Сказка. Часть 4

                Предыдущая  часть  здесь:    http://www.stihi.ru/2015/04/10/7284

Солнце  поднялось  уже  довольно  высоко, когда  парень, протирая  глаза  вышел  из  сарая.
Он  ещё  с  детства  привык   ночевать  на  сеновале, как  только  закончатся  морозы. К  тому  же, став  взрослее, не  хотелось  лишний  раз  беспокоить  родителей  поздними,  а  точнее   ранними,  возвращениями с  гулянья.

Наскоро  поплескав  на  лицо  и  шею  водой  из  рукомойника, прибитого  к
столбу  во  дворе, и  на  ходу  вытираясь,   заглянул  в  дом.
Никого. Только    муха  долбится  в  стекло, да  серая  кошка  по  имени  Кошка разлеглась  на прогретых  солнцем  янтарных  досках  у  окна, и, невероятным  образом  извернувшись, самозабвенно  вылизывает  живот  розовым  язычком.
Во  дворе  матери  тоже  было  не  видно. Тогда, обойдя  избу, он  вышел  на  огород.
Малуша, стоя  коленями  на  земле, копошилась  среди  грядок, что-то выдёргивала, складывая  в  кучку, и  тихонько  приговаривая:

– Во-о-от… Сейчас  уберём  отсюда  этих  вражин… Ишь, как  вцепились  в  землю…Не  место  здесь  вам... А  я  вот  так… –

Заметив  сына, медленно  распрямилась, смущённо  улыбнувшись:

– Ярик, я  тебя  и  не  заметила…–

– Мам, ты  бы  отдохнула! Пойдём  в  дом. –

– Нет, сыночка, я  лучше  тут, на  вольном  воздухе…  потихонечку… Что  в  доме колодой  сидеть… –

– Ладно, только  ты  отдыхай  почаще. Воды   принесу, дрова  в  печку  тоже…
Что  ещё  сделать, мам? –

–  Ты  и  так, мой  хороший,  меня   избаловал  совсем! Позавтракал? Я  там  под  полотенчиком  оставила… –

– Да, мам,  сейчас  поем, да  в  кузницу  пойду. А  то  припозднился  что-то… –
Кузница, построенная  ещё  отцом  Ярослава  стояла  у  тракта  поодаль  от  села. Ковалей, как  их  постепенно  стали  называть  все  сельчане, всё  ещё  считали  чужаками.
               
                Прошло  уже  почти девятнадцать  лет  с  той  поры, как  однажды  на  вечерней  зорьке   с  дороги  свернул  покрытый  пылью  тонконогий  вороной  конь  под  потёртым, когда-то  богатым  седлом. Конь  нёс  на  себе  статного  мужчину, бережно  поддерживающего  перед  собой  безвольно  привалившуюся  к  груди  юную  светловолосую  девушку  с  закрытыми  глазами  и  растрёпанной, криво  заплетённой   косой  на  простоволосой  голове.

– Где  у  вас  тут  постоялый  двор? – обратился  он  к  стайке  женщин  у  колодца.

- Вот  так  всё  прямо  и  прямо…  Ещё  чуток  по  улице…  А  там  и  вывеску  увидите  –
дополняя и  перебивая  друг  друга, охотно  на  разные  голоса  отозвались  те. И  недоумённо  переглянулись, не  понимая,  почему  язык  не  повернулся  назвать  привычно, на  "ты". Что-то  остановило...
                Гордая  осанка… Твёрдый, почти  повелительный  взгляд  прозрачных  серых  глаз… Жёсткая  линия  чётко  очерченных  красивых  губ  в  короткой  бородке… На  узкой  руке  с длинными  пальцами, держащей  поводья, в  лучах  заходящего  солнца  холодно  блеснул  синий  камень  в  явно  дорогом  массивном  кольце...
Ох, а  серебряная  прядка  в  почти  чёрных  волнистых  волосах…
Бабья  погибель, да  и  только! И  какое  имеет  значение, что  малиновый  кафтан  изрядно  потёрт, а  сапоги  и  сами  забыли  какого  цвета  когда-то  были...

