Хан волею Божьей

               



                ХАН    ВОЛЕЮ    БОЖЬЕЙ




                Вместо предисловия

                За безупречность эпопеи
                Я поручиться не могу.
                Перед Историей своею,
                Возможно, я в большом долгу
                И все ж, бросая клич негромкий,
                Хочу поэмою своей
                Привлечь внимание потомков
                К "делам давно минувших дней".
                Историю родного края,
                Земли, где мы сейчас живём,
                Сознайтесь, мы совсем не знаем
                И все забвенью предаём.


 








                ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

                АЮКА-ХАН

               
                Уставший от опасных смут,
                Российский царь жесток и крут:
                Боярам бороды стригут,
                И на Кубань, на  Дон бегут
                От царской милости холопы,
                И рубит Петр окно в Европу
                Своей пророческой рукой -
                России нужен был покой.
                А тут кавказская война,
                Не ведала конца она...

               

                Часть первая

                Как же времечко летит,
                И уже почти забыт
                Богдыхан в своем Китае,
                И, друг друга оттесняя,
                Всех, главнее, быть желая
                И соседям докучая,
                Многочисленные ханства,
                Преисполненные чванства,
                Меж собой разбой ведут,
                Во вражде ко всем живут,
                Ненадолго примиряясь
                Против общего врага,
                Но идиллия такая
                Совершенно недолга.
                Поиск Бумбы благодатной,
                Их ведет, зовет куда-то,
                Вдаль, от родины тревожной.
                Каждый верит, что, возможно,
                Где-то рядышком она,
                Эта чудная страна.
                Но, пока что никому,
                Ту страну по одному,
                Отыскать не удалось.
                И опять, как повелось,
                Ищут все, но ищут врозь.
                К русским ненависть питая,
                Астрахань прибрать желая,
                Хо-Орлок со племенами
                Появился под стенами,
                Но в сраженье пал убитым.
                Разношерстные войска
                Были все его разбиты -
                Плата слишком велика.
                Только  после пораженья,
                Наступило отрезвленье.
                И тогда уж хан Дейчин,
                Да Пунцук, Дейчина сын,
                Все раздоры примиряют,
                Племена объединяют.
                Но калмыцкая орда,
                Своенравна и горда,
                Достигает укрепленья,
                Лишь, с приходом к управленью
                Молодого Аюки,
                А потом уже и внуки
                Будут крепко власть держать,
                Но не будем забегать.

                Хоть считай, хоть не считай -
                Далеко страна Китай.
                Горы реки и пустыни
                Отделяют от святыни.
                Скачет путник утомленный,
                Клятвою обремененный,
                Край, оставив благодатный,
                И не скоро он обратно,
                К райским кущам Поднебесной,
                К пагодам, дворцам чудесным
                И к прудам, с живой водой,
                Полным рыбы золотой,
                Сможет повернуть коня.
                И, пока его хранят
                Существующие боги,
                Продолжает он дорогу,
                Чтоб доставить лично в руки
                Пронесённое сквозь муки,
                Высшее благославенье,
                Далай Ламы повеленье:
                Аюка провозглашён
                Ханом ханов! Значит он,
                Как послание гласит:
                «Хан ойратов всей Земли»!
               
Вот уж, двадцать дней подряд,
Скачет путник беспрестанно,
Час за часом, постоянно,
К звёздам обращает взгляд,
Карте неба доверяя,
И, по солнцу, путь сверяя-
Видит Бог, для степняка
Эта грамота легка.
Путь неблизкий, трудный, долгий
От Джунгарии за Волгу,
Мимо древнего Арала,
Мимо южного Урала,
Через степи Казахстана
Скачет воин неустанно.
В бортаго* арке** в достатке, (*кожаная фляга                **молочная водка)
И с едою всё в порядке:
Преет мясо под седлом,
Конским потом насыщаясь,
Потихоньку превращаясь
В лакомство, что за столом
Не едят, а только в поле,
На бескрайнем на раздолье,
На нетронутой природе,
После долгого похода,
Расстелив кошмы рулон,
Предвкушая сладкий сон,
Слаще нет под небесами,
Это мясо рвать зубами,
Так смакуя каждый кус
И не обходя искус
Запивать его арке.
Конь мохнатый, налегке,
Не спеша, пасётся рядом,
Что еще для счастья надо?
Если ж кончится еда-
Степь прокормит, не беда.
А когда уж силы нет,
Чтоб искать добычи след,
С голодом борясь и зноем,
Скакуну он вену вскроет
И, испив горячей крови,
Вновь готов продолжить путь,
Зная, что коню ничуть
Этим он не навредил,
Тот, как прежде полон сил,
Седока несет в просторы.
Позади остались горы.
Вот уже перед собою,
Степи с буйною травою
Видит всадник. Долгий путь
Не смутил его ничуть.
Скоро Астрахань. За нею
Гордою ордой своею
Правит мудрый Аюка.
Величавая река
Преграждает путь надменно.
Но, с молитвой неизменной,
Входит он в поток бурливый
И, держась рукой за гриву,
Отдаёт себя волне.
А на дальней стороне
Ждут его еда и сон
И почёт. Недаром он
Претерпел далекий путь.
Будет время отдохнуть
И понежится в тени.
Будет золотая нить
Украшать его халат.
А пока он только рад
Из воды на твердь ступая-
Снова, без конца и края
Степь простёрлась перед ним.
В дымке вечера огни
Светят, путника маня.
Понукает он коня,
Чтоб достичь быстрее цели.
Различимы еле-еле,
В сумраке шатры белеют,
Ханский знак над ними реет!

 

Аюка в двенадцать лет,
В ханский был введён совет.
Вызывало удивленье,
Что имел он рассужденье,
Зрелого ума вполне.
И ему заботы нет
До ребячьих развлечений-
Дипломатии ученье
Блеск в его глазах являло,
И, конечно, забавляло,
Если зрелые тайши
Попадали вдруг впросак.
-Ну, а ты бы как?
-Не так!

Слаб стрелы его полёт,
Сабля руки ему гнёт,
Только дед в мальчишку верит:
«Он своё ещё возьмет!»
Сверстники над ним смеются,
И при случае, дерутся,
Но, поймай его, поди,
Только пятки впереди
Загорелые мелькают,
Ох, приятели не знают,
Как опасны шутки эти –
Быстро вырастают дети.
Не батыр наш Аюка:
Ростом мал, рука тонка.
Стройный, словно камышина,
Но умом своим - мужчина.
Сверстникам уже сейчас,
Больше спуску он не даст.
Он над ними посмеётся.
Будет час, еще вернётся
И с обидчиков он взыщет!
Кто ж, артачась, смерти ищет –
Сам бесславно погибает
И на гибель обрекает
Весь свой род.
И кров и скот
У беспомощных отнимут,
И они зимою примут
Смерть от голода и стужи-
Вот что значит, быть без мужа.
Аюка же не такой.
Он забудет сон, покой,
В голове его смышлёной
План рождается мудрёный,
С виду кроток он и тих,
Но обидчиков своих
В беспощадной драке сводит,
И над ними верховодит,
Побеждёнными собой.
В сговор, с третьими вступая,
Подавляя, покоряя,
Снова сталкивая лбами
Неугодных, ну а те
Словно бродят в темноте
Бьются и не знают сами,
Истинных причин раздора,
Только поздно или скоро,
Понимают, что напрасно
С Аюкой взялись рядиться,
И идут к нему мириться.

Аюка со всеми ладит,
Каждого по шерстке гладит,
Слово нужное найдёт,
Что не скажет – сердцу мёд.
Убедительная речь –
Вот он самый грозный меч,
Чем владеет Аюка.
Словно жемчуга река
Патокою в уши льётся,
А потом уж остаётся
Только принимать поклоны,
И покорные колонны
Под начало брать себе,
Восхваляя до небес,
Тех, кто в подданство идёт –
Им и слава, и почёт.

Год, другой и вот он – Хан!
В сущности своей – тиран,
Явный империалист,
Но в своих стремленьях чист –
Привести народ к единству.
Бесконечные бесчинства
Неподвластной хану знати,
Так зазнавшейся некстати,
Только на руку врагам:
«Единенье нужно нам!
Кто не хочет добровольно,
Мы отыщем путь окольный.
И с Аблая мы начнем,
Камень преткновенья в нем».

