почему-то,  то  ли  брезговал, то  ли  ещё  почему, но  этого  избегал, хоть  не  один  раз  молодые  служанки  стреляли  глазами  и  делали  откровенные  намеки.
 А  в  прошлом  году  Всеслав, одевшись  попроще,  в  ночь  на  Ивана  Купала  удрал  в  лес  за  городской  стеной.
Прыгали  через  костёр… водили  хороводы…  девушки  гадали, пуская  в  реку  венки… После  полуночи  от  весёлой  гурьбы  стали  незаметно  отделяться  парочки, скрываясь  в  затихающем  лесу…  А  потом…
Вспомнил, и  жаром  полыхнули  уши.
И  вдруг  почувствовал, как  к  нему  прижалось  горячее  тело.  На  щёку  опустилась  душистая   рука, и  нежно  пробежавшись  по  шее   медленно  поползла  по  груди   к  напрягшемуся  животу…
 От  неожиданности  парень  перехватил   её  и  прижал, не  давая  двинуться  дальше.
Оба  на  миг  замерли…

–  Ты… Всеслав… что…  я  тебе  совсем  не  нравлюсь?.. –

В  тихом  голосе  было  столько  затаённого  ожидания…
Почему-то  Всеслав  почувствовал, что  нельзя  сказать  правду. А  правда  была  в  том, что  он  никогда  не  томился  ночами, мечтая  о  ней,  не  желал  её, как  жаждут  любимую  женщину…
Защищал, когда  дразнили... не  давал  в  обиду... жалел  за  некрасивость.  Любил  ли? Да, любил. Но  совсем  не  той  любовью, о  которой  сейчас  молил  голос, в  котором  уже  слышались  затаённые  слёзы…  Любил, как  друга.
И  он  сделал  единственное, что  мог  –  поцеловал  полураскрытые  губы…
Она  прильнула  к  нему, обвилась, словно  лоза  вокруг  дерева, покрыла  поцелуями  лицо…
 И  Всеслава  накрыла  горячая  тёмная  волна… Только  сердце  колотилось  на  весь  мир…
Внезапный  слабый  вскрик  вдруг  привёл  его  в  чувство  и  парень  попытался  отпрянуть… Но  руки  девушки  с  неожиданной  силой  притянули  к  себе, а  тело  её   неистово  рванулось  навстречу…

                Молча  лежали  в  темноте, приходя  в  себя… Парень  не  знал  как  теперь  себя  вести, что  сказать… А  сказать  надо…
И  вдруг  почувствовал, что  тело  Голубы  содрогнулось… Плачет!

–  Ты  что… плачешь?  Маленькая  моя… прости… Клянусь, я  никогда, никогда   не  причиню  боли! Никогда  ты  по  моей  вине  не  будешь  плакать! –  и  вдруг  понял, что  она  не  плачет, а  смеётся!

–  Ты  что?.. –  изумился  он, вдруг испытав  огромное  облегчение  и  тоже  невольно  засмеялся.

–  Ты  глупый… какой  ты  глупый! Как  я  могу  плакать, если  как  только  увидела  тебя  в  первый  раз, так  поняла, что  не  нужен  мне  никто, кроме  тебя… Я  счастлива! Счастлива! Понимаешь? –

– А  что  же  тогда  было  после  свадьбы? –

Она  промолчала, и  лишь  теснее  прижалась. Всеслав  уже  думал, что  не  получит  ответа  на  свой  вопрос, когда, прерывисто, как-то  по-детски  вздохнув, она  прошептала, уткнувшись  носом  ему  в  подмышку:
– Знаю, что  вела  себя  глупо… Но… там,  за  дверью,  всё  время  кто-то  был… Подслушивали! Я  так  не  могу… Не  хочу! Это  только  наше  с  тобой...  только  ты  и  я... Я  ни  с  кем  не  хочу  делиться  ни  одним  мигом... Понимаешь? –

И  такая  щемящая  нежность  вдруг  пронзила  Всеслава… такое  яростное  желание  защитить, сделать  эту  юную  женщину  счастливой, что  на  глазах  у  него  выступили  слёзы.

– Я  всё  сделаю, чтобы  она  никогда, до  самой  смерти  не  плакала  по  моей  вине. –  поклялся  себе  юный  муж.
Слово  своё  он  сдержал.

                Через  несколько  дней  отец, позвав  их  к  себе, сообщил, что  княжич  отправляется  наместником  на  земли, полученные  по  наследству  Голубой.  Постройки, повреждённые  огнём, уже  восстановлены, так  что  ничто  не  задерживает  их  здесь.

–  Учись  управлять, сын. Там  сейчас  надёжный  человек, он  всему  научит. –  напутствовала  мать  Всеслава, возглавляющего  караван  груженых  телег  со  скарбом,  под  охраной  небольшого  отряда.  Тронулись. Впереди  на  недавно  объезженном  им  самим   породистом  вороном  жеребце  гарцевал  молодой  удельный  князь. Следом  катилась  коляска  Голубы, с  сидящими  рядом  служанками. Бьёрн  со  своими  воинами  охранял  колонну.

                Голуба, приехав  в  родные  места, сначала  плакала  по  ночам,  старясь  не  всхлипнуть, чтобы   муж  не  услышал. Слышал, просто  не  знал  как  утешить.  Только прижимал  к  себе  теснее…
                Постепенно  множество  дел  по  обустройству  нового  гнезда  для  своей  семьи  полностью  захватили  и  время  и  мысли. Грустить  стало  некогда.  Скучать  тоже. 
Оба  были  заняты, вникая  в  тонкости  управления, Голуба  –  огромным  хозяйством, Всеслав –  своими  землями.
 