 – Ах, хоро-о-ош… – украдкой  завздыхали  молодые, провожая  взглядом  всадника…

– А  жена-то  видно  прихворнула. Да  и жена  ли? – сделали  вывод  те, что  постарше.
 
И  в  самом  деле,  девушка, а  это  была  Малуша, сгорала  от  жара...

                Родом  она  была  издалека.Семья  была  довольно    зажиточная, и  по  меркам  села  немногодетная: старший  брат  ( вместе  с  женой  и  новорожденным  сыном), холостой  пока  средний  сын, да  трое  девчонок  помоложе.   
Малуша, средняя из  них, отличалась добродушным   нравом, была  незлоблива  и  ласкова. Так  и  жила  себе  весёлая  певунья, не  зная  горя,  до  тех  пор, пока  не  углядел  её  сын  трактирщика  и  не  попытался  на  вечерних  посиделках  за  околицей  облапить  на  виду  у  всех. Получив  по  рукам, пришёл  в  полное  недоумение. Как, эта  тощая, ни кожи  ни  рожи, девка, посмела  оттолкнуть  его? Вот  тогда  и  начались   мучения.
Некоторые  подруги, заметив  внимание  к  ней  Красибора, нашёптывали, что  вот  де, повезло, будь  поласковей, так  он  и  может  и сватов  зашлёт…
А  дом  богаты-ы-й…
Те  же, кому  довелось  узнать  его  получше, сочувствовали… Спесивый, нахальный, не  терпящий  отказа  ни  в  чём  красавец… Единственный  сын, слепо  обожаемый  матерью. Наследник. Тот  ещё  подарочек!
Кто  знает, сколько  девок, попавших  в  беду,  бегало  к  травнице  за  зельем, слёзно  умоляя  о  помощи… А  потом, оттасканные  за  косы, а  то  и  отведав  кнута, после  свадьбы  валялась  в  ногах  у  мужа, заливаясь  слезами  и  вымаливая  прощения…
А  ему  и  горя  мало!
Красибор  никак  не  ожидал  получить  от  ворот  поворот  от  этой  хрупкой    ясноглазой  девчонки.
А  зря. 

–  А  вот  спорим, ещё  и  травень  не  закончится, я  повешу  её  нижнюю рубаху  на  журавль  у  колодца! –
в  запальчивости  заявил  он  как-то, изрядно  хлебнув  с  друзьями  браги.
Те  глумливо  загоготали:
– Ты  подумай  сначала, а  то  поди  жалко  будет  раскошелиться? –
– А  вы  губу  назад  закатайте, ничего  не  получите. Лучше  готовьтесь  сами  расплачиваться!–
едва  выговорил  заплетающий  язык.
Ударили  по  рукам. И  началась  охота.

Сначала  девушка  пыталась  поговорить  с  ним  по-хорошему. Не  помогло.
Потом, отбиваясь  от  него  как-то  вечером  на  улице, пообещала  пожаловаться  братьям.
Он  только  расхохотался:

– Жалуйся! Тебе  же  от  них  и  достанется. А  я  строптивых  очень  даже  люблю. Так  что  никуда  ты, птичка, от  меня  не  денешься!–