Сколько б раньше не пытались,
Никому не удавалось
Хошеутского тайшу
Усмирить и покорить-
Тут мудрее нужно быть.
И на трения не глядя,
Аюка родного дядю
И двоюродного брата,
С кем рассорился когда-то,
На Аблая в бой зовёт-
Каждый с радостью идёт,
Уж заранее гадая,
Доля, выпадет какая
Из Аблаева добра –
Поживиться всякий рад.
Пал Аблай и в плен захвачен,
Победителям назначен
Откуп за свои труды.
И не чуяли беды,
Дядя с сыном, только вдруг,
Аюка, надёжный друг,
Приказал вязать их в путы
И кибиткою попутной,
С караулом верных слуг,
Отправляет в Петербург,
Как противников престола.
Для царёва протокола
Этих слов вполне довольно.
И – прощайся с жизнью вольной,
Или даже, с головою.
И не зря в кибитке воют
Дядя с сыном – их звезда
Закатилась навсегда.
В Аюке же нет сомненья –
Всё для ханства укрепленья!

Но бессмысленную бойню,
Здесь в степи, между собою,
Пресекает Аюка.
Власть его уже крепка,
Да и силой убежденья,
Чтоб родную кровь не лить,
Между братьями сраженья
Он умел остановить,
Направляя их клинки,
На пехотные полки
Ближних русских крепостей-
Трактовал он без затей
Договор с Петром: итак,
Если дремлет общий враг,
В мелких стычках нет измены.
Пётр прекрасно знает цену
Верной службы степняка.
Своенравный Аюка
В трудный час и в час тревожный,
Для страны заслон надёжный
От Кавказа и от Крыма-
Дружба с ним необходима.

Конь ступает еле-еле:
«Мы на месте, неужели»?
Вдруг залаяли собаки,
Громкий оклик в полумраке
Кто-то с факелом идет.
Путник свиток достает.
Там печать. Его встречают
И к шатру сопровождают.
Аюка берёт посланье,
Только что за наказанье-
Так и сяк перевернёт,
Ни словечка не поймёт.
Стало всаднику тревожно:
Может он в пыли дорожной
Текст испортил невзначай?
Провинился – отвечай!
Нет, со свитком всё в порядке.
Отчего же здесь накладка?
Просто грамоту никак
Победить не смог степняк.
Но всегда с ним рядом были,
О науках говорили,
Девять лучших из мужей,
Каждый в области своей,
Светочем науки слыл.
Аюка не раз твердил:
Говорящий с мудрецом,
Человеком может зваться.
Так, что можно просвещаться,
Грамоты не разумея,
Но, конечно, лучше с нею.
Вот он свиток отдает
Ближнему. Мудрец читает,
Аюка ему внимая,
Вдаль глядит, поверх голов.
Вязь высокопарных слов
Заполняет всё пространство.
Скромное шатра убранство
Озарил волшебный свет.
«Где ж вы были столько лет?»
Но, конечно же, он рад
Этой, лучшей из наград-
Получить заслуг признанье.
Здесь, в России, как в изгнанье,
Вдалеке от милых гор,
Он поставил свой шатёр
Так, чтоб не было сомненья-
Это всё – его владенья!
Смолк читающий. Опять
Аюка велит читать.
Радости он не скрывает,
Всю прислугу созывает.
Завтра – пир!
Ну, а сейчас…
«Прочитай-ка ещё раз!
Ну-ка, всё сюда несите,
Гостя ближе усадите,
Пусть с дороги ест и пьёт.
Где домбра, пускай поёт
Джангарчи сладкоголосый.
Пусть смуглянке чернокосой,
Место тоже здесь найдется,
Пусть заливисто смеётся,
Круглолицая она,
Будто полная луна».

Отданы распоряженья!
Соблюдая уваженье,
Повалил в шатёр народ-
Кто ж на праздник не придёт?

После этого посланья,
В Аюке взросло желанье,
Чтоб в ответ письмо послать.
(А чего тут долго ждать?)
Мысль в письме была такая,
Что посольство из Китая
Аюка принять готов.
И высоких тех послов
Лично он займёт беседой.
Пусть же без опаски едут.
А в Китай, без лишних слов,
Он пошлёт своих послов.


 
 





               


               

                Часть вторая
               
                Ночь так быстро пролетает,
                Звёзды незаметно тают-
                Не успеешь, не считай.
                Тёмно-синий неба край
                На востоке выцветает.
                Тьма лениво уступает.
                Из лугов на новый день
                Утки тянутся к воде.
                По калмыцкому закону
                Раньше всех поднялись жёны,
                Спавшие у ног мужей.               
                Котелки кипят уже
                Чаем белым ароматным
                И, мешая многократно
                Золотистое питьё,
                Шепчут женщины желанья,
                Вкладывая пониманье
                Исключительно своё
                В слово, сказанное Буддой.
                Закопченная посуда
                Придает уюта вид,
                Дым кизячный норовит
                Лезть в глаза, туманом стлаться,
                К небу столбиком подняться,
                Как игривый жеребёнок,
                Но, привычные с пелёнок,
                Только щурятся они.
                Утренних костров огни
                Далеко видны на воле.
                Об иной не зная доле
                Жёны счастливы вполне.
                С каждым мигом всё сильней
                Гложет бледность небосклон,
                Нехотя меняет он
                Цвет от чёрного к белилам               
                И вот - вот уже светило
                На святом краю Земли
                Вспыхнет углем раскалённым
                Будто небо подожгли!
                К заливным лугам зелёным,
                Не спеша, бредут отары.
                На пригорке воин старый
                Делает молитвы знак.
                Растолкав пинком собак,
                Важные идут отцы.
                Голопузые мальцы
                Следом, ёжась от прохлады,
                Всё равно, им очень надо.
                Кулачками трут спросонку
                Любопытные глазёнки
                И, пристроившись в сторонке,
                За отцами наблюдая,
                Солнцу щёчки подставляют.

Мирной жизни воздух сладок.
Ни разбоя, ни нападок
От ногайцев и татар.
Ясный день струит нектар.
Что же лучшего желать?
Кочевать, не воевать.
Но беспечность – хуже яда,
Неприятеля отряды
От Кубани, тут как тут,
Нападение ведут.
Жгут хотоны, гонят скот
И везде разбой идёт-
Сам султан Бахты-Гирей,
С быстрой конницей своей.
Те хотоны разоряет,
Аюку пленить желает.
Растеряв свои пожитки,
Утварь, скот, коней, кибитки,
Даже, с красным верхом, шапку,
Взяв, жену, детей в охапку,
Еле спасся Аюка.
Унесла его река,
От врага волною скорой,
К берегам, где русский город.
К Астрахани он бежит,
А навстречу уж спешит,
Друг царю, отец народу,
Астраханский воевода,
Бекович, с солдат отрядом.
Первым пушечным снарядом,
Он татар остановил
И зело доволен был.
Аюке такого мало,
Требовал и умолял он:
«Если шерти* наши взять,
Друг за друга нам стоять.
Значит, надобеть, сейчас
Русским постоять за нас.
Нужно дать татарам бой»!
Но, довольный сам собой,
Бекович не стал сражаться.
Почему? Не догадаться,
Был его ответ уклончив.
Так, что, не дождавшись ночи,
Прочь, с добычею своей,
Уходил Бахты-Гирей.
Безнаказанно, свободно,
Как ему, сейчас, угодно,
Уводя татар етсанских,
Ембулуцких, в общем – ханских
Подданных. Они
Мирно жили эти дни
У калмыков под началом-
По-другому нынче стало.
Так и не было сраженья.
Можно было всё вернуть,
Шею толстую свернуть
Этому Бахты-Гирею,
Бекович же свой отряд,
Повернул скорей назад.
Да, такого оскорбленья
Аюка не мог снести.
Бороду, зажав в горсти,
Затаил на сердце зло-
И два года не прошло,
С воеводой счёты свёл.
Тот с отрядом, как посол
В Хиву, для веденья дел
Шёл, как царь ему велел.
Но хивинский хан тогда,
Думал, что идёт беда.
Упрежденный Аюкою,
Будто, русские войною
К ним идут, страшася плена,
Он аральцев и туркменов
С хивинцами в бой позвал
И на русских тех напал.
Налетели на      отряд,               

Изрубили всех подряд.
Аюка и не моргнул.
В этом же году вернул
Он татар: Бахты - Гирей
Доброй волею своей
Отдал их в обмен на дружбу.
Да, царю плохую службу
Воевода сослужил,
Сам же голову сложил.
Аюке всё мало мести!
С сыном Чакдоржапом вместе,
Помирясь с Бахты-Гиреем,
Помогли ему скорее
Бунт ногайский усмирить,
И позволили свершить
На Россию нападенье,
Дав проход через владенья
И дорогу указав,
На Саратов и на Пензу,
С ним проводника послав.
И султан прошёл, как смерч,
Сея разрушенья, смерть.
Люди в крепости бегут,
Аюку, с надеждой, ждут,
Чтоб с султаном он сражался,
Аюка же уклонялся,
Что, де не было приказа,
Батюшки царя указа,
Чтобы в бой ему вступать,
Не стесняясь поминать,
Как недавно в разоренье,
Потеряв свои владенья,
Бековича он просил,
Чтобы он татар побил.
Ну, а тот ему в ответ:
«От царя приказа нет».

