Музыкальная математика Антона Беляева

Как бы это ни показалось странным столичному жителю, но наш маленький и такой удаленный от центра город – неплохая стартовая площадка для начала профессиональной карьеры. Жизнь в суровых условиях Крайнего Севера – весьма хороший стимул прорваться к вершинам Парнаса, дабы испить пару глотков из колодца Иппокрены, источника вдохновения. И стимул этот работает в самых разных жанрах, от серьезного академического музицирования до эстрады, джаза, рок-н-ролла. Если говорить о последнем, то его ценителям, поклонникам и фанатам наш город известен по таким именам, как Юрий Шевчук (ДДТ), Диана Арбенина («Ночные снайперы»), а также иным выходцам из колымских просторов. Не так давно к этой звездной когорте столичных исполнителей присоединился и Антон Беляев, музыкант, композитор, продюсер, получивший всероссийскую известность после того, как он дошел до финала телевизионного конкурса «Голос» в декабре 2013 г. После этого Антон засветился и в других телепроектах, но здесь важно не забывать и о том, что без настоящего таланта достигнуть вершины чартов и удержаться там было бы просто невозможно. И за сегодняшним сценическим успехом Антона Беляева стоит восемнадцать лет упорного труда.

А начиналось все весьма прозаически. С музыкальной школы в Магадане, куда его отвела мама, как только Антону исполнилось пять лет. Изначально он хотел играть на барабанах. Чувство ритма у этого мальчика оказалось врожденным. Если бы не белая кожа и не славянское происхождение, а  появись он, скажем, на свет в бедняцком квартале Сент-Луиса или Нового Орлеана, играть бы ему джаз или пронзительно исполнять тягучие южные блюзы, с привывающей на Луну волчьей  интонацией вечного бродяги. С четким и пульсирующим негритянским ритмом. С тем самым ритмом, который чернокожие невольники, вывезенные англосаксами в 18-19 веках из Африки в Америку, захватили вместе с собой, как часть родной, впитанной ими вместе с молоком матери, культуры. Языческой, по сути своей. И, несмотря на то, что белые плантаторы в США крестили своих рабов в ту или иную протестантскую веру, несмотря на то, что первые предджазовые жанры негров, а именно «спиричуэл» и «госпел» («духовное» и «благовестное» пение в переводе с английского) были именно христианскими по своей сути, ритмическая основа этих жанров оставалась чисто африканской, магической, если не сказать больше, колдовской. И все исполнительские приемы, особенно в ритм-секции, в связке барабанов, тарелок-цимбал и контрабаса были ничем иным, как частью ритуальных обрядов того, что впоследствии назовут магией вуду.

Но цель настоящей статьи рассказать о нашем земляке, проделавшем большую работу в продвижении своей музыки на рынке современного российского шоу-бизнеса, а не представить культурологический анализ корней афроамериканского джаза. Так что говорить мы будем преимущественно о творчестве Антона Беляева. В пять лет он захотел научиться играть на барабанах. Но, к сожалению, в нашей музыкальной школе учат на ударных только с семи лет. И маленькому Антоше предложили пока освоить трубу, а уже потом сесть за барабанную установку. Но перспектива дудеть в медную, начищенную до золотого блеска, трубу его не очень-то и привлекала. Так что оставалась лишь единственная возможность получить музыкальное образование – освоить магию черных и белых клавиш. Так и состоялся судьбоносный выбор инструмента, которому Антон Беляев никогда впоследствии не изменял. Ну, а вместе с освоением фортепиано, он начал сам сочинять музыку. И на сегодня за плечами Антона Беляева работа со многими именитыми артистами, как отечественными, так и зарубежными, среди которых Демис Русос, Три тенора и др.
 
Не забывает он  и родных осин, точнее, лиственниц и стланика. В конце марта Антон Беляев посетил Магадан со своей группой «Therr Maitz», с которой дал два концерта. Один в МЦК, второй в клубе «Билибин». Об этом музыканте можно много и долго рассказывать, так как с Антоном мы  знакомы и дружим почти двадцать лет. Однако кто прольет свет на этапы становления артиста лучше него самого?
 
– Антон, ты помнишь свою первую композицию? Как и почему ты начал писать музыку?

