Сказка. Часть 8

                Предыдущая  часть: http://www.stihi.ru/2015/04/16/9214

Солнце  уже  покатилось  вниз  к  верхушкам  леса, подступившего  почти  вплотную  к  дому, когда  открылась  дверь  и  старик  со  своим  гостем  вышел  за  порог.

–  Я  не  тороплю, конечно,  думай. Дело  серьёзное. А если  всё  же  решишься, так  я  -  вот  он, всегда  здесь. –
Дед  Белян  из-под  руки  поглядел  на  небо.

 – Ступай. Только  долго  не  тяни. Времени  у  вас  осталось  немного, –  и  нарочито  шаркая  ногами, обутыми  в  мягкие  кожаные  поршни  поплёлся  назад.
 
Дан   остался  один  на  один  со  своими  мыслями.  И  никто, кроме  ветра   не  слышал    невольно  вырвавшегося:
–Это  невозможно… Нет. Конечно  нет!  –

Как  только  он  открыл  дверь  комнаты,  навстречу  ему  проворно  шагнула  заскучавшая  Веселина:
– Ой, чтой-то  долгонько  вы… Заждалась… –  и, не  дожидаясь, пока  мужчина  войдёт, протиснулась  мимо  него  в  дверь, на  миг  тесно  прижавшись   всем  своим  горячим  налитым  телом  и  ласково  заглядывая  снизу  в  глаза.
 Конечно, Дан  давно  уже  заметил  заигрывания  служанки,  и  при  других обстоятельствах  нетрудно  догадаться  чем  бы  закончилось  дело… Но  сейчас, когда  голову  переполняли  мучительные  мысли, было  не  до  глупой  девки... Поэтому  он  только  досадливо  поморщился  и  отстранился,  доставая  из  кошеля  монетку:
– Спасибо, милая… –

Разочарованная  служанка, насмешливо   фыркнув,   резко  развернулась, так  что  только  подол  взметнулся, и  заспешила  по  коридору   к  лестнице, ведущей  в  зал  трактира, откуда  уже  плыли  аппетитные  запахи  и  раздавался  негромкий  стук  мисок  и  чарок, да  изредка  из  монотонного  жужжания  голосов  вырывался  то  смех, то  отдельные  слова  захмелевшего  посетителя.

Дан  аккуратно  прикрыл  дверь  и  остановился  посреди  комнаты,  вглядываясь в  лежащую  девушку, словно  впервые  увидев…
Личико  осунулось   и  побледнело, почти  сравнявшись  цветом  с  белой  льняной  рубахой... Щёки, прежде  по-детски  округлые, ввалились… Бледные  губы  потрескались…  Под  глазами  залегли  голубые  тени, казавшиеся  ещё  гуще  от  длинных  ресниц…  А  сама  так  исхудала, что  фигура  с  трудом  угадывалась  под  одеялом…

– Да, девочка, счастье, что пташка  –  где  хочет  там  и  сядет… –  глаза  остановились  на  лежащей  поверх  одеяла  прозрачной  руке  с  тонкими  ручейками  вен  на  светлой  коже, и  помолчав  продолжил:
– Только  вот  ни  к  тебе, ни  ко  мне  на  руку  эта  птица  не  села… Невезучие  мы  с  тобой… –

Долго  мерил  Дан  шагами  комнату… Хмурился, иногда  шептал  что-то, рубя  рукой  воздух… потом  лёг  на  своё  жесткое  ложе  на  сундуке  и  долго  лежал, уставя  невидящий  взгляд  в  потолок.
  Думал.
 А  Малуша  ничего  не  слышала  и  не  видела  – то  ли  спала, то  ли  снова  впала  в  забытьё. Лишь  изредка  еле  слышно  постанывала, словно  мучили  её  кошмары…

Утром  невыспавшийся  Дан, почти  не  сомкнувший  глаз, нанял   телегу, закрыл  комнату  и  поудобнее устроив  Малушу  на  расстеленный  поверх  соломы  плащ,  велел  отвезти  к  дому  колдуна. Мужик-возчик  перекрестился, но  не  прекословил:
– Лишь  бы  заплатили, а  куда  везти, нам  едино. – 

Звать  знахаря  не  пришлось. Когда  телега, дребезжа  на  неровной  дороге, доехала  до  места, тот  уже  сидел  на  деревянных  ступеньках  крыльца. Ждал.  Помолчал, наблюдая, как  пустая  телега  торопливо  развернулась  и  резво  загромыхала  вниз  по  улице. Только  тогда  молодые  синие  глаза  остро  глянули  на  Дана, держащего  на  руках  Малушу, завёрнутую  в  плащ. 

