Похождения корявого стЕшка

Примечание: Уважаемые читатели! Автор приносит свои извинения за возможные ашиПки и просит читателей, ни в чем себе не отказывая, оставлять замечания по тексту в рецензиях и комментариях))
________

Сидел себе такой – типа -- Поэт. Тихо, так, одиноко сидел во глубине сибирских дур… ой, руд, на обыкновенной такой среднестатистической о-Пушке  и сокрушался: «Вооот. Скоро Новый год. Все люди, как люди, а я тут один. Вокруг – одни только елки, да и те – не наряженные…».

Сидит. Думает: «А не замахнуться ли мне на стишок?».

Тут же Муза – такая – к нему подваливает и сразу подсовывает пару-тройку вариантов. Ну, там -- про любофф или исчо каку-нить важную для человечества Тему.

Поэт репу почесал, думает: «Как бы чот такое завернуть, шоб волосы дыбом у всех стали?». И выбирает самую актуальную для человечества в данный момент тему: Новый год!

Тут же Муза ему опять – хряпсь! И выдает с пылу, с жару:

-- А, давай, Поэт, про… елочку? Она такая маленькая, беззащитная, ее беречь надо и пр.пр.

Поэт Музу за хвост хваТат, и, как по мановению волшебной палочки, из него начинает литься: «В лесу…». *.

И полилось, полилось все, прям, само по себе. Ну, как из рога изобилия. Как-то так удачно он в этот раз на тему наступил.

Он даже испугался с непривычки. Хотел, было, остановиться, но из него так и прет, так и прет – только записывать успевай. Все враз так и вылетело!

И до того гладко получилось, что Поэт сам себя даже зауважал круто. Подумал: «О, какой я! Прям, окакойя. Нет, прям, окакоище! … Я…».

Взял он этот стишок и засобирался в дальний путь – в редакцию. «Скажу, -- думает, -- что вот он, мой – аккурат к празднику, так сказать, и на злобу дня.

Долго шел. По тайге и болотам, рытвинам всяким и ухабам, просекам и дорогам. И, наконец, пришел в город. Большой, шумный, красивый город.

Смотрит – все вокруг такие праздничные, нарядные, веселые. Кругом иллюминация, музыка, елки разнаряженные. Только год везде на циферках горящих другой уже – долго Поэт шел. Так долго, что даже, забыл: есть в его стишке привязка к конкретной дате, или придется заново чего-то писать.

Достал Поэт стишок из кармана – и вздохнул с облегчением. Нет на стишке даты! Значит, актуальным еще будет стишок. С тем и ввалился в кабинет главного редактора: «Так, мол, и так, написал я вот такой стишок к празднику».

Главред стишок взглядом пробежал, и аж с лица подобрел:

-- С  удовольствием, -- грит, -- принимаем мы твой стишок, Поэт, поскольку у нас на первой полосе как раз «окно» имеется ничем не занятое. Стишок ровный, хороший, даже чем-то приятный – ибо к философским размышлениям читателя подвигнет. Не все ж людям праздники праздновать, да работу не работать.

Короче, берет он стишок, поэта поздравляет, гонорар, когда кризис экономики кончится, обещает дать.

-- Теперь, -- говорит главред, -- Вы должны считать себя не каким-то там заштатным поэтом из Тмутаракани, а самым, что ни на есть Автором. На Вас, -- говорит, -- теперь весь город будет смотреть. Только давайте, мы сначала, на всякий случай, с жителями посоветуемся. Соберем, так сказать, что-то типа народного Вече на нашей центральной площади и обсудим. Там, кстати, и новогодняя елка уже стоит во всей своей красе, с игрушками, лентами и хлопушками.

-- Да мне, -- говорит поэт, -- лишь бы день простоять, да ночь продержаться.  Очень, уж, я устал от дороги. Можно, если я уже теперь Автор, я у вас здесь, в редакции, прикорну да отдышусь.

-- Вот и ладушки, – отвечает ему главред, – а я пока пригласительные разошлю и Ваш стишок к ним приложу. Пусть люди ознакомятся, прежде чем свое мнение высказывать.

