Беженец

Меня звать Юрий. Я бывший ополченец, гражданин Украины. В Хабаровск приехал 31 июля 2014 года из города Макеевки, расположенного в 8 километрах от Донецка. Пока продолжались столкновения на киевском Майдане, я работал в колбасном цеху одного из комбинатов в своей родной Макеевке. За оружие взялся (хотя до этого не служил в армии) после того, как столкнулся с агрессией украинских националистов. Вот моя история.

Пока в Киеве не сменилась власть, на Донбассе все было спокойно: мы работали, как всегда, и не лезли во все эти разборки до тех пор, пока ультрас и правый сектор не начали ездить по нашим городам и нагло вмешиваться в нашу жизнь - похищать депутатов и простых людей, заниматься рэкетом, трейдерством. Первого марта, после того, как Крым отошел уже к России, началась так называемая "Русская весна", у нас по соцсетям прошел клич - собраться на главной площади Донецкой области. Весь юго-восток вышел поддержать Крым на центральную площадь. В этот день у нас был самый большой митинг в Донецке, собралось 55 тысяч человек, я там участвовал в первый раз. Мы тогда послушали Павла Губарева, решили на народном вече, что он будет нашим губернатором. Это предложила какая-то женщина, и вся площадь проголосовала простым поднятием рук. Мы выдвинули ультиматум тогдашнему губернатору Таруте, мы не хотели больше жить с Украиной, хотели своего президента, провести федерализацию. Но пока не получилось, вы сами видели, к чему это все привело. Тогда мы впервые захватили здание Донецкой областной администрации, через 24 часа вышли оттуда. Потом опять захватывали и выходили. Последний раз захватили его 25 марта, если не ошибаюсь, и больше мы оттуда не вышли. Все это время я, если не работал, то находился там.
11 мая у нас прошел референдум. Мы проголосовали за то, чтобы полностью отсоединиться от Украины, создать Донецкую народную республику. В это время у нас уже шли боевые действия. Сначала в Славянске. У меня там один приятель ушел воевать, он когда-то служил в Афганистане, а потом работал на коксохимическом предприятии. Он когда раскладывал гранатомет "Шмель", снайпер отстрелил ему палец, а вторая пуля попала в бедро, рядом разорвалась мина и посекла его сильно. Я все рвался в Славянск поехать, но жена, сестра, мама отговаривали: "Когда придет война сюда, кто нас будет защищать?" Когда войска были уже в Карловке, это 70 километров от нашего города, я пошел записался в русско-православный батальон "Меч". Стрелков был главным командиром, его представителем в Донецке был "Бес" (Безлер). Мы были плохо вооружены. В Макеевке мы заняли здание СБУ, но оружейная комната оказалась совершенно пустой, только старая каска валялась и один бронежилет. Раньше наши ребята захватили милицию и прокуратуру, достали какое-то оружие, но его было немного. С этим оружием мы отправились в город Артемовск, недалеко от Макеевки, это был мой первый боевой выезд в жизни. Наша задача была захватить войсковую часть, откуда шли постоянные минометные обстрелы Горловки. Эта первая операция мне запомнилась сильно: пять утра, центр города, кто-то уже пошел на работу, а мы лежим под елочками, некоторые на гаражах с ружьями, автоматами, какими-то пистолетами, тогда еще мы были плохо вооружены, это потом уже поотбирали у украинской армии вооружение. И тут подъезжает автобус (пазик), с двух сторон открываются бойницы и по нам начинают стрелять. Ранило командира нашей группы и двух ребят (с одним из них я записывался в отряд).  Командира ранило в голову осколочным, а ребят - одному балаклаву сняло, пуля висок поцарапала, а второй чудом уцелел: с гаражей спрыгивал, а ему украинский солдат, или как его назвать не знаю, крикнул "стоять" и выстрелил, пуля попала в шею и прошла насквозь, парень просто чудом выжил. Хорошо, что на гараже был еще один наш товарищ. Он выстрелил во врага и прямо в лоб закатил пулю. Потом мы забрали "Слона" (позывной раненого) и все-таки ушли. Вечером мы приехали домой, отоспались, а потом по украинским каналам слышим рассказывают, что якобы террористы напали на мирный автобус и расстреляли его, есть человеческие жертвы. А на самом деле в этом автобусе были серьезные боевики и снайперы. Потом, когда мы уже были в Карловке, узнали, что в этой части базировались польские наемники. Мы попали именно под этих сволочей. До сих пор не понимаю, как мы ушли от них без опыта с тремя ранеными людьми.