– Давненько  вас  поджидаю… –

– А  если  б  не  приехал?–

– Так  ведь  приехал… –  усмехнулся  дед, и  с  кряхтением  пошёл  открывать  дверь.

– Оставь  её, а  сам  сходи  забери  вещи. Да  не  тянись, побыстрее  возвращайся, скоро  гроза  будет.  И  ещё  вот  что…  заверни-ка  на  торг, купи  ей  новую  одёжку. А  я  тут  как  раз  и  успею  всё  приготовить. Как  вернёшься, сразу  и  начнём. Нам  до  темноты  надо  управиться… пока  солнце  светит...–

Дан  почти  бежал  к  постоялому  двору. Там, мимоходом  заглянув  на  конюшню, дал  монету  конюху  и   предупредил, что  съезжает. Пусть  седлает  Воронка.
 Войдя  в  комнату  и  отдав  поднявшемуся   с  ним  вместе  слуге  седло,   начал  складывать  вещи  по  сумкам, и  вдруг  услышал, как  сзади  чуть  слышно  скрипнула  дверь  и  кто-то  почти  бесшумно  шагнул  внутрь. Резко  крутанувшись  на  месте, он  скользнул  навстречу, обнажая  нож… и  перевёл  дух, услышав  испуганное: – Ой! –

На  пороге, вытаращив  глаза,  стояла  Веселина.
–Чтой-то  вы… А  я  вот  тут…  зашла  спросить, может  чего  надо? –

Потом  округлила  глаза, углядев  опустевшую  постель. Скорбно  поджав  губки,  по-бабьи  подпёрла  щеку  сдобной  рукой, и  скуксила  лицо, пытаясь  выдавить  слезу:

– Ох, когда  же  это... Преставилась? Молодая… И  в  чём  только  душа  держалась! А  я  вот  сразу, как  увидала, так  смекнула  –  не  жилица  она. –

И, на  ходу  распахивая  объятия, сделала  шаг  к  мужчине. А  как  же! Утешить –  это  первое  дело, чтоб  помягчала  суровая  мужская  душа. А  там  уж... А там, уж, если  сумеешь  угодить, так, глядишь,  и  подарочек  какой  обломится, и  денежкой  одарит. Главное  не  растеряться.
Но  второй  шаг  сделать  уже  не  получилось.
Напоровшись  на  яростный  взгляд,  изумлённо  попятилась  из  комнаты…

– Пошла  вон!!! –  рявкнул  во  весь  голос  Дан, и запнувшаяся   за  порог  перепуганная  девка,  чудом  удержавшись на  ногах, помчалась  прочь, подхватив  повыше  подол, и  бесстыдно  сверкая  на  бегу  толстыми  белыми  икрами.

– Тьфу… Не  язык, а  помело! Пока  молчит – человек, как  человек, а чуть   рот  открыла, и... –  продолжал  кипеть  Дан, собирая  вещи  и  спускаясь  по  лестнице.

 Уже  осёдланный  Воронок  стоял  у  коновязи  под  присмотром  Серого. Всё  это  время, пёс,  вместе  с  признавшей  его  главенство  дворовыми  собаками  развлекался  ночами, пугая  проходящих   мимо  ворот  забулдыг  неожиданным  басовитым  лаем.
Это  не  осталось  без  внимания  владельца.  Серый, наравне  со  остальными  псами  получал  ежевечерне  свою  долю  объедков  с  кухни.
Когда  Дан  рассчитывался  за  постой, хозяин  постоялого  двора  снова  завёл  разговор  о  продаже  собаки. Несколько  раз  надбавлял  цену, мол  за  такие  деньжищи  лошадь  выторговать  можно! Но  всё  красноречие  разбивалось  о  хмурое  молчание. Так  и  не  сумел  уломать  постояльца, отвечавшего  на  все  посулы  коротким:
– Нет.–

 Как  Серый  узнал, что  пора  уезжать, непонятно. Но  –  вот   сидит,  ждёт…
Увидев  своего  хозяина, кинулся  было  навстречу  с  изъявлением  восторга, но  притормозил,  пробежав  немного  рядом, заглянул  в  лицо, и  отстал. Понял, что  настроение  у  Дана  такое, что  лучше  не  лезть. Сел  в  сторонке, чтобы  не  мешать.