– Вообще сочинение музыки началось с того момента, как мне купили фортепиано и поставили его в коридоре. Сейчас, оказавшись дома после многолетнего отсутствия, я вообще не понимаю, как оно там помещалось. Квартира наша показалась мне сегодня ужасно маленькой. Хотя в детстве так не казалось.
Я начал писать музыку, потому что подсознательно хотел извлекать какие-то новые звуки из инструмента. Наверное, как и все дети, которые учатся музыке, я без особого энтузиазма осваивал правильную постановку пальцев.  А вот сделать что-то самому, зажать педаль фортепиано, повозить по клавишам руками и локтями, услышать, что из этого получается, чтобы родить какие-то новые, необычные звуки, все это началось сразу же, как только я сел за пианино. Однажды со мной приключилась ужасная вещь. Фортепиано это священная вещь для ребенка, который уже въехал в свой инструмент. Я как-то остался один дома и начал экспериментировать, вставлял фольгу под струны, играл руками, локтями, и в итоге случайно сломал одну черную клавишу. Это ерунда, на самом деле. Клавиша сидит на клею, она просто отвалилась. Ее надо всего лишь наклеить «Моментом» и сутки подождать. А для меня все случившееся было настоящей катастрофой. Я в истерике начал звонить маме на работу, принялся истошно вопить в трубку: «Мама, прости меня, прости, я сломал пианино!». Мне тогда казалось, что я кого-то случайно убил. Сейчас, конечно же, забавно вспоминать об этом казусе.

А вообще я считаю, что увеличение знаний приводит к росту печалей. Знания и помогают, и мешают. К сожалению, не сохранились записи того, как я в пять лет прыгал по клавишам фортепиано, нельзя это оценить, но мне было бы интересно сейчас все это прослушать. Возможно, там было какое-то рациональное зерно. Потому что дальше все превращается в математику. Сперва у тебя руки начинают правильно двигаться, развивается мышечная память за счет бесконечных упражнений. И у тебя появляется автоматизм движений. Потом ты осваиваешь базовые стандарты, у тебя появляются любимые последовательности аккордов. И хотя, кажется, что это помогает твоей композиции, сочинению музыки, но на самом деле ограничивает тебя в средствах самовыражения. Это как в кулинарии. Я сейчас подсел на блюда мексиканской кухни, хотя в мире полно других кулинарных традиций разных народов, но я обожаю буррито и ем только его. Так же в музыке, знания мешают ее свободному истечению.

– Антон, если рассматривать творчество великих пианистов ХХ века, от Эллингтона и Бейси в джазе до академистов, таких, как Рихтер, Рахманинов, кто из них тебе ближе, кто оказал большее влияние на тебя, как на пианиста?

– Джаз для меня в тот момент был очень свежим, новым явлением и немного неправильным, ведь меня все мои педагоги ориентировали больше на классику, но у меня наибольший интерес вызывал именно джаз. Каунт Бейси, безусловно, очень на меня повлиял. Но один из тех, у кого я много чего перенял и подсмотрел, как у моего наставника Евгения Чернонога, это был Оскар Питерсон. Хотя сейчас он мне не очень нравится. Недавно ностальгии ради, я решил переслушать Питерсона. И нашел, что это всего лишь какие-то побегушки пальцами по клавишам. Ничего особенного. Он очень сильно бравировал своей техникой. А мне сейчас такая вычурность уже не очень нравится. А тогда он, безусловно, произвел на меня просто фантастическое впечатление. И как он обращался с роялем совершенно беспардонно, и какие у него были примочки, постучать по клавишам, струны подергать, мне это очень нравилось, сильно впечатляло в юности. Потому что нарушало законы классики. Вся его игра ломала стереотипы академической музыки, которые мне с детства прививали в школе. Он парадоксально совмещал цирковое, ярмарочное искусство фокусника с феноменальной быстротой пальцев.

– Антон, ты осознанно бунтовал против академической постановки, или это было нечто подсознательное?
 
– Сейчас сложно анализировать, но бунт был вполне осознанным. Хотя трудно сказать, что за этим стояло. Не знаю. Просто я полюбил эту музыку. Жанров в музыке много, особенно в джазе. И каждый старается представить свое направление в самом выгодном свете. Если говорить о классике, то это высочайший уровень исполнения. А в то же время это прочтение чужих произведений, раз за разом одних и тех же. Ну, сколько можно повторять уже сыгранное?

