Первая заповедь

Первая заповедь смерти, осознающей жизнь:
куда бы ты ни шёл,
если ты решил идти, если ты решил идти именно туда,
иди в это пространство - радостный.
Обида на себя, или просто – печаль,
ни то что бы не конструктивна,
она заставляет нас, не будучи мертвыми,
вступать на  дорогу - мертвых...
Если это случилось, значит это не могло не случится,
Но чтобы не случилось,
если ты готов пережить случившееся,
значит это не повод
разбивать свой внутренний сосуд радости.
Мир несовершенен, ты несовершенен,
окружающие тебя люди несовершенны,
чтобы изменить это, прежде чем изменить это –
будь радостен, чтобы компас твоей радости
показывал тебе правильную дорогу.

Наше время не однозначно, наша изменчивая внутренняя суть рождает каждое новое утро - новое пространство, новую планету, новое будущее... Атех, сказала это так ясно, что её голос материализовал и твои губы, шепчущие эти слова мне, и мои уши - услышавшие их истинность... Вчера, когда было около шести часов вечера, и на грудь, и на живот моего времени будто-бы уронили огромный валун, моё время, расплющенное этой черной тяжестью сорвавшегося с крыши мира валуна, оказалось распластано на земле, как могла бы быть распластана на земле шкура тигра привезенная из Индии джентльменом-охотником, шкура тигра брошенная под ноги его восемнадцатилетней белой любовнице...  Я стал чувствовать плиточный пол своей спиной, с внутренней её стороны относительно моей шерсти, на которую так любят наступать красивые ноги белой женщины; когда она голая встает с постели и проходит в ванную, смывая там запах джентльмена, после ночи любви в которой они кричат, так кричат о Боже! Может быть, они хотят, чтобы от этого крика белая женщина родила джентльмену тигра? И поэтому джентльмен, изображая тигренка, сосет молоко из её правого и из её левого сердца? И поэтому белая женщина так по-тигриному расцарапывает джентльмену спину? Расцарапывает наманикюренными пальчиками, как десятью обсидиановыми ножами, как десятью стальными ножами, которыми охотники отделяли, отскребали мою шкуру от моего мяса, отскребали так, что по воздуху, как по поверхности забрызганного дождем автомобильного зеркала, стекала кровь всех прошлых поколений индийских тигров...
Мне надо было встряхнуться, мне надо было избавиться от этого ощущения, мне надо было бить или быть битым! Мне надо было почувствовать отличие психологической боли от боли настоящей, древней боли, к сухожилия которой прикреплен мой череп, прикреплены мои кости.  Я взял спортивную сумку - в ней лежат боксерские перчатки, шорты. майка, бинты для запястий, капа... Эта спортивная сумка с белой убывающей чертой, будто бы проекцией беговой дорожки под надписью – Найк, была порталом, входом в пространство, в котором каждое следующее мгновение ты можешь родится заново, как береза рождает березовый сок - свою весеннею душу, как сосна рождает смолу - янтарную вечность… И я побежал в прошлое Земли, отправился путешествовать в ту область человеческой психики, где сквозь влажный туман резкого запаха пота висящего в воздухе, проступающего сквозь хлопок моей футболки, бегут навстречу с реальностью - серые тени охотящихся волков… Машина, и всего семь минут до спортивного клуба, где можно оскалиться звериными клыками, одевая боксерскую капу…
Что было бы со мной, если бы я не сбросил этот камень, не завыл бы волчью песню, не вдохнул бы окружающее пространство - как первобытный лес, в следующие полтора часа тренировки? Куда бы я смог уползти с этим камнем, величиной с целый мир, мир вспомнивший своё разочарование… К какому мертвому морю притянула бы меня безнадежность этого камня, слепая, как в солнечный полдень зрачки филина... Но я отпустил ощущение, зацепил его клыками и выплюнул как зацепляют клыками и выплевывают снятый со своей шкуры репей в волчьем лесу… Ничего не изменилось - изменилось всё!
Тренировка закончилась, усталый но уже радостный от закаченного в мою кровь адреналина, домой – спать… И вот, новое, сегодняшнее утро и новое ощущение: в ноздрях – весна, и ни на груди, ни на животе – никакой тяжести…
Спасибо тебе, принцесса Атех...