Собачьи дворики. Российские писатели-2011

                СОБАЧЬИ ДВОРИКИ.


                На берегу студеной реки раскинулась русская деревня. Хмурым осенним утром кричали первые петухи и всё вокруг, словно стряхивая с себя оцепенение, просыпалось. Нерушимое вековое капище над чистой рекой… Заброшенный островок цивилизации! А в глубине – разваленный колхоз, старые, покосившиеся дома сельчан, обезлюдевшая школа.

              Но воздух, какой воздух!.. Словно перенесен могучим ветром из прошлых ветхих времен и поселён навечно в обмен на  нищету и убытки. Какой-то великий дух раз и навсегда соединил вместе прозрачный невидимый хрусталь и убожество хозяйственной утвари.
Крестьянам, замордованным работой на несметных землях и уходом за скотиной, было неведомо слово «свобода».
 
                Но инстинктивно сельчане восставали против безысходных трудодней. Более того, люди ощущали бесполезность от собственной несвободы, от которой появлялась сосущая тоска на сердце. Усталость накапливалась годами и подобно ржавчине точила и душу и тело. Хотелось сорваться и конём бежать по этим бесконечным седым полям. Но сил к сорока годам уже почти не оставалось.

             Совсем молодые сельчане, не успев обжиться, уезжали  за длинным рублём – на строительство Байкало-амурской железнодорожной магистрали, или за молодостью и весельем  по лимиту в Ленинград или Москву. Работы везде  хватало, разве только не в умирающих деревеньках в центре России.

                Постепенно людей в подобных медвежьих углах стали заменять собаки. Ведь молодёжь, не успев опериться, разлеталась, а собаки рождались часто и их становилось всё больше. За это село Ивановку так и прозвали – «собачьи дворики».

                И ещё…люди по-своему завидовали свободной собачьей любви, наблюдаемой ежедневно. Почти через полстолетье уже деды вспоминали: следуя своему маршруту, как сейчас бегут по дороге две бесхозные, но влюблённые друг в друга собаки – Муха и Цыган. Муха – мелкая шавка с абсолютно белой, грязноватой шерстью, но с чёрными, как угольки, живыми добродушными глазами. Цыган же казался по сравнению с ней богатырём – могучим псом с тёмным окрасом густой и свисающей шерсти. Столь разнокалиберные –они ходили и бегали неизменно рядом. Нога в ногу!
Скрытый от людей мир этих двух собак был не таким уж простым. Обычно собака бывает предана человеку. А эти две бесприютные собаки были по большому счёту преданы друг другу.
 
                Собачьей дружбе особенно завидовали директор местной школы Вера Ивановна  Фирсова и доярка колхоза Мария Петровна Чунина. Этих  женщин, несмотря на разницу буквально во всём и особенно в социальном положении объединяло одно: несчастливая женская доля.
    
                Вера Ивановна ещё была юной стройной девушкой, круглой отличницей и даже Ленинской стипендиаткой в пединституте. Взяв направление в самое заброшенное село в области, она стремилась поднять там уровень образованности и общей культуры.  Подобно птице она перелетала с одного берега реки на другой, чтобы работать в семьях, а не только сидеть в директорском кресле восьмилетней школы. Она самоотверженно вмешивалась в дела семей и уговаривала чужих мужей не пить с утра самогонку, а жёнам советовала построже следить за посещаемостью детьми школы.
 
                Летала, летала… да и попалась в капкан местного холостого агронома. Степан Фирсов сменил не одну привязанность. Всё искал себе пару. Брутальный и не слишком грамотный, он умел, когда надо, что называется, показать товар лицом. Приходил на свидания в единственном и самом модном, импортном, взятом из-под прилавка болгарском костюме и начищенных до блеска чехословацких ботинках. И не с пустыми руками, а  с самыми, что ни на есть, дорогими подарками. Таковыми для всех советских женщин  в то застойное время являлись  цветы и духи. Так, на Восьмое Марта и на День рождения он дарил Вере подарок  под самым желанным названием – «Красная Москва». Причем, если в марте просто духи, то на именины – целую шкатулку.