После этого я участвовал в боевых действиях в Карловке. Вот там я на всю жизнь насмотрелся, увидел очень много плохого. Я видел наших ребят, которые побывали в плену у украинской армии и у правого сектора. То, что с ними делали в плену, как их пытали, наверное, лучше не рассказывать. Их мучали так, что они просто сами себе перегрызали вены. Нам возвращали изувеченные трупы. Мы буквально наполнялись нечеловеческой злобой, хотелось мстить страшно. А тут еще 20 июня пришло известие, что Славянск сдали, наши войска оттуда вышли. Потом там сначала была неделя тишины, националисты ходили по домам,записывали тех, кто помогал ополченцам, а затем расстреливали людей. Вы может слышали историю о распятой шестилетней девочке? Этого я не видел, но что много людей пытали и убивали в собственных дворах и домах, это точно. Убить могли просто за то, что принес чай, сигареты или бутерброды на блок-пост. Об этом мы узнавали от оставшихся в живых свидетелей. Вообще, украинцы убивали в основном мирное население. В той же Карловке, где мы стояли, часть поселка занимала украинская армия. Мы друг друга в бинокли прекрасно видели - наши высотки стояли буквально на расстоянии два - три километра друг от друга. Но они по нам стреляли очень редко, в основном - массированные удары из тяжелых орудий по жилым домам. Хотя, конечно, и нам доставалось иногда. Один раз мы рыли окопы, ждали танковой атаки, и тут нас стали из минометов обстреливать, это продолжалось часа три. Некоторые из новичков не выдерживали и хотели убежать, очень страшно и психологически тяжело было, их буквально силой приходилось удерживать, встать под обстрелом означало верную смерть. Мы тогда приняли решение отойти по-пластунски. Тогда еще заметили, что только с одного участка отползешь метра на четыре, туда прилетает мина, и так раз за разом. Пока мы болотом не ушли, по нам так и стреляли след в след. Мы тогда неопытные были не понимали в чем причина. А на первом же блок-посту нам объяснили, что мобильные телефоны нужно отключать, а батарею вынимать: у них стоит какая-то американская система типа глонасс, украинские войска подключают ее к своим "Градам", минометам и тогда даже наводчики не нужны, выстрел идет по скоплению сотовых телефонов.
Кстати после того, как мы доползли до своих, нас вернули обратно. Дураков среди нас не было, страшно было очень возвращаться, но приказ есть приказ, мы вернулись и окопались. А через сутки после этого нас отправили "кидать ответку" на тех, кто вел по нам огонь. Это было смешно: мы думали, что сейчас нам дадут танки, бронетехнику, ребят из батальона "Восток", дадим прикурить в общем. А нам вместо этого дали три пикапа с крупнокалиберными пулеметами и все. Мы погрузились, поехали, и после первого же поворота по нам из "зеленки" стали стрелять из БТРов. Мы рассредоточились, залегли. Ребята на пикапах -местные: горловские, карловские, 18 - 20 лет - пошли просто на абордаж. Они прорвались, мы тоже дошли до "зеленки", взяли ее и стали долбать по блок-посту, потом вызвали на него минометный огонь и уничтожили пост. Когда мы туда зашли, то увидели много страшных вещей. Убитые, раненые были и те, кто просто не успел убежать. Хотелось, конечно, их пристрелить или хотя бы в лицо дать за все то, что они делали с нашими пленными ребятами и мирными жителями. Но командир запретил их даже пальцем трогать. Вообще мы чересчур гуманно относились к врагу. Нам давали приказы не стрелять по срочникам, например. Стрелять не очередями, а одиночными. Конечно, нельзя всех под одну гребенку, многих действительно заставили воевать под угрозой тюрьмы или расстрела. За такими и заградотряды ставили, это наши разведчики не раз подтверждали, что их реально пулеметами выгоняют в бой. Но как в бою отличить такого человека, срочника или не срочника от нациста?  Да и сейчас с ребятами созваниваюсь, они говорят, что нас тупо предают: украинская сторона в третий раз объявляет перемирие, но нас обстреливают, а отвечать запрещено. Если открыть ответный огонь, то за это могут арестовать и увезти. Они делают, что хотят, а мы не можем даже ответить.