Слёзы, брызнувшие  из  глаз  девушки, только  позабавили  мучителя.
И  тогда  она, едва  завидев  издали  неразлучную  троицу, стала  поворачивать  назад, а  то  и  пугливо  прятаться  в  чужих  дворах, благо  собаки   её  почему-то  никогда  не  кусали...
Вечерами  Малуша  почти  перестала  ходить   на  улицу  с  подругами, а если  иногда  и  отваживалась, то  старалась  находиться  в  самой  гуще  парней  и  девчонок.
Сколько  слёз  было  пролито… Братьям  так  и  не  пожаловалась. Знала, что  старший, Неждан,   обязательно  расскажет  родителям. Мать, конечно  замучает  наставлениями  и  запрёт  дома, но  это  ничего... Можно  перетерпеть... А  вот  отец... Страшно  даже  подумать, что  будет. Почему-то  за  любую  провинность  ей  всегда  доставалось  больше, чем  сёстрам... Наказывая, зло  щурил  глаза  и  шипел, чтобы  гонор  смиряла, не  боярских  кровей, чтобы  голову  высоко  держать... Малуша  не  понимала  за  что  в  немилости  у  отца, но  терпела.
Вот  и  молчала  теперь,пытаясь  справиться  с  неприятностями  сама. А  так  хотелось, чтобы  хоть  кто-то  помог...
                Парень, разозлённый  её  сопротивлением  и  не привыкший   к  отказам, словно  помешался. Да  ещё  и  друзья-собутыльники  подливали  масла  в  огонь, ещё  больше раззадоривая  ехидными  замечаниями.

Но  вот  месяц  подошёл  к  концу… Взбешённый  насмешками  приятелей  и потерей изрядной суммы, Красибор  всё  чаще  стал  ронять  в  компании  парней-односельчан  туманные  намеки.
Когда  упоминалось  имя  Малуши, многозначительно  ухмылялся:

– Ах, эта… Хороша  девка! А  уж  горяча…–

– Ага! Добрая  девка. Никому  не  отказывает!–  дружно  поддакивали  его  подпевалы.   

И  по  селу   грязными  ручейками  поползли  сплетни… В  глаза  никто  ничего  не  говорил, но  Малуша  ловила  иногда  краем  глаза  ухмылки…  Парни  стали  отпускать  в  её  адрес  гадкие  шуточки, пытались  распускать  руки,  подкатывались  с  предложениями  вдвоём  прогуляться  вечерком... А  за  спиной  шелестел  приглушённый  шепоток  и  слышалось  сдавленное  девичье  хихиканье…

Закончилась  её  прежняя  жизнь, когда  однажды  среди  ночи  зашёлся   бешеным  лаем  дворовый  пёс, хрипя  от  злости  и  с  грохотом  бросаясь  на  забор, так, что  показалось  будто  перебудит  не  только  семью, но  и  всё  село.
Отец, прихватив  от  сарая  вилы, выскочил  за  калитку. Никого...
Выйдя  на  середину  улицы  огляделся. Вдалеке  затихая  раздался  топот  неских  пар  ног,  да вдоль  улицы  катится, удаляясь, волна  собачьего  лая.
Тур  постоял, прислушиваясь, ещё  раз  внимательно  пробежался  взглядом  по  тёмным  домам  спящей  улицы, почесал  затылок,  и сплюнув  в  раздражении, развернулся.
Выпучив  глаза  и, не  веря  себе, на  миг  словно  остолбенел: на  воротах  темнели  безобразные  тёмные  пятна.
В  нос  ударил  резкий  запах  дёгтя…

– Да  твою–то… –  ахнул  он, и,  побагровев,  рысью  подхватился  к  дому  с  таким  лицом,что  даже  здоровенный  Полкан, не  боявшийся  никого  и  ничего, быстренько юркнул  в  конуру, забился  в  саму  глубину  и  притих, опасливо  поблёскивая  глазами...

Разъярённый  мужик  без  лишних  разговоров  выдернул  старшего  женатого  сына  из   из-под  бока  у  молодой  жены.
 За  шиворот, ничего  не  объясняя  вытащил  с  сеновала  второго…
Цыкнул  на  полезшую  с  расспросами  жену. Только  гаркнул  на  весь  дом:
– Живо  мне! Некогда  разговоры  разговаривать!!!–
 
И  судорожно  закипела  торопливая  работа.
К  утру  ворота  были  перевешены  наоборот. Со  стороны  двора  их  уже  заканчивали  отскребывать  ножами   и   добела   отдраивать  щёлоком  с  горячей  водой  и  песком  мать  с  дочерьми.
Проснувшееся  село  увидело  девственно  гладкие, чистые  доски  ворот.
Проходящие  мимо  односельчане  недоумённо  замедлив  у  двора  шаг, чесали  в  затылках:
– Что-то  не  так… А  что?– и  только  потом  до  них  доходило,  что  пропала  резьба, украшавшая  створки.

