Сиделка

В стенах больничных назрела паника,
Она возникла проблемой острою,
И засочилась, водой из краника,
Осевши дымкою папиросною.

«Халаты белые, - как пишут в очерках, -
Заполонили пространство малое…».
Вопросов много, в ответах – прочерки,
При том, ответственность, и – небывалая!

Назвать больницею, избушку ветхую,
На самых брошенных задворках области,
Неловко было бы, но чёрной меткою
Свалилось худо, во всех подробностях.

Большой начальник, свои владения,
Не так чтоб пристально,  глядел-оглядывал.
«Из министерского, чай, выдвижения?!
Московский увалень – вот обрадовал!»

«А у него-то, машина чёрная!
Сыночек в Англии, жена в Валенсии!»
«Вот, только, сердца – болезнь бесспорная,
И возраст близится, пожалуй,  к пенсии!»

«Снесла нелёгкая! Чего приспичило?!
В такую глушь-то! Какие пряники?!»
А он без памяти лежал, в наличии,
Вокруг себя, совсем, не слыша паники.

В стенах больничных, (смешно, не правда ли?),
Одна кровать, и та – скрипучая,
И главный доктор себя оправдывал:
- Не подготовились к такому случаю!

Звонки летели, во все центральные,
И близлежащие учреждения.
Но там, своих, полно, и все - летальные:
«Вводить не следует нас в заблуждение!»

Бегом достали, что есть приличного:
От аспирина, до грелки с чайником.
«В московских клиниках, от нас, в отличие,
Лежать комфортнее, большим начальникам!»

Загнали в вену иголку длинную,
Раствор закапал по тонкой трубочке,
А доктор прыгал всё, балериною,
И в прикроватной копался тумбочке.

Ночные звёзды светились в космосе,
Идти домой бы, да вот оказия:
Переживания упали россыпью,
Добавив к жизни разнообразия.

- Идите, поздно, уж! Светите спичками!
Сказала роста не исполинского
Старушка, бывшая давно сестричкою:
И фронтовою, и медицинскою.

- Давайте, с Богом! А я тут, выдюжу!
Наутро, может быть, всё поправится:
Глядишь, болящего, за ночь выхожу,
А там: домой он к себе отправится.

И вот: палата, в избенке крохотной,
Старушка рядом с кроватью ржавою;
Сверчка запечного ночное трёканье,
Как упование родной державою.

- Ну, слава Богу, очнулся, родненький! –
Засуетилась сиделка вовремя, -
А-то, совсем уже, стал холодненький,
Под монастырь, чуть, не подвёл меня!

Хозяин жизни, глазами мутными
Глядел в пространство предпотолочное,
Давясь вопросами сиюминутными,
Как, пьющий воду, струёй проточною.

- Не хорохорься, лежи, не двигайся!
С хворобой знаться – что жить с мерзавкою!
А ты, сегодня, и так, напрыгался,
Давай, лечись-ка, моими травками!

Настой цедила, сиделка старая,
Давая выпить – не до полемики!
Она так много насанитарила,
Что знала больше, чем академики!

- А где, соколик, твоя начальница?
Бранить не станет нас за последствия?
К тому ж, семейство, не опечалится
За ваше явное несоответствие?

- Да, нет им дела, что я компрессами!
Жена кочует, как мушка шпанская!
А сын, подавно – ломоть отрезанный!
Гражданство выбил себе британское!

Тебе, мамаша, премногих благостей,
И, жить подолее, и божьей милости!
А я, давненько, простился с радостью,
Глотаю комья, сплошной унылости!

Итог всей жизни – одна сумятица,
А я участник,  в сплошных соитиях!
Наверно, лучше, я был бы пьяницей,
И тихо умер от перепития.

«Большой начальник», лежал, рассказывал,
Как на духу, перед священником,
Про свою жизнь, про всяко-разное,
Словно, пытаясь, испить прощения.

Душили слёзы, его, удавками,
Но не отступишь, коль, дело начато!
Старушка потчевала, его, травками,
И боль снимало, почти что, начисто.