Джаз тоже дал высокий уровень исполнительства, свободу мысли, но проникая в джаз глубже, понимаешь, что и там хватает своих шаблонов и только самые выдающиеся мастера этого жанра определяли его звучание, как таковое. Если просто брать культуру джаза саму по себе, то получается, что это всевозможные перепевы арий из бродвейских мюзиклов с добавлением своих нот. Не более и не менее. Если брать джазовый авангард, то музыканты с образованием просто поживают плечами, когда слышат банальный набор звуков и шумов, не более того. И так со всем, куда ни кинь. Электроника это глупо и скучно. Машины пишут все за тебя. Хотя, когда сам  занимаешься электроникой, то понимаешь, что это не совсем так. Это только карандаш в твоих руках, средство воплощения твоих чувств. Но, не владея кистью, а только лишь умея работать на компьютере, художником ты не станешь. Так что это бесконечный спор и обсуждение творческих методов самореализации.
 
– Антон, как бы ты обрисовал свою сегодняшнюю музыку?

– Это, конечно же, электроника. Начинался наш «Therr Maitz» с дизайнерского поиска. Произошло глубокое знакомство с компьютером, и на базе всех этих цифровых технологий протекали попытки реализации себя, как пианиста, желание слепить все то, что я слышу в нечто удобоваримое. Долгое время это был просто саунд дизайн. Сейчас я не могу это назвать какой-то глубокой музыкой, хотя для меня это был процесс становления. Я и до сих пор не закончил его, просто отметаю все лишнее, как скульптор, которые берет кусок мрамора и отсекает то, что мешает скульптуре. А сейчас это все отлилось в песенную форму. Практически мы занимается поп-музыкой, песнями. Поп-музыка не в том смысле, чтобы понравится всем, а чтобы эти песни можно было напеть, повторить, понять. В этих песнях нет ни грана желания показаться слишком умными, и нет попытки стать ближе к народу.

– Антон, возвращаясь к шоу «Голос», расскажи о своем знаменитом талисмане, об ослике.

– Ослик, на самом деле, это наш семейный чувак. Я подарил его жене Юле, когда мы с ней только познакомились. Я очень боюсь летать, и этот ослик стал такой вещью, с которой мне не страшно садиться в кресло самолета. Летаем мы довольно часто и всякий раз, когда я сажусь на свое место, я думаю, вот с Плюшей и умереть не страшно. А на сцену он попал следующим образом, жену ведь не разрешают брать с собой на шоу «Голос». Ее нельзя просто взять и вытащить за собой, чтобы посадить на рояль или рядом с собой. Поэтому я взял вместо нее ослика. Это было сделано больше для смеха, никакой подоплеки тут нет. Но он мгновенно стал обрастать легендами. И во время моего последнего выступления ослик не был со мной на рояле, а почивал в коробке. А люди на форумах на полном серьезе обсуждали этот момент, мол, Антон убрал Плюшу, положительная энергетика ослика исчезла, и поэтому Пелагея не дала ему победить (смеется). Все это смешно, но, наверное, в каждой шутке есть только доля шутки, а остальное правда.

– Антон, у тебя с кем-нибудь из проекта «Голос» завязались теплые отношения?

– Да буквально со всеми. Я уже не раз это говорил, я не знаю, как себя чувствуют участники шоу «Дом 2», или «Каникулы в Мексике», это немного другое, но в «Голосе» было иначе. Уже на первой стадии, когда на кастинге выбирали сто пятьдесят человек, то было ощущение, что вы все вместе что-то из себя представляете. Потому что сперва выбирали из одиннадцати или двенадцати тысяч человек. Это серьезный отбор. Потом пятьдесят вместе с тобой оказались  выбраны из ста пятидесяти, что тоже серьезный результат. И невозможно с этими людьми быть в плохих отношениях. Мы все дружим. У меня почти все участники есть в телефонной книжке. И мой номер есть у них. Мы кое о чем успели договориться с ребятами. Кому-то я уже чем-то помогаю, правда, времени сейчас мало, и поэтому я думаю, несколько позже мы вернемся к общим проектам. И с кем-то будем что-то делать. Мои новые друзья смотрят на меня как на опытного, такого не простого, крутого продюсера, и потому ждут, что помогу, что-то сделаю. Они ко мне приходят, приносят свои песни. Кому смог, что-то уже успел посоветовать, а так чтобы заниматься этим серьезно пока нет времени ни у кого, ни у меня, ни у них.