А Петру идут доклады:
«Наказать калмыков надо,
Не по чину, самовольны,
Вероломны, и довольно
Эти выходки терпеть.
Нет им чести, значит – плеть
Или дыба в поученье!»
Пётр кипит от возмущенья:
«Что калмыцкая орда?
Бековичи – вот беда!
Вот радетели, родимцы,
Лихоимцы и мздоимцы!
Только б грабили, стяжали.
Скольких мы пересажали
На кол, головы рубили,
Чтоб умней другие были.
Нет же, только стал во власть,
Сразу хапать, сразу красть,
О престоле забывая,
Веру в русских убивая,
Оскорбляя тех, кто рядом,
А теперь же, значит, надо
Оскорблённых наказать»?
Не давая им сказать,
Отсылал с докладом вон,
Те, отвесивши поклон,
Не помешкав, исчезали.
Пётр один в огромном зале,
Мрамор меряет шагами.
С Аюкою быть врагами?
Даже мысли нет такой-
Только в дружбе с Аюкой,
Для России есть резон.
Ничего, что дерзок он


Память юности глубокой,
Сердце гложет и щемит.
И к Джунгарии далёкой,
Мысль свободная летит.
Ах, как хочется вернуться,
В быстры воды, окунуться,
И пустить коня в намёт,
Обогнав стрелы полёт.
Воля, солнце, небо, горы!
Да, какие разговоры-
Воздух родины вкусней,
И быстрее нет коней,
Тех, что там сейчас пасутся.
Ах, как хочется вернуться!
Что же не пускает нас?
Аюка уже не раз,
Размышлял о возвращеньи,
Но откладывал решенье.
Тут подумать многократно,
Нужно, чтоб народ обратно
Весь в Джунгарию вернуть.
Не беда, что долог путь-
Крылья дарит путь домой,
Даже хворый и хромой,
Шаг невольно ускоряют,
Потому, что точно знают –
Там, за поворотом - ждут!
И летят уж, не идут.
Но прийти домой, не шутка,
Заглянуть не на минутку,
Мотыльками покружить –
В этом доме надо жить.
А на родине – свой хан,
Правит там Цеван-Раптан,
Зять любезный Аюки,
Без печали и тоски,
Беззаботно дни листая.

Рядом с глыбищей Китая,
Так вести себя опасно –
Ежедневно, ежечасно
Может измениться всё,
И неволю принесет,
Гнет великого Китая,
И удавка золотая
Приготовлена  для всех.
Но, пока же, слышен смех,
В стане хана под горою:
Зять с женою молодою,
Ждут, когда сюда придет
Аюка, ведя народ.

В размышленьях Аюка,
Ноша хана нелегка.
И правители Китая,
В степь посольство направляя,
У него не раз спросили:
«Быть холопом у России
Неужель, пристало вам»?
К неприятным тем словам,
Относясь, вполне, спокойно,
Отвечал им хан достойно:
«Верно, и лицом, и платьем
С вами мы, совсем, как братья,
Что до русских – мы ни в чём
С ними схожесть не найдём.
Этим вам хочу сказать я,
Что давно мы, к вам, как к братьям,
Повернуть хотим коней.
Вот дождёмся верных дней,
У Ламы совета спросим,
И холопство это бросим».
И посольство провожая,
Возвращенье обещая,
Не спешил с решеньем он.
Ханской властью наделён,
Он правитель полноправный,
И Петру – союзник равный,
Но не подданный его.
А в Джунгарии чего
Ждать калмыкам от Китая?
Лестью речь перевитая,
Их зовёт в далекий край-
Вот и думай, выбирай:
На «холопстве» здесь остаться,
Или, все-таки собраться
И отдаться в это братство,
Не в холопство – сразу в рабство!
Наконец, убрав сомненья,
Принял, Аюка решенье:
«Здесь народ живёт в покое,
Так, как этого достоин.
Что еще важнее есть?
Правлю здесь – умру я здесь».




 


               






                Часть третья

                В пойме медленной реки
                Беспокойные чирки
                Кормятся, снуют, кричат
                Крохотных своих утят
                Прячут суетно в камыш.
                Серый острокрылый стриж
                Носится быстрее взгляда
                Словно росчерк над водой.
                Выше реет лунь седой.
                В белых свадебных нарядах,
                Цапли важные гуляют,
                Медленно переставляют,
                Тонких ножек, хворостинки
                Вдруг, застыв, как на картинке,
                В воду пристально глядят.
                Чайки шумные галдят
                Над водою зависая
                Кружатся несметной стаей
                Камнем падают, взмывают
                Рыбку мелкую таскают
                К грубым гнездам на песке.
                Птичий гомон на реке,
                Ни на миг не умолкает.
                По щенячьи, где-то лает
                Недовольная лиса.
                Мелководья полоса,
                Вся испещрена следами.
                Неподкупными слезами
                Плачет мелкий куличок.
                Камышевка как сверчок
                Цинькает, легко порхая,
                Пропитанье добывая
                По метелкам камыша:
                Громко листьями шурша
                Клонится под ветром он.
                Растеряв полдневный сон,
                Хрюкнул в зарослях кабан
                Беспокойством обуян,
                Рвется в чащу, напролом.
                Селезень с цветным крылом,
                Крякая, взвился свечой
                И помчался по прямой.

               

                Возмущая плавность вод,               
                Караван судов идет.
                Там гремят свирели, трубы,
                Геликона голос грубый
                Ухает под барабаны.
                Музыканты - ветераны
                И совсем еще юнцы
                В этом деле молодцы.
                Не напрасны их труды
                Музыка гремит с воды
                Марши, танцы и гавоты,
                А потом еще чего-то
                Дуют, дробят без конца.
                В войске у Царя-отца
                Учены игре и бою
                Саблею, как и трубою
                В равной степени владеют!
                К берегу идут ладеи,
                Струги, лодки, корабли,
                Ткнулись, около земли,
                В отмель, сходины бросают,
                Пуще музыка играет,
                Троекратное "Виват!"
                Батюшке Царю кричат.
                С непокрытой головою
                Петр с подзорною трубою
                В степь глядит, как вдаль морей.
                Скучный протоиерей
                Осеняет степь перстами.
                За недальними холмами
                Встали всадники стеной:
                Узкоглазый люд степной,
                Чудо воины от Бога,
                Русскому Царю подмога
                На Кавказе, и опора.
                Отделившись, едет скоро
                Группа всадников лихих,
                Ханский вымпел среди них.
АюкА, хоть стар и сед,
Несмотря на бренность лет,
Ловко катится с коня.
Край халата приподняв,
Важно шествует к Петру.
Бороденка, на ветру,
Разметалась ковылем,
Шапки тоже нет на нем.
Равный равного встречает!
Аюку Петр обнимает,
Терпит тот, затем кивает
И, с поклоном, предлагает
Ехать в степь. Коней ведут.
Свита сразу тут как тут.
Каждому скакун достался,
Лишь святой отец помялся
И остался на борту.
Словно подводя черту,
Дружно грянули мортиры.
Конным строем кирасиры
Шаг парадный соблюдают,
Цесаря оберегают
От случайностей любых,
И ни шагу он без них.
На калмыцкой лошаденке
Петр, похожий на ребенка
(Ноги чуть не до земли)
С Аюкою в степь пылит
Недалёко, за курганом,
Показалась ставка хана.
Временное поселенье,
Поразит воображенье,
Необъятностью своей,
Множеством людей, коней
И кибиток бесконечных,
И в пыли, детей беспечных.
Но, не внове все Петру.
Спешились, идут к шатру.
Вот и время подкрепиться.
Рядом с Аюкой садится
Петр, и тут же чаю,
Как ведется, принимает.
Джангарчи уже поет.
Петр соленое питье,
Незаметно отставляет,
Аюка легко кивает-
Гостю мясо подают
И горячий хлеб несут.
У калмыков, только так:
Если гость, хоть друг, хоть враг,
Чтоб о чем-то говорить,
Нужно гостя накормить,
И пока он не поел-
Никаких забот и дел!
Это все Петру знакомо,
Он в гостях, совсем, как дома.
И с улыбкою сейчас,
Вспомнилось, как в первый раз,
С Аюкой он повстречался:
 Аюка все опасался,
Что обманет Пётр. А тот,
Думал, что же не идёт,
На корабль к переговорам
Хан. Уже неделя скоро,
Как он кружится вокруг,
То ли враг, а то ли, друг.
Встреча, всё же состоялась,
К удивленью, оказалось
Много общего у них,
И в стремлениях своих
Видят общее решенье,
И достигнуть соглашенья,
Было им уже не сложно,
И, хоть каждый осторожно
Линию свою чертил –
Договор подписан был.
Крестик Аюка поставил,
Чем немало позабавил
Он ученого Петра.
Хан совсем не знал пера,
Но ему и в речи устной,
Излагаемой искусно,
Равных, вряд ли отыскать.
Пётр к листу прижал печать.
Быстрым взглядом пробежал
И торжественно отдал
Важный свиток Аюке.
Так на Волге, на реке,
Где Саратов недалече,
Состоялась эта встреча.
Много лет прошло с тех пор.
Взглядом Пётр обвёл шатёр –
Да, не камены палаты,
Скромно, даже простовато.
Аюка совсем седой,
Да и Пётр, не молодой.
Но, Дарма-Бала мила –
Как девчонкою была,
Так и в сорок лет осталась,
Будто зрелость не касалась
Ни фигуры, ни лица.
Ей же показался царь
Погрузневшим и усталым,
Видимо, забот немало
Плечи царские несут-
Неспроста он нынче тут
Пообедали и скоро
Приступили к разговору.
Пётр на Персию идёт.
И, конечно же, он ждёт,
Что и хан к нему примкнёт.
Но, провидцем быть не надо,
Чтоб заметить с полувзгляда -
Хан давно уже не тот.
Аюка же не смущен,
О походе знает он.
И поэтому заранее,
Дал нойоном указанье
Войско снарядить в поход.
Чакдоржап их поведет.

