Саша

По асфальтовой дорожке шла пара. На голове мужчины виднелась красная от солнца лысина. Его юная спутница порхала то рядом с ним, то немного позади, то убегала далеко вперед. Потом возвращалась и ловко, но заботливо надевала ему на голову панаму - краснота с лысины перетекала на лицо, и он стягивал панаму, боясь показаться в ней смешным. Девушка жутко раздражалась этим его смущением.
Сегодня она проснулась вдохновленной. Несмотря на обычную в условиях отпуска потерю счета времени, она не забыла, что сегодня день ее двадцатилетия. Теперь их разница в возрасте становилась красивой – ровно 25 лет. Она не знала, помнит ли он о дате, но, считая себя вправе претендовать на подарок, будила его так:
- Саша…Саша… Сашенька… - он делал вид, что не слышит.
- Александр Мироныч!
- М?
- Я тебя очень прошу, давай сегодня наконец сфотографируемся.
Александр Миронович был профессором Московского университета, а Саша (ее  тоже звали так уменьшительно) была его студенткой. Как он позволил себе оказаться здесь, с ней, он вот уже который день не понимал. И не мог простить себе этого непонимания.
- Посмотрим...
После завтрака они отправились к морю. И теперь шли вдоль набережной.
- Смотри! – Саша пробежала вперед, стала лицом к южному утреннему ветру. Концы ее летнего шарфа и пряди каштановых волос волновались и, видимо, должны были взволновать Александра Мироновича. Однако он приближался неспешно, и его взгляд не выражал ничего, кроме почти отцовского умиления, так ненавистного Саше. Она закрыла глаза и продолжала стоять на ветру.
- Как хорошо! Я думала, не получится! Или шарф запутается, или волосы станут по лицу хлестать и в рот попадут. Было бы нелепо!
- Да, - согласился Александр Миронович.
Они продолжили прогулку. Саша не забыла о своей идее и, завидев вывеску «Фокус», потащила профессора туда. Ниже названия значилось: «ксерокопии, ключи, фотоуслу». Вывеску эту недооформил Санек. Всю первую неделю после открытия мастерской он честно собирался вырезать и приклеить последние две буквы, даже планировал восклицательный знак, но смысл вывески и так был понятен - и «люди шли». Шли в основном, чтобы сделать копии документов, ключей, сделать фотографии «три на четыре». За художественной съемкой не обращались: недавно закончивший фотокурсы Санек не мог конкурировать с опытным Арсеном и его старой обезьяной.
Санек был в «студии» - он только проснулся, но еще не встал. Спал он на кожаном черном диване, предназначенном для посетителей. Санек сидел, уставясь на дверь. Сквозь ребристое, цветное ее стекло он различал какое-то движение. Контуры жизни за дверью меняли размер, резкость, ненадолго исчезали, но вот слились со стуком и приятным голосом:
- Есть кто-нибудь?
- Есть, - ответил Санек.
- Кто?
- Я, Саша, - сказал еще сонный Санек и пояснил, - фотограф.
Почему он решил, что контурам за дверью нужна именно фотосъемка, он не знал.
Санек открыл. Реальность поразила его, и он почувствовал, что даже если этой девушке с ее отцом нужно просто дублировать ключи, он все равно уговорит их сделать ее портрет.
- Я тоже Саша, - представилась девушка.
- И я, - добавил, улыбнувшись, Александр Миронович.
- Сфотографируете нас?
Санек согласился, но тут же, запинаясь, добавил:
- Только, чтобы хорошо вышло, мне надо вас сначала по отдельности поснимать.
Саша нахмурилась, но Александр Миронович подхватил:
- Давай, Сашенька, смелей, а потом я… а потом мы вместе.
Саша неуверенно стала перед камерой и настороженно, сомневаясь, смотрела на нее. Александр Миронович устроился на диване, который все еще сохранял очертания Санька. Тот, волнуясь, убрал из кадра стул, мусорное ведро, сказал "приступим" - и приступил.
Все трое были несколько зажаты: Александр Миронович – диваном, Саша – ощущением, что на нее все смотрят, а Санек – рамками бездушной техники. Однако скоро последний разошелся. У него получалось! Правда, получалось! Конечно, повезло с моделью, но ведь дело не только в ней – это Санек точно знал, или, скорее, чувствовал.
Он подбадривал Сашу, хвалил – она заражалась его порывом, и, когда Александр Миронович отпрашивался покурить, сказала только «угу».
Санек продолжал снимать, вдохновленный удачей, но… больше ничего не выходило. После одного, как ему показалось, совершенного снимка «действие пошло на спад». Саша это почувствовала, но, подбадривая фотографа, сказала:
- Наверное, теперь можно вместе. Спуститесь за Сашей? Я пока…
Санек недослышал. «За Сашей»? Он сбежал вниз по лестнице, но, как чувствовал, внизу - никого. Солнце палило – было трудно смотреть. Спустилась Саша, огляделась - и кинулась вдоль набережной. Не обратно по их с Александром Мироновичем пути, а дальше, вперед. Санек рванул за ней. Они бежали быстро, долго. Санек хотел было остановиться, спросить прохожих, но чувствовал, что это только потеря времени и лучше довериться Саше.
Она бежала неуклюже, но Санек не смеялся. Ее, такой маленькой, было так много! Она со своими развевающимися волосами, летящим платьем и шарфом занимала всю набережную! Она неслась, а совсем близко мерно качалось море...
Санек изо всех сил старался, нет, не догнать ее (это было нетрудно), но запомнить! Всю, до мелочей. Ее шарф сорвался – Санек подхватил. Концы были мокрые – Саша на бегу успела поплакать. Но, еще издалека завидев Александра Мироновича у табачного ларька, она заулыбалась. Однако ничуть не замедлила бег.
Профессор успел раскурить сигарету. Саша налетела на него, глотнула табачный дым – и раскашлялась.
Подоспевший Санек отдал шарф Саше,  раскрасневшейся от бега и кашля, и, задыхаясь, сказал Александру Мироновичу:
- Пойдемте! Саша без вас плохо получается…