Проходит день. Проходят два. И главред, и Автор ждут. И, вдруг – как гром среди ясного неба! Под окнами редакции – толпа. Все чего-то орут, флагами машут, транспарантами потрясают, хоругвями в окна тычут:

-- А подать-ка сюда главреда! Что он здесь такое нам послал? Кто позволил? Это провокация – такой стишок, да накануне светлого Нового Года!

Испугался главред, созывает редакторскую группу срочно:

-- Что делать-то будем, други мои дорогие? Видите, как народ взбаламутился-оскорбился? Да оно и поделом… Не можем же мы самолично на такое серьезное дело пойти – непроверенный стишок на первую тиснуть.

А народ на площади не унимается. Народ к редакции уже покрышек нанес, с киселем в бутылках стоит и мусорные баки заготовил, чтобы, значит, главреду по всей форме люстрацию объявить.

Пригласили на площадь и экспертов: специалистов там всяко-разных, партийцев и стражей порядка. Те каждый по очереди слово берут, Автора, значит, и редактора с ним начинают по косточкам разбирать.

Все, как положено: биографиию зачитали, характеристику из лесничества. Справку о здоровье на свет посмотрели. Изобличают, в общем.

-- Он, -- взяла слово руководитель партии «Женщины ЗА елки», -- нам в лицо плюнул, этот подлый Автор. Мы, может быть, историю елок наизусть знаем. Они, может быть, эти елки, нам больше жизни дороги! А этот взял, и накарябал тут какую-то непотребность!

-- Да! – тут же поддержали ее представители движения «Елки-палки», -- У этого Автора нет никакого понятия о том, что такое елка! Он ее тут прямым текстом оскорбляет, говоря, что она маленькая. А у нас в стране нет маленьких елочек! У нас все елки большие и стройные, один в один. И эта, описанная елка, совсем и не елка, а какой то огрызок -- корявая вся и жухлая. Сразу видно – что не этого года срублена.

-- Мало того «огрызок, -- подхватил эстафету дяденька из движения «Елкам – зеленый свет!», -- так он еще и тень бросил на все елки нашего леса!

Тут из толпы одна баба вышла с огромным таким животом (беременная, похоже, может, даже двойней) и слово взяла:

-- Я, -- говорит, -- скоро матерью стану. – И все захлопали. -- Но из-за этого поганца, из-за этого Автора, я чувствую, что у меня преждевременно схватки начинаются. Вот, доведет меня все это до срочных родов, посмотрим тогда, как он завертится, этот паскудник, который, наверное,  и елок-то в глаза не видел! Даже не знает, что это такое! Сидит где-нибудь в голой пустыне и думает, что мы тоже так хотим сидеть. А мы не хотим! И поэтому я сейчас пойду, и позвоню, кому надо.

И пошла звонить.

А толпа дальше стала негодовать:

-- А давайте,  -- осенила вдруг одного эксперта мысль, -- чтобы не быть голословными, разберем этот подлый стишок по строчкам.

-- Давайте! Давайте! – одобрили все. – И эксперт приступил:

-- Вот, смотрите, -- взял он в руки пригласительный со стишком, -- Автор пишет: 

«В лесу родилась ёлочка…»*, -- ну, скажите мне: какому нормальному человеку придет в голову такая ересь: «елочка родилась»?

Я, уж не говорю об ударении – «родилАсь» или «родИлась». Я просто хочу понять логику этого Автора: она что – вот так взяла, и родилась у кого-то?

Тогда кто была ее мать? Кто отец?

Или она из воздуха взяла и родИлась-родилАсь всем на зло?..

Хорошо, я допускаю, что ее могла родить мать-одиночка. Но не от святого же духа она понесла. Кто-то же ей (матери) это семя вовнутрь занес? Тогда – кто? И каким путем?  Разные же есть способы – вон, сейчас искусственное осеменение, да и в пробирках уже пробовали.

Почему эта мать решилась на такой необдуманный шаг? Зачем она стала одиночкой? Что ее на это подвигло в наш век прогресса и справедливости?

Хорошо. Пусть не мать, не отец. Пусть, эта елочка вылупилась из яйца. Но тогда снова возникает вопрос: а кто ее туда залупил? Непонятное что-то получается. Скользкое…

Допустим, елочка вывелась из какой-нибудь икринки. Но, тогда и икринку кто-то же должен был где-то оплодотворить. И как она потом оказалась в этом лесу?  Какая рыба в лес прокралась и там бросила свое потомство?