Вышли к свите. Пётр доволен.
Аюка и хан, и воин
Снова выше всех похвал.
Пётр посыльного позвал,
Принял саблю у него-
Нет такой ни у кого!
Делал мастер не простой,
С монограммой золотой,
Серебром эфес покрыт,
И рубин звездой горит
Чуть повыше рукояти,
Верный символ высшей знати.
Сам клинок – огонь! А ножны
Из тисненой темной кожи,
В перехватах меди красной.
И подарок сей прекрасный
Пётр вручает Аюке.
Тот, с поклоном, принимает.
Вон из ножен вынимает,
Замечательный клинок,
Тут же, делает кивок,
И от дальнего отряда,
Стрелы к ним взметнулись градом.
Пётр, увидев тучи стрел,
На Аюку посмотрел,
Неужели здесь измена?
Аюка стоит смиренно.
Пётр махнул кавалеристам,
Но к нему уже со свистом,
Роем стрелы подлетали.
И когда они упали,
Частокол образовали
Вкруг Петра и Аюки.
Видно знатные стрелки,
Эти воины ойраты.
Царь отмашку дал обратно.
Аюка сказал Петру:
«Даже если я умру,
Эта сабля, эти стрелы,
Будут знать одно лишь дело –
От набегов Русь беречь»!
Услыхав такую речь,
Аюку Пётр обнимает,
И довольный, отбывает.
Следом двинулась лавина-
Хан в поход отправил сына.


 

  Часть четвертая

Лето. Жаркий суховей,
В пыльной вольнице своей,
Треплет высохшие травы.
В дальнем мареве, дубравы
Чудятся глазам усталым.
Степь безжизненною стала.
Солнце яркое палит,
Зноем весь простор залит.
Бесконечен летний день.
Всё спешит укрыться в тень.
Речка мелкая искрится.
И придя воды напиться,
Под кустами жмётся скот,
Жвачку вечную жуёт.
Озорные пастушата
В речке, словно лягушата,
В мелкой возятся воде.
Их наставник, древний дед
Дремлет, кутаясь в кошму,
Зябко, старому ему.

В ставке хана тишина.
Все хозяйки, как одна,
Приготовив чай в достатке
И, держа огонь в порядке,
Курят трубки, отдыхают,
За мужьями наблюдают,
Ну, а те, в плену дремоты,
Важной, заняты работой –
Величавы, молчаливы,
Развалясь в тени лениво
Терпеливо ждут пока
Из простого молока
Не получится арка.
Добрый кожаный стакан
Здесь у каждого с собою.
Тихо исходя слюною,
Угнетаемы тоскою
От безделия и зноя,
Редкое роняют слово.
Но, когда уж все готово,
Красноречия мужского
Не суметь остановить.
Дружно начинают пить.
И куда уходит спесь,
Каждый, вот он: «Здесь я, здесь»!
Тост короткий, звучный: «У»!
Раздается там и тут
Гомон громче, веселей,
Только слышится: «Налей»!
То-то будет здесь потеха.
И жара им не помеха.
Пот обильный вытирают,
Еле-еле заедают
Водку вяленым бараном,
И для них бы было странным,
Чтобы плотно закусить –
Здесь не есть пришли, а пить!

Сквозь звенящий воздух душный,
Жены смотрят равнодушно,
Щурясь через трубки дым-
Им, седым и молодым,
Это действие не ново.
Повторяясь снова, снова,
Каждый раз одно и то ж:
Кто-то схватится за нож,
Обезумев от арке.
Тускло сталь мелькнет в руке
Все отпрянут, возмущаясь,
Но тотчас же, словно стая
Бросятся дружка вязать
И со смехом заливать
В рот, открытый для проклятий,
Обжигающий бальзам.
Но уже то тут, то там
Переходят от объятий
К потасовке не шутя,
Шапки прочь с голов летят,
Сотрясаемых ударом.
И от пьяного угара,
Воет дикий хоровод-
Всем, в итоге попадёт.
 
Чакдоржап в своем шатре,
От недуга, посерев,
Мается в шелках, в подушках.
Ну а тут ещё, на ушко,
Шепчет верная жена,
Песня у нее одна:
-Что такое, Чакдоржап?
У отца ты словно раб!
Всё ты, знаешь, войско водишь,
Всё в свои разбои ходишь.
Ах, великий Аюка
Разрешил водить войска!
Дал и грамоту, печать.
Самому-то воевать
Ни здоровья нет, ни силы.
Так, давай, сыночек милый,
Повоюй за хана всласть.
Ну, а власть? А где же власть?
И когда ты станешь ханом?
И когда я ханшей стану?
И не смей сейчас болеть,
А бери-ка власть, как плеть
В руку крепкую берут.
Ты – великий торгоут!
Как добывший славу воин,
Миром править ты достоин!»

Это что же за напасть,
Подавай-ка всем им власть!
Плюнул, вышел в духоту.
Глянул – целую версту
К Аюке идти, пожалуй.
В знойный полдень, путь немалый.
Но уж лучше он пойдет,
А не то – жену прибьет.
Шапку красную надвинул,
Тяжело пошел, а в спину
Продолжались наставленья.
«Вот змеиное шипенье,
Дайте, Боги, мне терпенья».
Пьяный гвалт привлёк вниманье,
Старый воин, с пониманьем,
На ватагу посмотрел –
Отрешиться бы от дел
Да свернуть в тенёк заветный,
Да сказать бы тост ответный
Как в былые времена.
Ух, проклятая жена,
Пробуравила затылок.
Надо же, «сыночек милый,
Повоюй за старика».
Как такое с языка
У неё легко слетает?
Ну, она ещё узнает,
Что такое мужний нрав.
Но и Аюка не прав!
Если дряхлый ты мужчина,
Посади на ханство сына.
Пусть же крепкою рукою
Он ведёт всех за собою.
Что от немощного ждать?
Ханству нужно процветать.
Надо хана заменить,
Я достоин ханом быть!

