городу и миру

от боли вен до нытья в здоровой руке,
от сведения мышц до сретения в том году –
разойдусь по шву. ты отметишься на курке,
не открыв лица. расстреляешь. а я – уйду.

и костлявая птица, больная чахоткой рух,
унесет синдбада в итаку – смущать гостей.
я целую того,  кто стрелял бы в меня с двух рук
и ложусь с ним спать: в разных жизнях – в одну постель.

за измену числю внимательный взгляд наверх,
темноты боюсь – и спать ложусь поутру.
понимаю всё. забываю всё – и про всех.
становлюсь целей, но по-прежнему жмусь к коту,

грею руки под ним – здоровую в том числе.
за тебя не пью, потому что уже не могу,
если я умру – ты сядешь и включишь свет.
если ты умрешь – я достаюсь врагу.

я почти созрел, я почти ослеп, я почти огрубел (хотя можно грубей). я сижу под окном, на коленях – свет, позади – пустота и гнездо голубей. я пишу – и рву, читаю – рву. и меня взрывает по позвонкам, полюса смещает – меня зовут. я боюсь уходить, я жду звонка. за одной одну никотин коплю, заодно не сложно сказать «прости».

я тебя так страшно порой люблю,
что уже дышать не хватает сил.