Пойдем дальше по тексту (я ничего не выдумываю, господа-товарищи. Я просто до истины дорыться хочу. Хочу понять Автора):

«В лесу она росла», -- ну, это же форменное издевательство! Если она родилАсь-родИлась в этом лесу, то где ж ей было и расти-то? В детский дом ее, что ли, кто-то должен был отдать?!

До какого конкретно возраста бедная елочка одна в лесу росла? В каких условиях? Чем питалась? Чему ее учили?

Или все на самотек бросили – лес воспитает?!

Нет. Я не придираюсь. Но вопросы-то возникают! Мы же с вами люди думающие, а не просто где.

«Зимой и летом стройная…», -- это понятно, что елочка должна быть стройная. Она же не какой-нибудь там саксаул или баобаб!

Но почему Автор так передергивает: «зимой и летом»? А куда он дел еще два времени года – весну и осень? А в эти периоды года елочка, что -- не была стройной? Толстела, худела… я не знаю, что еще Автор там подспудно подумал. Но, ведь, на что-то же он намекал нам с вами?

Может быть, мы найдем ответ в следующей строке:

«Зелёная была…», -- ну, вот это, я полагаю, просто вызов всей общественности!

А КАКОЙ еще она может быть, Автор?! Она же не просто зеленая! Она ВЕЧНОзеленая, да будет вам известно.

Или вы нас подозреваете, что все мы здесь дальтоники?

Ну, знаете ли! Это уже покушение на частную жизнь! Каждый сам отвечает за свое зрение. А вы берете и гопом-скопом всех делаете недальновидными...

Ну, ладно. Я буду держать себя в руках.

«Метель ей пела песенку…», -- вот, как Вы себе это, уважаемый Автор, представляете? У вас «метель» -- человек? Тогда пишите ее имя с большой буквы, а не уничижайте достоинства. Тем более, что она – дама, эта Метель.

И почему серьезную колыбельную песню вы здесь презрительно называете «песенкой»? Какая она вам «песенка»?! Она, может быть, ПЕСНЬ! У нее, может быть, высокое предназначение: чтобы, так сказать, с молоком матери уже впитывалось все, что положено. А вы – «песенка». Неуважение это.

«Спи, ёлочка, бай-бай!», -- это Вы о чем, сударь? Какое еще «бай-бай»? Что это Вы нам тут инородные языки подсовываете? Это уже попахивает, доложу я Вам… это уже на государство… замах…

Может, это в Ваших лесных кругах кодовое слово какое-то – «бай-бай»? Шифр?

Так, вот, Вы знайте -- мы здесь люди глубоко патриотичные. Мы за свою отечественную елку так постоять можем! Что разом отобьем у Вас желание на всякие там поползновения с душком.

Это у них там елки все корявые, как и ваш стишок! А у нас елки все как на подбор: стройные, зеленые, пышные. Как посмотришь на них – душа сама в струнку вытягивается и честь отдать хочет.

«Мороз снежком укутывал», -- у Вас тут написано.

А я, вот, не согласен, что елочка в этом нуждается! У нашей родной елки зимой все процессы замедляются. Она в спячку впадает до самой (кстати, не упомянутой Вами!) весны. И все там по расписанию: зима-весна-лето-осень. Все! Мы уже говорили, что она вечнозеленая.

Но этот ваш Мороз… Ох, не хорошее Вы, Автор, задумали. Ох, нехорошее…

У нас в стране нет ТАКИХ морозов! У нас все Морозы -- на спецучете! И каждому положено, то, что положено: борода, там, мешок, нос и очки. И никаких, понимаешь, пледов! Нечего им ходить, елки укрывать. Пусть с детьми хороводятся.

А, может… Да-да-да… Как я сразу не догадался? Вы, милейший, что здесь подразумевали?