И, с решимостью такою,
Еле видною тропою,
Зашагал  уже бодрей,
Да и в тень прийти скорей
Не мешает. День в разгаре
Губы сушит, как  в Сахаре.
Вот и ханские шатры.
Юркнув, в ближний, от жары,
Аюку находит сын.
Как всегда, тот не один:
Неизменная была
Рядом с ним Дарма-Бала,
Да просителей пяток,
Чинно ждут, сидят в рядок.
Слово ханское, как твердь,
А за ослушанье – смерть.
Взглядом сын шатёр окинул,
Тут же строй просящих сгинул.
Улыбнулся Аюка –
Взгляд тяжёлый у сынка.
«Ждал тебя я, Чакдоржап.
Видишь, я совсем ослаб.
Головы поднять нет силы,
И тебя сейчас просил бы,
Чтобы ты на ханство стал,
Видит Будда, я устал,
Ну, а ты в расцвете лет.
Так какой ты дашь ответ?»
Аюке ответ известен,
Доносили ему вести –
Силой ханство сын возьмёт.
Только хан на шаг вперёд,
Знает, кто и как поставит,
Потому так долго правит.
Чакдоржапу кровь к лицу
Хлынула волной горячей.
И, боясь спугнуть удачу,
Отвечает он  отцу:
«Если будет ваша воля,
Я готов такую долю
На себя, тотчас, взвалить».
Хан кивнул, ну так и быть,
Вынул ханские печати,
И Дарма Бала, так кстати,
Подала пиалу с чаем.
Чакдорджапа привечая,
Неизменно весела
И в серьёзные дела
Ей вникать – заботы мало,
И игриво, как бывало,
Пышный борцог* подает.          (*лепёшка)
Чакдоржап степенно пьёт
Чай неспешными глотками,
А в душе и лёд, и пламя,
Тесно радости в груди –
Власть и слава впереди!
Вот отцу он поклонился
И в обратный путь пустился,
Будто крылья у него,
Но, к досаде, никого
Он не встретил по пути,
И тогда решил пойти
В тень, где делают арке,
Благо, что невдалеке
Это место находилось,
Но оказия случилась –
Каждый там мертвецки пьян.
Новый хан достал стакан,
Зачерпнул хмельное зелье
И пошло его веселье,
Отмечая вход на ханство.
Это – повод, а не пьянство.
Скоро и его сморило.
Счастья нашего мерило
Есть у каждого своё:
Этому подай жильё,
Этому – коня и сбрую,
И подругу молодую,
Третьему – булат и злато,
Чтоб жена была богата.
У четвёртого же страсть
Как-нибудь попасть во власть.
Путь прямой – не самый скорый,
Вмиг не передвинуть горы,
Но однажды так бывает,
Кости жизни выпадают
На удачу и почёт,
И дождется, тот, кто ждёт.
Чакдоржапу ждать нет мочи,
Он сегодня власти хочет-
Вот сегодня он и хан!
Ничего, что в  стельку пьян.
Пьяный, он всегда проспится,
И пускай супруга злится-
Не затем он всех главнее,
Чтоб ещё считаться с нею.
Волос длинный, ум короткий,
Женский нрав, милей нам, кроткий,
Угождала б нам во всём,
Да молчала бы притом.
Вот пример: Дарма-Бала,
И нежна, и весела,
И беспечна в нужный час –
Вот что привлекает нас.
Но за этой простотою,
За беспечной немотою-
Тонкого ума игра –
Приближается пора
Аюке искать замену.
Не ищите здесь измену –
В мире нет жены верней,
Аюке покойно с ней.
И она ему опора,
Он при ней решает споры
И военные дела-
Лучшая, Дарма-Бала,
Ученица Аюки.
Ей понятны и легки
Политические козни,
Яд междоусобной розни
Ей на вкус давно знаком,
И, при знании таком,
Оставаясь неприметной,
Направляет незаметно
Руку мужа своего
На несчастного, того,
Кто ей, в будущем, опасен.
Аюка, меж тем, согласен
К ней прислушаться всегда,
Не беда, что молода –
Ею тайно он гордится.
«Недалёкая девица»-
Думает иной нойон,
Допустить не может он,
Что за личиком смазливым,
Ум скрывается пытливый,
А весёлый нрав, игривый,
Взгляд беспечный, шаловливый,
Красота покатых плеч –
То, лишь маска, чтоб отвлечь.
С Аюкою ей вольготно,
Жить и жить бы беззаботно,
Только с каждым днём яснее-
Солнце яркое тускнеет.
Есть пословица, что воду
В кулаке не удержать,
Убегающие годы
Нам арканом не поймать.
Где развязка, где тот час,
Что любого ждет из нас?
И Дарма-Бала уже,
Незаметно и окольно,
Ищет будущих мужей,
С кем ей было б так же вольно,
Как с Великим Аюкой.
Где отыщется такой?

Чакдоржап в шатёр парадный,
Сам умытый и нарядный,
Отправляется с утра,
Хоть несносная жара
Разлилась уже повсюду,
Новый хан доступен люду.
Пусть приходит стар и млад,
Пусть йоряли* говорят.        (*благопожелания)
Примет он и подношенья,
И шелка, и украшенья.
Сам одарит щедро их!
Но бездушен день и тих.
Вот и полдень, день на вечер –
Ни одной - единой встречи.
Обливаясь жарким потом,
Чакдоржап все ждет чего-то.
Чай горчит, суха лепешка.
Подождал еще немножко,
А потом еще чуть-чуть,
Но никто не держит путь,
В самый яркий из шатров.
После пьянки нездоров,
Видимо, простой народ,
Значит, завтра он придет.
Но и завтра нет прошений.
Некому своих решений
Чакдоржапу объявить,
Некого ему судить,
Не приходят ходоки.
Наконец, ему доносят,
Что, как прежде люди просят
Помощи у Аюки.
Чакдоржап взвился, взбешен:
«Бить плетьми мужей и жен,
Что пошли в обход меня»!
Но порядки поменять
Никакая плеть не в силах:
Чем она сильнее била,
Тем вернее шел народ
К Аюке. Уж он спасет.
Ладно, если б пастухи,
Те, в невежестве, глухи,
Но зайсанги и нойоны
Не спешат свои знамена
Отвернуть от Аюки.
Чакдоржапу от тоски
Со здоровьем стало худо,
И валялся он, покуда,
С тяжким недугом борясь
И на всех в округе злясь,
Хуже шли его дела.
Радости не принесла
Эта ханская печать.
Власть нельзя, как вожжи взять,
И поехать, понукая.
Это вам не вещь, какая,
Чтобы положить в сапог.
Вот и Чакдоржап не смог
Править так, как подобает.
Все его прекрасно знают,
Сколько раз за эти годы
В небывалые походы,
С ним ходили на врага.
Жизнь любого дорога-
За него б отдали смело.
Но совсем другое дело,
Чтобы он, да ханом стал,
Каждый верно рассуждал:
«Аюка ещё силён,
Пусть же правит нами он»!
Дни летят, идут недели,
Боли в теле одолели.
Чакдоржап болеть устал,
Кое-как с подушек встал,
Плетью отхлестал жену
И печать отцу вернул.

Аюка теперь спокоен:
Чакдоржап – отличный воин,
Ссора с ним вела б к беде,
А теперь он снова здесь,
Верный сын, соратник верный.
После Аюки, наверно,
Ханом он достойным будет
И в него поверят люди.
Но недолгим был покой.
Опрокинув планов строй,
Умер славный Чакдоржап.
Аюка, тотчас ослаб.
Жизнь – она не в постоянстве.
Все рванулись быть на ханстве,
И племянники, и дети,
Внуки те, и внуки эти –
Дай им ханскую печать!
Аюке не заскучать-
Он их ссорит меж собою,
С верным же, Дондук-Омбою,
На Досанга войско шлет-
Так  его рукой ведет
Мудрая Дарма-Бала.
Та, давно уж, поняла,
Кто ей будет новым мужем.
А России ханом нужен,
Кто послушен будет ей,
С каждым днем, она сильней
Подчиняет степь себе.
Потому из всех тайшей
Тайно выбран был Дорджи-
Будет верно он служить.
Аюка же шлет листок,
Чтоб потом Церен-Дондок,
Младший сын был ханом. Вот
Тут, какой круговорот!

Умер мудрый Аюка.
Верные  его войска,
Бой ведут междоусобный,
А к правленью неспособный,
Пьет Церен-Дондок безвольный.
Новым ханом недовольный,
Ропщет весь народ степной.
Только слышно стороной
Скоро будет новый хан…





               














                ПЕСНЬ ВТОРАЯ


                ДОНДУК ОМБО-ХАН

               


                Апрель. Прохлада и покой.
                За крохотной степной рекой,
                Людской не тронута рукой,
                Не описать как далеко
                Простерлась степь. Ее простор
                Манит коня во весь опор
                Пустить по зелени ковров.
                О, если Бумба только есть,
                Край этот, несомненно, здесь!
                Еще безудержных ветров
                Не слышно, их придет черед,
                Не стоит забегать вперед...