– Антон, у тебя есть мечта, к чему ты идешь, стремишься?

– Самое главное это не останавливаться, потому что все достижения, все успехи смазывают что-то главное в творчестве. Я долго стремился к тому, чтобы у меня была своя группа, исполняющая мою музыку, чтобы меня заметили, и как только этот барьер был преодолен, я ощутил какое-то горькое чувство, что больше этого барьера мне не преодолеть. Ну, понятно, что мы уже разобрались с Россией и дальше нас ждет мир, то есть будут другие планки, другие барьеры, а вот этого больше никогда не случится. И это большое разочарование. Мне было очень не хорошо, когда пришло осознание этого, как будто ушел еще один кусочек детства. Хочется, чтобы было еще что-то, к чему надо стремиться, а не так, чтобы уже все случилось с тобой. Потому что я не понимаю, как жить, когда все уже сделано. Мне хочется, чтобы впереди были еще вершины, которые надо покорить, желательно, посерьезнее и повыше. Не хочется засохнуть и почить на лаврах.

– Антон, что такое счастье и счастлив ли ты?

– Я счастлив, безусловно, счастлив. Это я для себя понял довольно давно, ну исходя из того, сколько уже прожил на белом свете. И чувствую себя счастливым лет, наверное, с двадцати четырех. Я совершенно точно занимаюсь тем, что умею, и на этом поприще мне удалось сохранить свою любовь к музыке в первоначальном виде. Я люблю то, что люблю и продолжаю делать то, что мне нравится. А не то, что меня вынуждают делать обстоятельства. Естественно, компромиссы в моей жизни были и будут еще, но в целом я занят своим делом. И это настоящее счастье. Это самое главное. А все остальное прикладывается.

Остается добавить, что буквально все билеты на оба концерта Антона Беляева были сметены поклонниками сразу же, как стало известно, что он посетит Магадан. В МЦК пришлось ставить дополнительные стулья для тех, кому не хватило билета. Такого ажиотажа давно не наблюдалось  в нашем городе. Музыка Антона Беляева, его задушевная манера пения, завораживает и покоряет людей разных возрастов и вкусов. Есть что-то особое в его искусстве, круто замешанном на джазе, электронной музыке, блюзовых интонациях американских негров и их английской интерпретации в творчестве «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Лед Зеппелин», Эрика Клэптона, Стинга. Есть или нет в этой музыке нечто запретное, инфернальное? Пусть об этом рассуждают специалисты. По-моему, любая музыка может оказывать, как разрушительное, так и благотворное воздействие на живые организмы. Не секрет, что под композиции Моцарта и Баха коровы лучше доятся, а пшеница дает больше зерна. А вот под песни в стилях: «тяжелый металл», «грандж», «рейв» и урожаи, и надои снижаются.
 
Слушая инструментальные произведения и песни в исполнении Антона Беляева и его группы каждый из поклонников их творчества открывает для себя и наследие афроамериканского и белого джаза, и рок-музыки, и все нюансы сложного, богатого внутреннего мира нашего земляка и его сотоварищей по сцене. А самое главное, слушателей поражает то, насколько четко выстроена эта музыка, где гармония воистину поверяется строгими алгебраическими формулами, ведь сам Антон Беляев, рассуждая о своем творчестве, постоянно оперирует математическими понятиями. Иногда вкладывая в них положительное значение, а порой высказывает желание выйти, вырваться за рамки запрограммированного, шаблонного построения музыки, как набора и последовательности определенных аккордов. Впрочем, о том, что искусство музыки и наука математики связаны воедино, как сиамские близнецы писал в своих трудах еще Пифагор. И стоит ли отрывать эти две дисциплины, упорядоченные еще в античные времена,  друг от друга?    

Игорь Дадашев 

Первая публикация в газете "Северная надбавка" 22. 04. 2015 г.

Фото автора