Вы этого Мороза педофилом, что-ли, сделать решили? Дескать, сначала он елочку укутает, а потом…

Давайте-ка, посмотрим, что потом… Ага! Я так и думал! Вот оно:

«Смотри, не замерзай!», -- так-так-так…

Это значит, Мороз ее «разогрел» какой-нибудь камасутрой, потом захотел куда-нибудь до ветру срочно сходить (ну, приспичило ему!) и просит, значит, елочку, из возбуждения не выходить?..

Ой-ё-ей… И, главное, как-то неопределенно просит: «смотри, мол, не замерзай!».

То есть, он в кусты по нужде малой или большой, а она должна еще и смотреть???!!!

Да… Автор. Не зря мы здесь, на площади, собрались.

Пошли дальше:

«Трусишка зайка серенький…», -- а почему у Вас зайка зимой на морозе – серенький? Почему ваш заяц вопреки законам природы цвет не сменил?

Наши зайцы зимой – белые! Это с детского сада всем известно. Белый заяц. Все! Наш, русский. Белый заяц-беляк…

Так… беляк-беляк-беляк…

Что-то это мне напоминает…

Ага: заяц-беляк у вас СЕРЫЙ, так? Смотрим дальше… Ну, конечно! Вы его специально на зиму не переодели, чтобы намекнуть, что этот серый заяц – он, как бы, в шинели…

Правильно: в серой шинели, всеройшинели… там-та-тарампампам-пам! Вспомнил. Хорошая была песенка, наша, родная патриотическая… Вот именно…

И дальше Вы утверждаете, что наш заяц – трус? Наш заяц-беляк, облаченный лично Вами не по сезону в шинель, -- ТРУС?!!

Да за это надо… за это… не то, чтобы…

Ну, ладно, здесь и так уже крамола зашкаливает, а что дальше?

«Под ёлочкой скакал…», -- это наш заяц… в шинели… скакал под елочкой?!

Это вы о тех, что, «кто не скачет – тот уже не наш»? Или «не их»… То есть, тот, который откуда-то куда-то и наоборот? Тот, который… там?

Ну, батенька-а-а-а…

Читаем-читаем-читаем дальше:

«Порою волк, сердитый волк…» --, здесь, я думаю, следует объединить две строчки, а то смысл как-то ускользает:

«Порою волк, сердитый волк рысцою пробегал…» -- а! А-а-а-а-а! Известно ли вам, милейший, что такое «рысца»?..

Это, к вашему сведению, «небыстрая мелкая рысь», которой бежит…

Кто бы вы думали, граждане?

Правильно!

ЛОШАДЬ!

Или конь, на худой конец.

Но у нашего Автора (!) таким бегом бежит не кто-то вам там, а самый настоящий… ВОЛК!

Больше того: этот Волк бежит как бы «в квадрате». Потому что он БЕЖИТ… лошадиным БЕГОМ!

Да Вы просто издеваетесь над нами! Вы думаете, что все мы здесь дураки, и не понимаем, ЧТО скрыто за этим словосочетанием?! 

Это же прямая угроза нападения какого-то волко-лоша на нашего родного зайца!..

Я не хочу дальше углубляться в разбор, господа-товарищи, но дальше вообще из рук вон:

Там дальше «снег по лесу частому под полозом скрипит». Получается, была у Автора одна елочка, а тут уже целая чаща выросла.

Потом вот это: «Лошадка МОХНОНОГАЯ торопится, бежит…». Что там у нее с ногами -- не понятно. Но, скорее всего, Автор пытался противопоставить это чудовище – волколоша -- нашей рядовой сельской рабочей лошади. У которой все нормально, только ноги мхом или мохном чуть-чуть подзаросли.

Но это же наша лошадь!

Это же наши с вами ноги, товарищи!

Я, уже не говорю, про «торопится-бежит» в этой, с позволения сказать, бездарной писанине -- полное косноязычие… Как и это:

«Везёт лошадка дровенки, на дровнях мужичок…».

Почему именно мужичок, а не, например, лесоруб со значком «Ударник труда»?

И чего он там примостился, этот мужичок?

Может, он у Автора и не ударник вовсе, а черный лесоруб, с которыми страна сегодня борется вовсю? И побеждает, между прочим!