           Это может показаться в эпоху кастингов, лимузинов и дворцов наивностью, но с послевоенных  лет   «Красная Москва» была в такой же моде, как например, сегодня «Шанель №5». В набор  кроме духов входили ещё мыло, одеколон и зубной порошок. Духи и одеколон содержались в стеклянных, в форме кремлёвских башенок, флаконах, являющих собой произведение искусства. Все предметы помещались в «гнёзда» коробки, внутренность которой была оторочена белым атласом. А эта удивительная красная нитяная кисточка, так гармонирующая с нарядным футляром для мыла и общей великолепно выполненной коробкой! Пожалуй, эти терпкие и резкие духи вобрали в себя всё лучшее, чем славилась ещё дореволюционная парфюмерия, а над оформлением трудились лучшие художники Советского Союза. Это была своеобразная марка страны, являвшаяся частью державной гордости гражданина СССР.  Запах едко стойкий! Были ещё, конечно, самовар, ружьё и пряник. Но это уже чисто тульское и на века.

         Короче, Степан показался женихом хоть куда. «Видно, выбирать дальше не из кого. Скоро свой первый «четвертак» разменяю», - думала Вера  и постепенно меняла гордость на милость. Покорилась отличница обыкновенной бабьей доле. Но вот муж оказался бабником, дома бывал редко, говорил, что поля агронома зовут, приходится по этой причине часто ночевать в «Козле», а порой и в стогах. Она горевала вначале, что не рождались дети. А потом смирилась. И ещё с большим усердием посещала такие же, обделённые чем-то семьи. Себя же неустанно утешала: что делать,ведь без мужика, да ещё в такой глухомани,  ну, со скуки можно сдохнуть!


               Так размышляла учительница, точно также думала простая полуграмотная колхозница Мария, работавшая дояркой  в коровнике. Её родители и деды родились и жили в том же самом селе. Дед с бабкой ещё знавали барина, который сразу после революции уехал во Францию. Они  часто вспоминали, что их бедняцкое хозяйство было намного крепче и зажиточнее, чем после революции. Большевики же отобрали последнюю землю, а их просторный дом «списали» под клуб, переселив жильцов  в чужую холодную избушку, которая по какой-то причине временно пустовала. Спрашивать было не с кого, страна в то время  воевала и  власть расстреливала даже за утаённый колосок. Гражданская война, иностранная интервенция… Всё это сводилось для крестьянина в самую страшную из истин – голод.

              Но постепенно семья поднялась и родители Марии, выжившие в Великую Отечественную, успели нарожать себе хороших детей. Мария не видела себя в городе, она была абсолютно своя, сельская. Более того, она первоначально думала, что ей суждено судьбой «отжить» за дедов и родителей их нелёгкую долю. И выходя замуж за  Николая Чунина, она никак не предполагала, что по самонадеянности выбрала раздолбая. Дико было видеть, как полуграмотные доярка и пьяный свинопас, нажившие троих детей, дерутся и грозятся развестись.

             Вот в такой ситуации и застала их как-то директор школы, делавшая свой привычный обход по семьям. Вера Ивановна ходила поникшая и потухшая. Медовый месяц прошёл, а потом начались одинокие, безликие будни.

            На крыльце покосившегося дома отсталой деревеньки стояли две русские женщины и внимательно смотрели на дорогу. Одна – заслуженная учительница, другая – отсталая колхозница. Но они прекрасно друг друга  понимали и им не хотелось расставаться.
            А по пыльной сельской дороге гордо шествовали приручившие и любящие друг друга собаки – Цыган и Муха. Нога в ногу!

               
                19.03.2010.



________________________

Елена Грислис. Собачьи дворики. - Российские писатели. Книга вторая. - М.: Литературный клуб, 2011. - С.173-177. - www.proza.ru/avtor/grislis71