                Часть первая

                Нескончаемым узором,
                Извиваясь по просторам,
                Сколько глаз охватит взором,
                От реки за косогором
                До холмов, где сам восход,
                Войско грозное идет.
                Плавно шествуют верблюды,
                Шерсть роскошная висит,
                На горбах поклажи груды,
                От повозок скрип стоит.
                Рысью всадники идут,
                Запасных коней ведут.
                Хан Омбо в седле сидит,
                За порядком зорко бдит,
                Он не молод и косички
                Крепко изморозь взяла,               
                Но трястись не станет в бричке,
                Старость хана из седла
                Высадить пока не в силах.
                Кровь  его играет в жилах,
                Он еще охоч не в меру,
                Джан - жена  тому примером.
                Кабардинка молодая
                Каждый год ему рожает
                То наследника, то дочь.
                Да и так любую ночь
                Редко он один проводит,
                Дух мятежный в теле бродит,
                Указуя, что такой
                Ох, не скоро на покой,
                Преклонив свое колено,
Он попросится смиренно.
Рядом сын - Галдан-Норбо.
И отец, Дондук Омбо,
Смело может на него
В ратном деле положиться.
Будет сын вьюном кружиться
Чтоб в десяток мест поспеть
И его сырая плеть
Провинившихся накажет,
И, уж если хан прикажет,
Будет сделано точь-в-точь,
Хоть слукавить сын не прочь,
Слово ханское - закон!
Почему ж так рьяно он
Выполняет порученья?
Тут простое объясненье:
Обучается волчонок,
Как матерый, глотки рвать,
Потому, что он с пеленок
Спит и видит ханом стать!
Старый хан об этом знает,
Интерес подогревает,
И, как будто, между прочим,
Ханство юноше пророчит,
Ведая наверняка,
Что надежда так зыбка.



                Одна тысяча семьсот
                Тридцать пятый год идет.
                Кабардинцы и черкесы
                Из мятежных мест окрестных
                На Кубань набег творят.               
                Сёла русские горят,
                Небольшие укрепленья
                Пали. Смерть и разрушенья
                Над Кубань рекой стоят,
                В небо мертвые глядят.
                И тогда по Егорлыку
                Кочевавшие калмыки
                Спешно на Кубань идут.
                Хан Омбо в расправе крут.
                Он не станет разбираться:
                Подвернувшихся ногайцев,
                Что в верховиях Урупа,
                Вырезал и бросил трупы
                На съедение зверью.
                Дальше конницу свою
                Повернул на Зеленчук.
                К Хану же, немалый крюк,
                Сделав, обходя засады,
                Снаряженные, как надо,
                С Терека и Дон реки
                Прибивались казаки.
                Пред нашествием калмыков
                Ужас был таким великим,
                Что несчастные ногайцы
                И не думали сражаться,
                Так поспешно собирались,
                К русским на Куму помчались
                Головы чтоб не сносить
                Стали подданства просить.
                Было их под сотню тысяч.
                Эта верная добыча
                Ускользнула, как ни злись.
                Облизнулся старый лис.
                Но тотчас нашел другую:
                Вдоль Кубань реки кочуя,
                От истоков до низовья,
                Путь, свой, заливая кровью,
                В две недели край имущий,
                В городах, в садах цветущих
                Превратил в пустыню он.
                Никого не брал в полон.
                Всюду трупы, смрад и чад,
                Только вороны кричат,
                Стаями на пир слетаясь.
                От нашествия спасаясь,
                Люди в города бегут-
                Нет спасения и тут!

                Как милы воспоминанья!
                Про старинные преданья
                Хану джангарчи поет,
                Трогая домбру, а тот
                Под гортанное нытье               
                Что-то думает свое...
 
Через год от тех событий
Доложили о прибытье
Нарочного от царицы.
Он летел быстрее птицы,
Трех коней в пути загнал,
Еле на ногах стоял,
Но доклад провел, как надо:
"Учинили мы осаду
Туркам в городе Азове,
И сие чтоб малой кровью
Обошлось, пускай Дундук
Собирается не вдруг,
А большое войско взяв,
И по всходам новых трав
На Кубань быстрей идет.
Буде там татар найдет,
Что у турок в подчиненье,
Пусть устроит им сраженье,
Чтоб в Азов для подкрепленья
Не могли они спешить,
Неприятельство чинить
Осаждающим войскам.
И на то угодно нам
Получить скорей ответ".
Выдохнул, и силы нет.
Дали чаю, накормили
И на отдых проводили.

Час спустя шатер гудит.
Во главе Омбо сидит,
С ним - Галдан-Норбо. Вокруг,
Озабоченные вдруг,
Размещаются тайши.
В нарушаемой тиши,
Слышен шепот возбужденный.
Тут же, к хану прикрепленный,
Был Ефремов, старшина
Войска русского, Данила.
Государыня ценила
Добросовестность его,
От вниманья ничего
У него не ускользало,
Но с калмыками связал он
Жизнь свою навек и сразу
Уж не столько по приказу -
По велению души,
И калмыцкие тайши
Ровнею его считают
И за храбрость уважают,
Да, еще, за меткий слог.
При желании он мог
Балагурить без конца,
И, от острого словца,
Улыбались даже буки.
И военные науки
Превосходно понимая,
Он по праву занимает
Это место рядом с ханом:
Первый он на поле бранном,
И в совете первый он.
Уважая их закон,
Он в совете молчалив,
Суть проблемы уловив,
Не спешит свое сказать,
Чтобы знанье показать.
Здесь, в совете не глупцы,
Умудренные бойцы
Основательны, степенны.
Настроение мгновенно
Оценив, лишь два-три слова,
Между прочим, обронив,
Прямо в точку угодив,
Молча, он опять сидит,
А вокруг уже кипит
Гулкий рокот обсужденья.
Наконец свое решенье
Хан великий объявляет,
Все в согласии кивают,
С облегчением вздыхают
И спешат с заданьем вон.
Стук копыт, оружья звон
Постепенно затихает.
Хан для битвы собирает
Подчиненные войска:
Рядом и издалека
Под Дондуковы знамена
Собираются нойоны.
Снова хан к Ламе идет,
Чтоб удачным был поход.

И опять быстрее птицы,
К государыне в столицу
Нарочный с письмом летит,
В нем Данила говорит,
Что Дондук Омбо поднялся,
Быстро с войском собирался,
Что числом под тысяч сорок,
И, походным шагом скорым,
На реку Кубань идет,
И татар тех разобьет!

                Часть вторая

                Ветер бесится на воле,
                Гонит перекати-поле,
                Треплет гребенчук лохматый.
                Облака, как комья ваты,
                В непорочной синеве
                Мчат. По шелковой траве               
                Журавли разбег берут.
                Озерца то там, то тут
                Рябью схвачены холодной.
                Отощавший и голодный,
                Рыщет в поисках корсак,
                Брюхо не набьет никак
                Слишком юркими мышами.
                В затишке за камышами
                Гусь гогочет осторожный.
                Вдалеке увидеть можно
                Стайку быстрых антилоп:
                С места, сорвавшись в галоп,
                Вихрем пронеслись сайгаки.
                Как домашняя собака,
                Боком волк трусцой бежит,
                Ветер холку теребит.
                Вдруг заржала где-то лошадь.
                Волк присел. Обед хороший
                Из конины может быть.
                И уже, собравшись выть,
                Созывая на охоту,
                Подозрительное что-то
                Чутким носом уловил,
                Завертелся, заскулил.
                Так и есть: сквозь дух овечий
                Слышен запах человечий,
                С конским потом вперемешку.
                Волк, чуть-чуть еще помешкав,
                Поспешил в кусты нырнуть
                И продолжил прежний путь.

                Третий день, в седле качаясь               
                И калмыкам удивляясь,
                От езды не чуя ног,
                Есаул терпел, как мог.
                Он вертелся так и сяк,
                А калмыкам все пустяк.
                Час за часом беззаботно,
                Бормоча под нос чего-то,
                Видно, чтобы не уснуть,
                Мерной рысью держат путь.
                Даже позы не меняя,
                Терпеливо принимая
                Бесконечности Земли.
                Вот уже три дня прошли,
                Как отряд идет к Кубани.
                Хан Омбо движеньем длани
                На разведку их послал,
                А Ефремов пожелал,
                Чтоб не искажали вести,
                Есаула с ними вместе
                Для присмотра отрядить.
                Хан кивнул: Ну, так и быть.
                Хоть прищурился сурово
                От вмешательства такого,
                Но решил:  Пускай идет.
                На привале - лишний рот...
                А в бою и плеть подмога.
                Помолчав, добавил строго:
                - Вам даю не много срока
                Чтобы сведенья добыть.
                В драке зрячим нужно быть.


