Окно

         Ну а теперь представьте тот божественный час раннего апрельского утра, который чуть зернистой голубизной тишайшего воздуха, повисшей над шероховато-волнистым пергаментом еще спящих крыш, уже намечает легкий, вуалевый, как передвижная декорация, наступающий день.
          Уже знаешь, что он будет такой ясный, прозрачный и безветренный, тронутый робкой акварелью молодой клейкой листвы и высокими переливами невидимых птиц, словно звякает ложечка о края стакана.
          Уже знаешь, что он предстанет перед тобой, как нечто вроде перевязанного лентой с бантом подарочного варианта еще непрожитых таинственных часов твоей жизни.

          Одним движением отворяешь в эту тишину притертые створки окна и смотришь на лиловатую эмаль вымытого духами неба, на гигантскую мизансцену молочных облаков в сквозных кисейных кружевах и рюшах.
          И с каждой секундой различаешь все детальней…
          И обветшалый орнамент мышиных низкорослых зданий, и помазанные первым зеркальным золотом овальные окна и башенки с виньетками.
          И сыроватую после вчерашнего короткого дождя асфальтовую дорожку со скользким блеском чулка, и с таким же чуть изумрудным блеском кукольную скамейку в скверике.
          И даже на застывшем стволе различаешь женственные изгибы, полуоткрытый овал нежного плеча, наспех взбитую змеиную чёлку и слегка подведенный бархатный глаз южной красавицы на древесном срубе.

          А куда девалась недавняя ночь? Вдруг разом накрытые ее широкополой шерифской шляпой казенные кварталы и весь этот тусклый фонарный город, перебирающий сонными ресницами. Неистово ползающие во тьме химеры, грозящие пробраться суфлерами в сновидения, чтобы коверкать невыученную тобой роль. И слепая нелепая медальная луна на небесном мундирном суконце с мелкими редкими звездами. Куда ушло всё это?
          Всё изменилось. И изменился ты. Теперь ты блаженно вдыхаешь это свежее утро, сравнимое с безукоризненностью юного тела, эти волнующие контуры бёдер двора, эту вишнёвую зарю с ароматом облизанных губ… Теперь ты ждешь…

          Такие мысли, с преувеличенными метафорами и раздутыми гиперболами, проносились в голове нашего безымянного героя в этот ранний час. Да, он ждал. Каждое утро он выскакивал из нагретой постели и, не одеваясь, садился на стул перед открытым окном. Положив на колени подрагивающие руки со скрещенными пальцами, он ждал, когда окно дома напротив тоже откроется, и в полуоткрытом халатике появится она, чтобы полить свои меленькие яркие фиалки в низких горшочках. Она тоже будет робко поглядывать на него, придерживая расходящийся на груди халат, и тоже будет думать о нем. В эти мгновения, как молитву, он произносил полушепотом такие слова:

          «Господи, неужели я хочу для счастья так много? В сущности, мне же ничего и не надо! Разве что это нежное утро в последний день апреля. И благословенная тишина моей комнаты. Старинный запах молчаливых книг на полках. А на стенке услужливое тиканье часов и выгоревший портрет Сомерсета Моэма в леопардовой накидке. Ветерок в этой невесомой гардине и от толщи пыли потерявшие цвет гантели под тумбочкой.
          О, и еще, конечно же, мне нужна она – та, что в окне напротив! Ее фиалки на балконе. Такие же радужные переливы ее глаз. Небрежно приоткрытый халатик. Лебединые движения ее рук. Плавные повороты головы в мелких русых кудряшках. Острые приколки, оставленные в кровати. Забитый ее волосами слив в ванной. Лопнувшие переплеты подписных изданий от пустых патронов ее губных помад и палочек для чистки ушей в виде закладок. Буро-лиловое дно холодильника с засохшей дрянью от пролитого год назад варенья. Вечно завешенный ее бельем балкон с бурной капелью. На вешалках тонны ее беспорядочного барахла, среди которого пара моих затесавшихся костюмов с вывернутыми после обстоятельного шмона карманами. Мучительные поиски любимых вещей, таинственно перемещающихся с места на место. Сладкие супружеские вечера на фоне нескончаемой музыки – дивного сочетания ее телефонной трескотни и телевизионной рекламы. И вымоленные пару часов тишины в одиночестве, когда она соизволит выйти из дому на шопинг, но не даст расслабиться – затерзает ежеминутными бессмысленными СМСками, напрочь убитыми чудовищной орфографией и необъяснимыми смайликами, которые сам черт не разгадает…»
    
          И в эти же мгновения, как молитву, полушепотом твердила она:
          «Боже, разве я прошу невозможного? Собственно, мне же ничего не нужно! Ну, разве что эти фиалки на балконе. И такого же цвета новая пара глазных линз. С расчетливой небрежностью мой приоткрытый халатик, потому что – слава те, Господи! – есть еще что предъявить постороннему любопытству. Бокал с красным вином при свечах. По выходным баня и массаж. А по будням валяться на диване с ванильно-шоколадным мороженым и глянцевыми журналами.
          О, и еще, конечно же, мне нужен он – настоящий мужчина! Честный и рассудительный. Сильный и терпеливый. Образованный и надежный. Его влюбленный взгляд. Его улыбка фавна и ангела одновременно. Его заботливые и такие умелые руки, особенно в романтические ночные часы. Его любимые книги, из которых он восторженно вычитывает мне вслух целые абзацы – такие восхитительные! Но слишком восхитительные, чтобы можно было долго и всерьез это слушать. Несменяемый запах его одеколона. Его пара сбитых искореженных туфель в прихожей, так оскверняюще контрастирующих с моей безукоризненной итальянской обувью. Двухнедельные залежи его грязных носков под кроватью. Царапучие коромысла его ногтей, застрявших в ковре. Скорченные в пароксизмах окурки в фиалках и кактусах. Невысыхаемая от неточных попаданий крышка унитаза. Семейные вечера с футбольной истерикой перед экраном. Кухонная блокада армией пустых пивных бутылок. И утренние встречи с пирамидой грязной посуды в раковине после тайного, неожиданного ночного жора…»

          Сперва затворялось ее окно, потом его, а назавтра всё повторялось…


             2010