За нами придёт

За нами придёт
Детта Уокер, и мы
Окончательно умрём.
Мы бы ещё допели,
Но уже не допоём.
Ты не одета по случаю,
И я по случаю не одет.
Нашим родителям за 50,
А детей у них по-прежнему нет.
Я в твоём сне шёл по гусиной коже босяком зимой.
Я будто поезд, пришедший по расписанию за тобой.
Мы уезжаем в свет прожектора сквозь снегопад,
Будто бы 89-ый,
И меня на санках
Утром везут в детский сад.
Отец ещё живой. Тянет,
Сердится, опаздывает на работу.
А я открываю рот,
А ты мне подмигиваешь
С Небес: мол, гляди, мол, вот-вот.
А я уже чувствую,
Но ещё не могу понять,
Что мы встали так
Рано, не выспались,
Чтобы не опоздать,
Чтобы вовремя стоять
В коридоре у входа в группу
В предсмертном твоём краю,
Где ты мне поёшь, как дура, песню про лесенку,
А я ничего не пою,
Где я должен уснуть по расписанию,
Как поезд, который потом за тобой придёт,
Чтоб воспитатель смогла
Пойти покурить
И поломать каблуками лёд
В лужах.
А я, уже тогда не будущий муж
И не будущий отец,
А будущий экскурсовод,
Лежал в койке и ждал,
Когда же оно наступит,
Когда же оно придёт.
А всё здание детского сада погружалось в снег снизу вверх.
И было страшно за всех,
Кроме тебя, потому что тебя не было никогда,
Даже когда ты рассаживала
По старшинству своих птичек на проводах,
Чтобы они следили за мной, когда никто не следит,
Чтоб они передавали
Тебе по-своему, по-птичьи,
Мол, он уже не спит
И уже опять ищет
Тебя под кроватью,
Потому что воспитатель ушла курить,
И некому за ним проследить больше.
И ты мне шептала
На ухо, что нужно
Искать тщательнее,
Что ты ещё тоньше
И меньше даже мухи,
Меньше снежинки,
И тише листика, упавшего с дерева осенью,
Что ты пока что меня ни за что не бросишь, а потом бросишь,
Когда будет морось и грязь,
Когда будет хуже всего,
Вот тогда-то ты и оставишь меня одного.