Секс и бифштекс

Ну, может быть не каждый день, но, несомненно, очень часто
Она ему варила пасту,  готовить было просто лень,
Она считала: Красота сама собой, как угощенье,
Пускай он, в дымке восхищенья, простит отдельные места,
И он, естественно, прощал, и макаронами давился,
И на лицо её дивился, и обожать не прекращал.
Очарованье естества вступало в силу на закате,
А голод, таявший в разврате, уже не находил слова.
И год так целый пролетел, он - раб её причинной щели,
Почти пугался вермишели, а женщину свою хотел,
Но, шатко, из последних сил, спокойно обходясь без секса,
Едва ли больше, чем бифштекса, по очереди всё просил.
Секс был доступней, чем бифштекс, запретный плод - искус не новый,
Плюс, ароматы из столовой его тревожили рефлекс.
Печь общепита - жерло зла! Была там чудо-повариха,
Конфликт страстей, проснулось Лихо, змеёй в мечты его вползла,
Очаровавшая в момент, она, хоть не была красивой,
Но пахла мясом и подливой, жене достойный конкурент.
А, в этот день, как на беду, томилась на углях свинина,
Изголодавшийся мужчина пошёл на аромат в бреду,
Она всё сразу поняла, лишь взгляд увидев ненасытный,
Ломоть отрезав аппетитный, ему на блюде подала,
Без макарон, на овощах, с пикантным соусом из сливы,
И он, влюбленный и счастливый, посмел теперь мечтать о щах,
Вдруг вспомнил, как прекрасно жить, когда благодарит желудок,
Она взяла его рассудок, ей было, чем его вскружить.
Очарование едой вступало в силу на восходе,
Придя повинный, о разводе просил супружницы младой,
Она же - символ красоты - ему согласья не давала,
Чем только лишь подогревала конфликт раздвоенной мечты...
Терзанья к язве привели, бесчинства напрочь прекратили,
Врачи есть мясо запретили, а макароны в рот не шли...
Теперь от клизмы жжёт очко, судьба дала ему отмашку:
Люби себя и кушай кашку, пей киселёк и молочко!
Желают собственных утех: душа  и плоть,  глаза и печень...
Мы потакаем им, но лечим,  а жопе отвечать за всех.