Любопытная  соседка, первая  сплетница  на  селе, за  глаза  прозываемая  не  иначе, как  Занозой, попробовала  было  сунуться  во  двор, но,  вышедшая  на  стук  мать  Малуши, Дарёна, напирая  внушительным  бюстом  на  незваную  гостью, быстро  сломила   яростное  противодействие  дробненькой  бабы  и  быстро  оттеснила  ту  подальше  от  двора. Мол, извини, соседушка, но  недосуг  мне. В  другой  раз  как-нибудь... Будешь  мимо  проходить, так  проходи.
Захлопнув  калитку, на  всякий  случай  по-ночному  заложила  засов, чего  сроду  не  бывало, и  загнала  в  избу, от  греха  подальше, выскочивших  старшую  и  младшую  дочерей.

А  в  доме  набирала  силу  гроза…
– Кто!!! Убью  паскудниц!  Опозорили! – 

–Батя! Погоди, бать... Разобраться  бы  сначала... –  выступил   было  вперёд  старший  сын, но  тут  же  и  умолк, напоровшись  на  бешеный  взгляд  отца. И  не  без  робости  вжался  в  бревенчатую  стену, внезапно  почувствовав  себя  напроказившим  сопливым  пацанёнком…

Девчонки  перепёлками  порскнули  кто  куда  и  попрятались  по  углам. Гридя, средний  сын, бочком, бочком  потихоньку  протиснулся   по  стеночке  к  двери… и, дай  бог  ноги… Знал, что если  отец  вошёл  в  раж, лучше  держаться  подальше. Попадёшь  под  горячую  руку, потом  разбирайся, за  дело  взгрели, или  просто  оттого, что  не  успел  убраться  с  глаз  долой. Всё  равно  сейчас  толку  нет. Лучше  погодить, переждать  громы  и  молнии... Вот   остынет  чуток, тогда...

И  осталась  посреди  горницы, ни  жива, ни  мертва, перепуганная  до  звона  в  ушах  Малуша…

 Ноги  со  страху  подломились  и  она  с  размаху, не  чувствуя  боли, бухнулась  перед  отцом   на  колени:
– Не  виновата  ни  в  чём, батюшка… Напраслину… –

Но  Тур  ещё  больше  рассвирепевший  при  виде  брызнувших  из  глаз  дочери  слёз, даже  слушать  не  стал  что  она  там  лопочет  сквозь  рыдания.

– Ах  ты… Ах  ты… Не  дочь  ты  мне  больше... – аж  задохнулся  он, наматывая толстую  косу  дочери  на  кулак.

– Да, я  тебя  своими  руками!!! –  и  с  потягом  хлестнул   неведомо  когда  оказавшимся  в  другой  руке  кнутом…

Ворвавшаяся  со  двора  жена  кинулась  между  ними, заслоняя  скорчившуюся  на  полу  дочь, и  пронзительно  вскрикнула, когда   от   удара, чудом  не  зацепившего  глаз,  на  щеке  стал  вспухать  кровью  багровый  рубец.

–  Тур, не  надо! Ту-у-ур!!! Забьёшь  ведь! Не  бери  грех  на  душу!  Ту-у-ур...–

– Ты  виновата! Не  доглядела  за  девкой! Твоя  вина! Убью!!! – вне  себя  орал   мужик,  снова  и  снова  замахиваясь, и  уже  не  разбирая, на  кого  падёт  удар.