Все это время, пока я воевал, мои родные переживали за меня, а многие друзья и родственники уехали. В другую страну уехал и мой ребенок от первого брака вместе с бывшей супругой. Мать и сестра уговаривали бросить воевать. Жена Екатерина тоже страшно боялась за меня. Однажды, когда я был в увольнении и пришел домой, она сказала, что беременна, и я должен выбирать - остаться здесь или уехать вместе с ней в Россию. После этого я еще съездил в Карловку, потом у меня еще был Иловайск. Мы заманили в котел украинскую армию. После этого жена поставила вопрос ребром: или развод или уезжаем все вместе в Россию. Мать тоже настаивала. Мне сначала было стыдно что ли перед ребятами, я неделю не брал телефон, мы ждали, пока у меня сойдут синяки на теле, чтобы меня не могли раскрыть как ополченца при досмотре на украинской границе. Потом мы поехали вместе с мамой и женой в Россию. С нами в автобусе ехали три семьи с грудничками. На границе - в Еленовке - нас к счастью не стали раздевать и осматривать. Но три часа не выпускали из автобуса, 35 градусов на улице было. Еще с нами ехали попутчики - брат с сестрой, оба на костылях. Потом в Ростове они рассказали, что сами из Славянска, брату посекло ноги миной, а сестре ноги раздавило балкой дома во время артобстрела. Они решили не возвращаться на Украину.
А мы полетели сначала в Москву, потом в поезде неделю ехали в Хабаровск. Мама с отцом раньше здесь жили, уехали отсюда на Донбасс в 1978 году еще во времена СССР. В Хабаровске у нас есть родственники, они нас, конечно, приняли. Я сразу поехал в краевой УФМС в Южном округе. Меня там сперва спросили, не буду называть фамилию: "Зачем вы к нам приехали? Увидели в интернете, как тут у нас все хорошо? Думаете у нас тут пирожками кормить будут? Нам вас расселять уже некуда". Я объяснил, что нам есть где жить, мы просто хотим знать, как и что, пошагово. После этого отношение улучшилось, мне дали адреса, куда можно обратиться по поводу работы. В общем, получили мы временное убежище. Дали нам по пять тысяч рублей на каждого, сделали нам временные документы, заменяющие паспорт, чтобы мы могли устроиться на работу. Мы буквально в течение двух недель все дооформили. Я устроился на работу в "Самбери" поваром, жена тоже работает там же на кассе. Отличный коллектив. Сначала жили в самберийском общежитии, потом сняли небольшую квартиру за 25 тысяч рублей в месяц, я еще подрабатываю сантехником иногда, в Макеевке мы с ребятами тоже иногда "шабашили", так что опыт есть. С негативным отношением в быту сталкиваться практически не приходится. В полпредстве, где нам выдали синие книжечки взамен первой бумаги, нас вообще приняли в неприемный день. Бывали, конечно, и неприятные моменты. Мама пошла в центр занятости становиться на учет, дали ей талончик, она дождалась своей очереди, зашла в кабинет, объяснила женщине, что приехала с Украины. А та сразу встала, пошла к окошку, где выдают талончики на очередь, и сказала: "Больше мне украинцев не присылайте! Я с ними работать не буду!" Конечно, такие вещи обидны, но это редко происходит. В основном мне все говорят здесь, что правильно сделал, приехав в Хабаровск. И главное на работе все хорошо складывается, и коллектив отличный. Я думаю, что когда получу Российское гражданство, то останусь в "Самбери". Сейчас новый год отметим только с семьей и друзьями. Нас в гости пригласили. Вообще изначально было однозначное желание остаться в России, получить гражданство, в январе 2015 года займусь, наверное, оформлением этого процесса вплотную. Хотя, конечно, и с Донбассом созваниваемся. На Украине остались сестра родная, племянник, у племянника 25 мая родился ребенок. Часто созваниваемся, говорят, что война откатилась, грохота поменьше стало. Сестра говорит, чтобы я не вздумал возвращаться. Она боится, что я снова вернусь в отряд. Я действительно хотел сначала вернуться в Макеевку, особенно когда выяснилось, что жена придумала беременность, чтобы увезти меня оттуда. Конечно я сначала мягко говоря расстроился, порывался уехать на Донбасс. Но к счастью или несчастью денег на обратный билет тогда уже не было. Хочется, конечно, к ребятам. Окопная жизнь нас скрепила. У меня друг, который был на моей свадьбе дружком, недавно конвоировал гуманитарную помощь из России в Горловку. Когда возвращались обратно, они были обстреляны, один погиб, а моего друга хорошего ранило, раздробило ногу. Он теперь инвалид, уже не боец.
30 декабря 2014 г.