Ну, и, конечно:

«Срубил он нашу ёлочку под самый корешок…», -- это та же провокационная лживая агитка про нашу бескрайнюю тайгу. Автор умышленно выпячивает этот «корешок», чтобы враги думали, что мы тут у себя елки с корнями рвем, как гнилые зубы. Даже пеньков не оставляем!

И, наконец, вот он: такой невзрачный, такой корявый до безобразия финал:

«Теперь ты здесь, нарядная, на праздник к нам ПРИШЛА»?!! -- уже НОГИ у елки появились, понимаешь!

Просто какая-то мистика несуразная. И не поймешь: откуда эта елка, каким образом она дошла до этого праздника. Кто ее по дороге нарядил. И не напугала ли она граждан города этой свой ходьбой – ведь, звенела же и цокала. И асфальт с брусчаткой портила. А нам потом ямочный ремонт проводи на деньги налогоплательщиков.

В общем, я так думаю, что «и много, много радости детишкам принесла…» -- это уже Автор просто цинично плюнул нам в лицо!

Потому что всем понятно, какие-такие «детские радости» он подразумевал.

Не ясно только одно -- почему елка все это на себе несла.

Представляю всеобщую радость: изгаженная корявая елка посреди нашего праздника, да еще и в сапогах…

Или в ВАЛЕНКАХ!

Не знаю, даже..., что там Автору этой пародии на поэзию в голову еще пришло.

В итоге, ВЫВОД напрашивается, граждане, сам собой:

Не может елка чертикак родиться,
черт знает, кем воспитываться,
потом терпеть выходки
не вполне вменяемого Деда Мороза,
наблюдать, как вокруг нее скачет
трусливая шинель,
за которой гоняется рысью
коневолк или волкоконь,
пока мимо проезжает нормальная
отечественная лошадь
с небольшим дефектом ног
и ударником труда в санях,
который нечаянно не соблюдает
природоохранного законодательства
и рубит елку под корень
как врага народа,
надевая ей чего-нибудь на ноги,
чтоб не мерзла,
после чего пешедралом
гонит ее через весь город
на площадь,
попутно наряжая
во что попало,
с единственной целью –
чтоб сверкало
и звенело для праздника.

В финале лошадь все-таки
неизвестно с помощью
каких конечностей доходит
до места назначения,
попутно покрываясь «детской радостью»…

Утешает только единственное -- что:

Елка, хоть и умирает,
коварно свежесрубленной
под самый корень,
но зато предстает
перед собравшимися
вечнозеленой и в блестяшках!

Эксперт закончил чтение с листа и печально обвел глазами публику:

-- Ну, и как вы считаете, граждане, можем ли мы позволить, чтобы в такой светлый и знаменательный день в нашей любимой городской газете могла красоваться эта, с позволения сказать, провокационная цидулька?

-- Неееет, – мрачно прогудела толпа и нахмурила брови.

-- Но... -- засомневался главред, -- ради справедливости мы с вами должны учитывать то, что Автор, все-таки, в чем-то автор. В одном конкретном, давно назревшем вопросе: мы, вот уже долгое время не можем согласоваться по названию. Болтаемся, понимаешь, туда-сюда без определенности -- то елочка у нас..., то елка,... то большая,... то маленькая...

Это как-то несерьезно.

Поэтому я, в принципе, считаю, товарищи, что елку нам надо как-то по-особенному назвать.

Пусть она у нас будет -- Ель!

И с большой буквы!

Но!

В остальном Автор перед всеми нами ВИНОВАТ! 

– Так подать сюда этого заштатного писаку! – выкрикнул кто-то из толпы. -- Пусть он расскажет, как дожил до жизни такой и посмел обгадить самые чистые струны наших душ.

На крыльцо редакции вышел изрядно потрепанный и уже оставивший всякие надежды на титул, грязный и до сих пор не мытый с дороги Поэт.

Лицо его было серым, как упомянутая экспертом заячья шинель, а руки тряслись, сжимая листок, на который он потратил столько времени, душевных и физических сил.

-- Ой! – вдруг раздался в толпе душераздирающий вопль, и все расступились, обнажив взгляду стоявших на крыльце все-таки начавшую преждевременно рожать беременную бабу.

-- «Скорую» ей, «скорую!» -- завизжали в толпе, и откуда ни возьмись, на площади появились санитары в экологических масках.