Пока  ехали  через  село, Серого, сопровождал  неумолчный  лай  собак, словно  по  цепочке  передававших   его  от  дома  к  дому. По  дороге   завернули  на  торг  и  Дан, оставив  коня  под  бдительной  охраной  пса, быстро  пошёл  по  рядам. Наконец  увидел  пёструю  женскую  одежду, разложенную  по  прилавку.
– Чего  изволите? –

– Всё, что  надо  девушке.–

–  Какого  росточка, и… –   нарисовал  руками  в  воздухе  пышную  фигуру  купец.

–  Вон, как  та –  пробежав  взглядом  по  толпе, кивнул  Дан  на  проходящую  мимо  худенькую  девчонку.

–  Это  вон  та  что  ли,  в  зелёном  которая? –  уточнил  на  всякий  случай  продавец, и  мигом  собрал  целый  узел.
 – Четыре  деньги – объявил  он, вперив  честный  взгляд  в  покупателя.

– Вот  тебе  три, добавь  вон  тот  платок, и  скажи  спасибо. –

– Да  как  же  так, это  же  грабёж  среди  бела  дня! У  меня  детей  по  лавкам  семеро, и  все  есть  просят… – настроился  было  заскучавший  мужичок  на  долгий  торг, но  Дан  не  имел  никакого  желания  зря  тратить  время.

– Не  хочешь, не  бери. У других  куплю. –  равнодушно  бросил  он, делая  движение  от  прилавка.
Но  не  так-то  просто  уйти  от  видавшего  виды  торговца! Тот  вцепился  одной  рукой  в  рукав, другой  положил  к  узлу  синий  платок  и   скороговоркой  зачастил:

– Эх, ладно, только  по  доброте  душевной  уступаю. Вижу, хороший  человек… да  только  как  бы  не  проторговаться… –  и  проводив  взглядом  раздосадованно  сплюнул:
– И  что  за  народ  пошёл... Не  поговорят, не  поторгуются... Вот  раньше, бывало... –

А  шапка  Дана, молча  подхватившего  покупки, возвышаясь  над  толпой, мелькала  уже  далеко. Он  проталкивался  через  плотную  шумную  толпу, скорым   шагом  торопливо  покидая торговую  площадь.

Наконец  выехали  на  окраину. А  там  уже  и  нужный  дом.
Воронка  стреножили  и  пустили  на  травку  возле  дома.  Серому   строго  велено  было  к  ночи  непременно  вернуться, а  пока  разрешалось  погулять. Пёс, насторожив  уши  внимательно  слушавший  хозяина,  тут  же  с  удовольствием   исполнил  вторую  часть  приказа  и  удрал  в  лес,  сопровождаемый  сверху  глухим:  – Кр-р-р… Кр-р-р… –  летящего  над  ним  ворона.

Вошедший  в  дом  Дан  увидел, что  Малуша  по-прежнему  лежит  на  лавке, а  дед  Белян, кряхтя  ползает  по  полу  и  дорисовывает  посреди  пола  круг, оставив  небольшой  проход.. Махнув  головой  в  сторону  вошедшего, знахарь  начал  расставлять  свечи.

– Зовут  девку  как? –

– Малуша –
 
Колдун  начал  что-то  выцарапывать  ножом  на  красной  восковой  свече, взятой  со  стола.

– Когда  скажу, хватай  девку  и  шагай  в  круг. И  запомни, что  бы  ни  случилось, кто  бы  ни  поблазнился  –  за  черту  не  выходи  и  её  держи. Если  не  удержишь, тогда  беда. Спасти  уже  не  смогу. Теперь  помогай...  Клади  сюда. –

Колдун  показал  место  на  полу, куда  надо  положить  бесчувственную  девушку, и  зажёг  лучиной  стоящие  вокруг  неё  свечи, бросив  в  огонь  каждой  по  щепотке  серого  порошка. Горницу  сразу  же  наполнил  резкий    тревожный  запах.
 Зажжённую  красную  свечу  оставил  в  руке. В  кулаке  другой  зажал  что-то, а  что  Дану  было  не  видно.

– Теперь  сиди  молча  на  месте, и  не   кашляни  даже. Запомнил?  Как  скажу – сразу  в  круг, и  не  заступать  за  черту. Всё, иди, не  мешай. –  и  забормотал  что-то  невнятной  скороговоркой:

–…благословлясь, … к синему морю, ….бел-горюч камень Алатырь, … в белых ручках … белого лебедя, … белое крыло. … отскочите, отпрыгните, отпряньте  от   Малуши  –  голос  вдруг окреп  и 
мощно  загремел:
 –  …  огневицы, горячки  и  лихорадки – Хрипуша, Ломея, Дряхлея, Дремлея, Ветрея, Смутница, Зябуха, Трясея, Огнея, Пухлея, Желтея, Немея, Глухея, Каркуша, Глядея, Храпуша. –  и  снова   тихо  зашелестели, потёкли  ручейком,  непонятные  слова  заклятия…
Голова  у  Дана  слегка  затуманилась, но  он  напряженно  прислушивался, стараясь  расслышать  хоть  что-нибудь… Ему  это  никак  не  удавалось. Смысл  вроде  бы  знакомых  слов  ускользал…

–  От  века  и  до  века! – прогремели  заключительные  слова, заставив  Дана  очнуться.