                Вскоре  жена  стала  замечать, что  Всеслав  часто  приходит  пропахший  огнём  и  металлом. Оказывается, когда  искали  кузнеца  для  ремонта  какой-то  мелочи,  он  случайно  увидел  в  кузнице  на  полке  засунутую  за  куски  железа  заготовку  для  меча. Поинтересовался.  Достал.
Кузнец  насупился  и  попытался  убрать  меч  подальше  с  глаз:
–  Да  это  так… завалялось… –
 Но  отговориться  не  вышло  –  волнистый  узор  уже  был  замечен  и  оценен  по  достоинству. Когда  Бьёрн  сказал  кто  перед  ним, мужик  немного  струхнул  и  объяснил, что  пытается  ковать  булат. Оказалось, что  молодой  князь  нежданно  нашёл  прекрасного  оружейника. Такие  мастера  –  большая  редкость, и  Всеслав  распорядился  забрать  умельца  в  княжескую  оружейную. Поставили  новую  кузню  в  самой  крепости. Но  мало  того, удельный  князь, к  изумлению  дворни  при  полном  одобрении своего  наставника, начал  обучаться  кузнечному  делу. А  точнее, захотел  сам  сковать  меч  и  преподнести  князю  Димитрию.
 Поначалу  кузнец  не  спешил  раскрывать  своих  секретов.Но  Всеслав  был  настойчив.
 А  Бьёрн, как-то  раз  в  одиночестве  наведавшийся  к  кузнецу  –  очень  убедителен.
Мастер  сдался  и  дело  сдвинулось. Сначала  княжич  присматривался, потом  встал  на  место  помощника, а  там  уже  и  сам  начал  работать. Конечно, молод  был  ещё, но  ежедневные  тренировки  сыграли  свою  роль  –  при  кажущейся  худощавости, Всеслав  был  на  редкость  силён  и  вынослив. Да  и  в  глупости  обвинить  его, при  всём  желании, никто  бы  не  смог.
                Как-то  вечером, когда  готовились  ко  сну,  Голуба  краснея   шепнула  мужу, что  она…  что  у  них  будет… 
Всеслав, ещё  не  отойдя  от  дневных  дел, даже  не  сразу  понял  о  чём  это  она… Посмотрел  на  счастливое, светящееся  лицо, перевёл  взгляд  на  тонкую  руку  с  синими  прожилочками, лежащую  на  плоском  животе… И  через  миг, подхватив  на  руки  смущённую  жену, закружил  по  комнате:
–  Сын!  У  меня  будет  сын! –
На  следующее  утро  к  князю  Димитрию  был  послан  гонец.
А  ещё  через  неделю  пришло  известие  о  гибели  князя  на  охоте. Спешно  собрались, взяв  с  собой  для  охраны  два  десятка  дружинников  под  командой   Бьёрна,  и  тронулись.

  Когда  до  конца  пути  оставалось  всего  несколько  часов, маленький  отряд  попал  в  засаду.

                Следующая  часть:  http://www.stihi.ru/2015/05/10/7863
               


                Самострел*  –  арбалет. 

  Хождение игумена Даниила*  –  описание паломничества в Святую Землю. Начало 12 в.

                Хроника Иоанна Малалы*  –  «Хронике Малалы»  ( составлена в 6 в.)  подробно пересказываются античные мифы (о рождении Зевса, о борьбе богов с титанами, мифы о Дионисе, Орфее, Дедале и Икаре, Тезее и Ариадне, Эдипе); пятая книга Хроники содержит рассказ о Троянской войне.[32] Подробно излагается у Малалы история Рима (особенно древнейшая — от Ромула и Рема до Юлия Цезаря), значительное место уделено и политической истории Византии.

Если  девушка  не  выходила  замуж  до  двадцати, то  её  уже  вряд  ли  кто  рисковал  брать  в  жены, считая, что  с  ней  что-то  «не  так»

                Сурьское вино*  –  Греческое и сирийское вино.

Употребление хмельных напитков на Руси было в основном на праздниках (пиры, тризны, игрища). Основным сырьем для хмельных напитков в то время был мед, поэтому хмельные напитки были скорее бодрящими, чем опьяняющими: брага, медовуха, пиво. С Х века к ним добавилось и пришедшее из Византии виноградное вино, которое традиционно разбавлялось водой.
Прием хмельных напитков обычно сопровождался обильной трапезой, поэтому особого ущерба для здоровья не представлял.
Слова киевского князя Владимира Святославича "Руси есть веселие пити, не можем без того быти" не означали, что русский народ не мог обходиться в повседневной жизни без алкоголя.  Это был всего-навсего его вежливо-ироничный отказ мусульманским послам, склонявшим Русь к принятию ислама, который не допускал употребления алкоголя.
Пьянство как экономическое явление в России начинается с середины ХVІ века. В 1555 г. царь Иван Грозный шлет предписание своим наместникам повсеместно заводить “царевы кабаки”. Самое страшное то, что в этих кабаках высочайшим повелением разрешалось только лишь пить, а есть запрещалось.

                Баню  топить*  –  Если  у  молодых  не  случилось  близости, то  на  следующий  день  отправляли  их  вдвоём  париться  в  баню.