-- Дайте, -- побелевшими губами прошептала баба, – дайте мне выговориться.

Толпа затихла и прислушалась, ловя каждое последнее слово страдалицы. И она начала свой рассказ:

-- Это я... я набрала телефон, -- из последних сил прошептала роженица, -- и спросила:

-- Алло, это зеленые? Я правильно звоню?

-- Да, – ответили они мне. – Мы зеленые.

-- Так вот, зеленые, -- сказала я им твердо, --  в нашем городе совершено дерзкое покушение на символ самого радостного праздника – нашу вечнозеленую…

Тут женщина вновь вскрикнула и скорчилась от невыносимой боли. Санитары погрузили ее в машину и та, заморгав сиреной, помчалась по улицам городка.

В оброненной на землю трубке надрывался взволнованный голос:

-- Да зеленые мы, зеленые! Что там у вас случилось?

Разъяренное происшествием Вече сплотило ряды и двинулось на дрожащего в ужасе посеревшего от горя поэта.

-- Отдай нам свою поганую бумажку со своим подлым стишком! – Яростно зашипело общество. – Иначе мы изгоним тебя из нашего города, и ты вовеки веков не сможешь больше переступить порог этого торжества!

…Кто знает, до чего БЫ дошло дело, если бы за спиной несчастного вдруг появился крепенький в галстуке мужчина и властно не произнес:

-- Прошу всех успокоиться, граждане. Мы решили пойти по самому простому пути. Мое решение окончательное, и обжалованию не подлежит.

Это и был главный редактор газеты, который, так неосмотрительно решил собрать авторитетное городское Вече.

Толпа замерла в ожидании.

-- Поскольку мнения по поводу этого стишка разделились, и вы считаете, что он настолько коряв, что его даже трудно произнести, я предлагаю перевести этот текст на какой-нибудь совершенно неизвестный нам язык... Перевести и переложить… на музыку. Мы музыку сделаем такой громкой, что текста просто не будет слышно. И вам, граждане, не придется даже слова учить. Вы просто будете му-му-кать в такт музыке и водить наш традиционный хоровод.

Он обернулся назад и вытащил за рукав интеллигентного мужчину загадочной внешности:

-- Знакомьтесь, -- представил гостя главред.

-- Леонид Карлович Бекман, – поклонился мужчина и заиграл на дудочке.

Мелодия плавно разливалась по площади, и в души людей постепенно, пробивая дорогу сквозь густые заросли недавно нанесенных жестоким поэтом кровоточащих сердечных ран, прочно и навсегда входила ПЕСНЯ.

И никто-никто из собравшихся на площади даже не догадывался, что перед ними стоит и играет человек, который совершенно НЕ ЗНАЕТ нотной грамоты.

Услышав мелодию, тут же зажглась огнями новогодняя елка, и люди зачарованно смотрели на ее божественную красоту.

А бедный поэт… Немного постояв на крыльце и убедившись, что он уже никому не нужен и не интересен, сложил из листочка со стишком самолетик и запустил его в темное небо.

Самолетик плавно описал круг и сел на самую макушку елки. Через мгновение он превратился в сверкающую, полную рубинового огня, яркую звезду…

Эпилог

Этот Новый Год люди встречали весело, как никогда. Об инциденте все забыли и радовались как дети, напевая незнакомую, но так полюбившуюся им всем песенку.

Беременная женщина, которую увезли с площади, благополучно родила. Правда, ребеночек поначалу был какой-то зеленоватенький, и тоненькие как иголочки волосенки у него топорщились дыбом. Но со временем это прошло, и счастливая мать вскоре забыла обо всех неприятностях...

А что Поэт?

«Сумный, та нэ вэсэлый» отправился он обратно в свою Тмутаракань. Уже у самого леса его догнал главред и, озираясь по сторонам, заговорщицки спросил:

-- Автор, миленький, а скажите: кого, все-таки, Вы имели в виду под елочкой?

-- Зайчика, -- грустно ответил Поэт и угрюмо побрел в свой лес.

______________

Использованы материалы:

http://azbyka.ru/forum/blog.php?b=862

По мотивам вот этого происшествия:

http://www.stihi.ru/2015/04/24/5832