Свечи  затрещали и  зачадили, а  Малуша  со  стоном  замотала  головой  и  сделала  движение  встать.
Дед  придерживая  её  одной   рукой,  начал  выводить  в  воздухе  над  лежащей  с  раскинутыми  крестом  руками  девушкой  сложные  фигуры.

Вдруг  её  начало  корчить. Раздался  мучительный  стон  и  Дану  на  миг  показалось, что  он  видит  серую  туманную  тень, отделившуюся  от  тела  девушки. Протёр  глаза, заслезившиеся  от  от  дыма – ничего  нет…

– Скорей! –  крикнул  колдун, рассыпая  вокруг  себя  что-то  серебристое... невесомое...
Дан  взвился  с  места,  прыжком  перемахнул  половину  комнаты, подхватил  Малушу  под  мышки  и  заскочил  в  круг, быстрым  движением  замкнутый  стоявшим  наготове  колдуном.

А  дальше  началось  непонятное  и  жуткое...
Позже  Дан  пытался  припомнить  хоть  что-то, но  память  отказывалась  служить  ему. Перед  глазами  мелькали  разрозненные  картины, не  соединяясь  в  единое  целое:
Мечутся  завывающие  мохнатые  фигуры  на  границе  круга, укрывшего  их  двоих… Кто-то  визжит  на  разные  голоса… По-звериному, низким  голосом   ревёт  какие-то  слова  им  в  ответ  странно  помолодевший  Белян, вдруг  ставший  огромным,  почти  под  потолок…  На  него  из  тёмных  углов  наплывают, пытаясь  сжать  в  кольцо, бесформенные   непроницаемые  клочья  темноты, величиной  с  человека, и  там, где  должно  быть  лицо,  иногда  вдруг  вспыхивают   багровые  пятна  голодных  глаз...

И  уже  стоят  они  на  поляне, а  с  опушки  его  окликает  высокий  статный  мужчина  в  красном  плаще  с  золотыми  застёжками  и  собольей  шапке. Какое  знакомое  лицо! Отец  протягивает  к  нему  руки  и  молит:

– Сынок… Помоги…–  а  на  груди  его  расплывается  кровавое  пятно…

– Иду! –  но  в  это  время, пытаясь  вырваться  из   рук  Дана, забилась  Малуша, и  он, закусив  до  крови  губу, отвёл  глаза,  прижимая  к  себе  гибкое, словно ивовый  прут, и  вёрткое, словно  уж,  тело… А  Малуша  трепыхается, рвётся  из  объятий  пойманной  птицей...  кричит  срывая  голос, тянется  к  кому-то...

– …запомни, что  бы  ни  случилось, кто  бы  ни  поблазнился  –  за  черту  не  выходи  и  её  держи. Если  не  удержишь, тогда  беда. –  вдруг, словно  молния  пронеслось  в  голове…
 Вот  оно!
И  все  мысли  отступили… Осталось   только  стремление  во  что  бы  то  ни  стало  удержать, не  дать  совершить  непоправимого  этой, ещё  совсем  недавно  чужой, но  ставшей  почему-то  дороже  всего  на  свете,  юной  девушке.
И  он  держал  изо  всех  сил…

Когда  Дан  очнулся, Малуша  обмякла  в  его  руках, непонимающе  глядя  по  сторонам.

Почти  все  свечи  догорели. В  полутёмной  горнице  стоял  чад  и  слоями  плавал  серый  вонючий  дым. 
С  пола  кряхтя  и  треща  суставами, поднимался  знахарь, разом  постаревший  ещё  на  десяток  лет…

– Всё. – Хрипло  прокаркал  он  – получилось!  –
Шатаясь, побрёл  к  лавке  у  входа, на  которой  в  ведре  с  водой  плавал  деревянный  ковшик, но  заглянув  туда, скривился  от  отвращения  и  шагнул  за  порог.

–  Выходите, а  то  угорите –  донеслось  из  распахнутых  настежь  дверей.

                Следующая  часть: http://www.stihi.ru/2015/04/18/9026