                Есаул не рад походу.
                Развлечению в угоду
                Пробует в галоп коня:
                Отставать и обгонять
                Лучше чем мешком трястись.
                Снова перешел на рысь.
                Вдруг из прошлогодних трав
                Заяц выскочил стремглав.
                Прыснул он через дорогу,
                Есаул отстал немного.
                "Пусть уж нехристи пройдут
                Через заячьи следы.
                Далеко ли до беды.
                Бают чай не понарошку:
                Заяц хуже черной кошки".
                А калмыкам все потеха,               
                Дико взвизгнули для смеха,
                За ушастым вслед летят,
                Будто черт им сводный брат.
                "Эка бесы веселятся!
                А чего им тут бояться?
                Степь да степь, трава курай -
                Это все родной их край.
                Ширь от Терека до Дона
                И до волжского затона,
                Вольной воли сторона
                Им указом отдана."
                Дети дикие степей,
                В гриву впившись, как репей,
                Стелятся над гладью трав.
                Заяц мечется, устав.
                А загонщики визжат,
                Плетки в их руках дрожат.
                Свистнул вдруг один из них:
                Тут же пыл погони стих,
                Сгрудились, уж не хохочут
                И по-своему лопочут.
                В балку весь отряд свернул.
                Подъезжает есаул.
                Смотрит в бронзовые лица.               
                "Вот кому не надо бриться",
                В голове его мелькнуло.
                Обернувшись к есаулу,               
                Старший молвил:
                -За холмами
                Пыль вздымается клубами:
                То ли войско там идет,
                То ли кто-то гонит скот -
                Все одно большим числом.
                Балкой ближе подойдем,
                Там увидим, что к чему.
                Есаул кивнул ему,
                И пришпорили коней.
                Балка тянется. По ней
                Сколько можно было шли,
                Спешились и залегли.


                По степи, как на ладони,
                Вороные мчатся кони.
                Резвый, небольшой отряд,
                Отскочив от тучных стад,
                Молодой ковыль срезая,
                Сквозь простор летит играя.               
                Во главе, на аргамаке               
                Сын Батыра-Азамата,
                Знатного в орде мурзы,               
                Самый ловкий старший сын,
                Главная отца надежда.
                Разноцветные одежды
                Вольный ветер пузырит,
                В сбруе золото горит,               
                Конь косит ревнивым взглядом,
                Но никто не смеет рядом
                С гордым отпрыском скакать.
                Из привычки угождать,
                Вся, на стременах привстав,
                Скачет свита поотстав.
                Татарчата молодые
                И наставники седые
                Составляют эскадрон.
                По простору мчится он,
                Дерзкой воле потакая.
                Гул копыт, не умолкая,
                Будоражит грудь земли.
                А за кочками, в пыли,               
                За потехой наблюдая,
                И, себя не выдавая,
                Вслед лазутчики глядят.
                В балке спрятанный отряд
                Торгоутов молодцов,               
                Замечательных бойцов
                Уж готов ударить в шпоры,
                Только выжидает пору,
                Чтобы смять врага верней
                И танцующих коней
                Хладнокровные ладони
                Гладят, но степные кони,
                Чуя близкое сраженье,
                Травы топчут в нетерпенье.
                А татарский эскадрон
                Скачет, волей опьянен.
                Ловко всадники сидят,
                Кони резвые храпят,
                По большой дуге летя,
                Скоро вспять поворотят.
                Стала нервничать засада,
                Все пошло не так как надо,
                Нет момента для атаки.
                Подзывает старший знаком
                (Властно дернулась рука)
                Молодого седока.
                Что-то на ухо шепнул.
                Улыбнулся есаул               
                Ох, и хитрый же народ,
                Если в сети враг нейдет,               
                Так заманят все одно.
                Младший, как заведено,
                Молча, выслушал, кивнул,
                Хищно взор его блеснул,
                Он по балке вниз спустился
                И через мгновенье скрылся.

                Свита скачку продолжает,
                Но задор охладевает.
                Смотрят все по сторонам.
                "Чтоб еще такого нам?"               
                И, как будто на заказ,
                На виду десятка глаз
                Посреди степи возник
                Ненавистный враг калмык.
                На тщедушной лошаденке,
                В неказистой одежонке,
                Он затравлено глядит,
                Прочь во весь опор летит,
                Лошадь плеткою стегает,
                От расправы убегает.
                Вот нежданная забава!
                Будто огненная лава,
                Вмиг коней поворотя,
                Татарчата вслед летят.
                Развлеченье предвкушая,
                Намерений, не скрывая,
                Руки теребят арканы,
                Из колчанов стрелы тянут,
                Ближе, ближе мерзкий враг,
                На пути его овраг,               
                Никуда ему не скрыться.
                И погоня веселится,               
                Улюлюкая, визжа.
                Ятаганы - двадцать жал,
                Занесенные блестят.
                Лишь один тревожный взгляд
                Нарушает общий вид,
                Зорко в стороны глядит
                Мудрый турок, янычар.
                Для беспечности он стар.
                Он не верит в совпаденья
                И находит подтвержденье
                Всем сомнениям своим:
                Из засады мчится к ним
                Неприятельский отряд,
                Сабли острые блестят.
                Турок вскрикнул, упреждая,
                Но ватага удалая,
                Травлею увлечена,
                Ко всему глуха она.               
                Воин бросился навстречу,
                Не боясь кровавой сечи,
                Но уже стрела летела,
                Опереньем тихо пела,               
                В грудь нацелена ему.
                Провалился он во тьму
                И скатился как колода.
                Конь его без седока
                Прянул в степь, спина легка,
                Но нежданная свобода
                Так пугающе опасна.               
                Конь растерян, но напрасно
                Он тревожно ржет и ждет,
                Что хозяин позовет.
                Между тем другие стрелы               
                Пущены рукой умелой,
                Новых целей достигают,
                И бесславно погибают
                Татарчата молодые
                И наставники седые,
                Всей беды, не осознав,
                Падают в кипенье трав,
                Как отвязанные вьюки.               
                Болью скрюченные руки
                Раны силятся зажать,
                Но меж пальцев кровь бежать
                Продолжает на траву.               
                А калмыки тетиву               
                Раз за разом заряжают,               
                Глазом зорким провожают
                Траекторию полета.
                У татар одна забота:
                В степь пуститься врассыпную,
                Но, увы, мечту такую
                Не дано осуществить
                И в коротком бое бить
                Начинают их мечами.
                И с безумными очами,
                Свой последний час встречая,
                И отпора не давая,
                Валятся они с коней.               
                Чтоб добить врага верней,
                Ловко в седлах наклоняясь,
                На земле достать пытаясь,
                Рубят всадники тела,
                Даже тех, кому стрела
                Не оставила надежды
Кровью залиты одежды
И мечи, и ковыли,
И уже лежат в пыли
Те, кто составлял отряд.
Но  кого еще теснят
Дружным скопом у оврага?
В чьих глазах горит отвага,
Кто дерется, словно лев,
Страх убитым быть презрев?
Сын татарского мурзы,
Старший и любимый сын
Ловко бьется ятаганом,
И уже считают раны
Неудачные вояки -
Даже в выигрышной драке
Осторожней надо быть.
Да, они его убить
Без труда могли давно,
Только нужно им одно -
Взять с собою "языка".
Вот готовится рука,
Коротко аркан свистит,
Лишь мгновенье: и летит
Храбрый всадник из седла.               
Победители без зла
Вяжут пленника ремнями.
За татарскими конями
Направляются ловцы,
И уж скоро под уздцы
Всех ведут до одного.
Кроме мертвых, никого
Не осталось, да и те
Так ограблены умело,
Что в подобной суете
Удивительное дело.

Сборы кончены. Отряд
Возвращается назад.
Боль от ран добыча сгладит,               
Торока ладони гладят,
Кто-то песню затянул.
Что ж, доволен есаул.