–  Ну-ка,   охолони.–  раздался  вдруг  тихий  старческий  голос. – Ишь, разошёлся,  Аника-воин. Неча  с  бабами  воевать…–
Сухонькая  рука  с  выступающими  венами  перехватила  оплетённую  рукоятку  кнута, ложась  поверх  мощного  кулачищи, и  вмиг  притихший  мужик  безропотно  разжал  руку.

Ничего  этого  Малуша  не  слышала  и  не  видела. Мать, придерживая  за  спиной  провинившуюся  дочь, уже  мигом  развернулась  и  вытолкала  её  в  сенцы, а  потом  и  во  двор.

–  Беги  к  тётке, спрячься  пока. Глядишь  и  обойдётся… –  шепнула  она. А  в  глазах  застыла  и  безнадёжная  жалость  к  непутёвой  дочери, и  обида, что  та  её  так  подвела…

– Мам, богом  клянусь, не  знаю  за  что… – начала  Малуша  звенящим  голосом, но  Дарёна  развернула  её, словно  сноп  и  подталкивая  в  спину  полной  рукой, настойчиво  повторила:

– Что  уж  теперь  оправдываться... Думать  надо  было, а  не  путаться  с  кем  попало. Беги, я  сказала! Да  не  лезь  на  улицу. Огородами  обеги... –

И  Малуша  побежала. Только  вот  мать  не  видела, что  не  в  сторону  тёткиного  дома, а  в  другую.
  К  реке..
Темнело  в  глазах  от  отчаяния  и  недоумения... Не  верилось, что  можно  вот  так... подло  опозорить на  весь  свет  ни  за  что...
И  невыносимо  жгла  обида, что  родные  люди…  семья... не  поверили... не  заступились... оттолкнули...
 Как  жить!
Одно  только  и  остаётся…

Поднимая  тучи  брызг, Малуша  с  разбега  влетела  в  холодную  воду  и  тут  же  с  головой  ушла  вниз. Только  круги  разошлись  по  поверхности  реки... да  синяя  ленточка  зацепилась  за  ветку  ивы...

В  этом  месте  местный  люд  не  только  никогда  не  купался, но  и  рыбу  не  ловил. Боялись.
Все  знали, что  в  бездонном  омуте  с  холодными  ключами, который  начинался  почти  от  берега,
  на  дне  живёт  то  ли  огромный  сом, то  ли  сам  Водяник, которого  возит  на  себе  этот  сом…
По  разному  говорили, но  в  одном  сходились  все  –  лучше  не  испытывать  судьбу.
 Да  к  тому  же,  в  этом  месте  односельчане,   как  раз  ехавшие  с  мельницы, еле  успели  вытащить
мужичка, в  одиночестве  возвращавшегося  домой  со  свадьбы  родственника  из  соседней  деревни.
Как  он  оказался  у  омута  и  зачем  полез  в  воду  тот  и  сам  не  понял,  но   рассказывал  всем  желающим
про  девок  с  распущенными  зелёными  волосами  и  рыбьими  хвостами, что  сладкими  голосами
зазывали  его  к  себе, а  потом   чуть  не  утянули  в  этот  самый  омут.
 Кто-то  верил, кто-то  нет…
Но  от  нечистого  места  на  всякий  случай  старались  держаться  подальше…


Холодная  вода  хлынула  девушке  в  рот  и  нос. Мгновенно  очнувшаяся  Малуша  в  ужасе  забарахталась,
пытаясь  выплыть… спастись…
 Но  намокшая  одежда  тянула  вниз, обвивала  подолом  ноги…  а  руки  двигались  всё  слабее…
Малушу  подхватило…  закрутило  течением...  и  кто-то  потянул  в  тёмные  глубины…

И  вдруг  руку  её  больно  сжала  зубастая  пасть, дёрнула  и  потащила,  вырывая  из  холодных  скользких  лап...

                Продолжение  здесь: http://www.stihi.ru/2015/04/13/7419