                Часть третья

                Вечер. Перепел пищит.
                Воин Будда красный щит
                Опускает за холмы
                И уже во власти тьмы
                Балки, впадины, овраги
                Как чернила по бумаге
                Заливает ночь простор
                Там и тут уже костер
                Жадным пламенем играет
                Нервно отблески бросает
                На людей вокруг котлов               
                Ловко и без лишних слов               
                Выполняющих работу.               
                Бесконечные заботы
                О еде и о ночлеге
                В мирный день или в набеге
                Одинаково важны.               
                В небесах отражены
                Всех степей костры ночные:
                Или воины святые
                Там свои костры зажгли
                Или искры от Земли
                Разлетелись по Вселенной               
                И застыли, свет нетленный               
                В мраке вечной пустоты
                Излучая с высоты.
                Кони всхрапывают громко,
                Жеребенка голос ломкий
                Мать зовущий в темноте.
                Над шатрами в высоте
                Посвист крыльев лебединых.
                В обещанье песен длинных
                Где-то тренькнул соловей
                Как в кустах среди степей               
                Он нежданно оказался?
                Тонкий месяц показался
                Долькой дыни проплывая
                Ничего не освещая
                Устремился в вышину
                Так же как и в старину...

                Войско лагерем стоит.
                Хан Омбо еще не спит
                Полог у шатра откинут
                К войлокам котел придвинут               
                В нем дотур* под крышкой плотной
                Свита дружно взгляд голодный
                Устремила на него
                Лишь один Галдан-Норбо
                Горделиво держит спину.
                (Старый Хан доволен сыном)
                Да Ефремов свет Данила
                На котел глядит уныло,
                Помышляя о борще               
                Или миске добрых щей.
                Служба царская не мед
                И ему на ум идет
                "На таких харчах я сгину".
                Тут еще несут конину               
                Все на лакомства глядят
                Знака ждут, слюну глотая.
                Подан знак и словно стая
                Налетели и едят
                Жирные куски хватая,
                Без разбору запивая
                Шелюном**, чигяном***, чаем
                Головой Омбо качает
                Одобряя аппетит
                Сам же - взял кусок и сыт
                И чигян лишь пригубил
                Хоть потратил много сил,
                Целый день, в седле качаясь.
                Гости, дружно наклоняясь,               
                Продолжают брать куски,
                Только ходят кадыки
                Да усы в пиалах тонут.
                Все от наслажденья стонут,
                Отрешившись от забот.               
                Ешь, пока приемлет рот!
                Ханский сын почти не пьет
                Плохо ест и не встает
                Выйти вон лишь потому,
                Что не велено ему.
                Скован, чем-то возбужден
                Все глядит на Хана он.
                Ну а тот не замечает
                Щурится и лишь макает
                Тощие усы в джомбу*
                Все подвластно здесь ему.               
                Десять лет, интриг и козней
                И междоусобной розни,
                Минули как страшный сон
                И теперь бесспорный он               
                Хан - единственный под Буддой!
                У гостей объедков груды.
                Кто собакам кость швыряет,
                Кто о платье вытирает
                Сальные по локоть руки.
                Ханский сын, томясь от скуки,
                С отвращением взирает,
                Как поспешно набивают
                Рты дымящейся едой,
                Шумно чавкают, хлебают,
                Крякают, сопят, икают.
                Мрачен отпрыск молодой:
                Не от боли он страдает,
                Не любовь его терзает-
                Ратной славы жаждет он!
                Ханом старым заслонен,               
                Тяготится он в тени.
                Ночи напролет и дни
                Он мечтает: час пробьет
                В битву Хан его пошлет,
                Дав хоть маленький отряд-
                И тому он будет рад!
                Но ушел отряд в разведку
                И упущен случай редкий
                Проявить себя в бою.
                А вокруг едят и пьют
                О другом не помышляя.
                "Бог ты мой, тоска какая!"
                Слух и взор у Хана тонок:
                "Вырос, вырос кукушонок,
                Так и вытолкнет, гляди...
                Ну, да это впереди.
                А пока пускай помлеет,               
                Саблею махать успеет.
                Пусть побудет под крылом
                Чтоб потом уже орлом
                Настоящим воспарить!"
                Но об этом говорить
                Сыну Хан не стал, конечно.
Время мчится быстротечно,
Едоки уже устали.
Вдруг собаки забрехали,
Топот, гомон, стук копыт,
Но спокойно Хан сидит,
Крики, зов сторожевой -
Нет тревоги, значит свой.
Стражник послан разузнать,
Но совсем недолго ждать
Всем пришлось: в шатер идут,
Воротившись от Кубани,
Есаул и старший в званье
Из отряда и ведут
Пленного, татарин он,
Связан, но не покорен.
Он глядит поверх голов.
"Замечательный улов!",-
Хан подумал про себя,
Бороденку теребя
Он на пленника глядит:
У того помятый вид,
                Но юнец хорош собой.
                "Да, такой же, как и мой" -
                Дальше думает со вздохом-
                "Держится совсем неплохо,
                Жалко будет убивать"
                -Эй, татарина позвать!
                Посыльной исчез тот час.
                Старший начал свой рассказ,
                Как они в поход ходили
                И как пленного добыли.
                Речь была его длинна,
                Приукрашена она
                Так была без всякой меры
                Хоть для эпоса в примеры
                Можно брать без исправленья
                Весь поход, и в подтвержденье
                Слов был призван есаул,
                Тот не думая, кивнул,
                Ни черта не понимая,               
                Языка не разбирая
                Он хотел лишь одного,
                Чтоб оставили его.
                А  Данилу берет-
                Старший, несомненно, врет,
                Ну не врет, так привирает,
                Есаул же все кивает.
                С этим старшина знаком,
                Сам когда-то дураком
                Был, пока не забрало.
                Всем насмешникам назло
                Взял и выучил язык.
                Хоть и грамота трудна,
                Но Данила старшина
                Быть болваном не привык!
                Хан Омбо в прищур глядит,
                Но на сказки не сердит
                Настоящему рассказу
                Украшенье не вредит.
                Главное, он понял сразу:
                Перед ним, пленен, стоит
                Сын крупнейшего вельможи,
                У которого, быть может,
                Тысяч двадцать под рукой
                Только войска одного,
                Тучные стада его
                Бродят за Кубань-рекой
                Счета, видимо, не зная,
                И кибитка золотая,
                Надо думать не одна,
                Каждая добром полна,
                Грея алчные желанья
                Вниз кочует по Кубани.
                И еще сюда прибавить
                Пленных, что себе оставить
                Надобно - детей и жен,
                Их наложниц и  прислугу.
                Хан окажет им услугу-
                Их  в живых оставит он,
                Но мужское населенье
                Подлежит уничтоженью!
                Ибо было так всегда:
                Им ведомая орда
                Не имеет поражений
                И не знает снисхождений
                Ни к кому - таков закон,
                Свят и непреложен он!
                Старший смолк. Омбо очнулся
                И недобро усмехнулся
                Размышлениям своим-
                Суждено сбываться им!
                Через несколько минут
                Переводчика ведут
                Из прибившихся татар.
                Он и немощен, и стар,
                Но из войска не идет,
                Жизнь походную ведет
                Каждый день терпя лишенья,
                И, наверное, в сраженье
                Лишь обузой будет он.
                В рвении своем смешон
                Быть лихим кавалеристом:
                Уставая слишком быстро,
                Отправляется в обоз.
                Там, устроившись на воз
                Тяжко дышит, отдыхая.
                Старика в походе знают,
                Каждый с ним запанибрата,
                Видно, что он был когда-то
                Ловким всадником, рубакой,
                А теперь плохой вояка
                Хоть и острый на язык.
                Входит он, и тут же сник
                Видя пленника, а тот
                Под ноги ему плюет,
                Взглядом яростным сверкает,
                Возмущенно восклицает
                Что-то на своем наречье,
                А старик, сутуля плечи,
                Как потерянный стоит
                И беспомощно глядит,
                Что-то жарко говорит
                В оправдание свое.
                Но как трудно оправдаться,               
                Если вышло повстречаться
                С тем, кого ты с малых лет
                Нянчил, баловал, лелеял               
                И сажал себе на шею
                Скакуна изображая,
                Позже, биться обучая,
                Всяким хитростям учил,
                Днем и ночью рядом был,
                Волосинке не давая
                С головы его упасть.
                Как в отчаянье не впасть?
                Ведь теперь ты враг ему,
                Ты  в прислужниках тому,               
                Кто над ним сейчас глумится.               
                Как ты здесь и почему?!
                И решил старик открыться,
                Что не собственною волей
                Он избрал такую долю.
                То Мурзы приказ был строгий,
                Чтоб с калмыками дорогу
                Он одну всегда делил
                И о планах доносил.
                Все сказал - гора свалилась
                С плеч, и пусть не получилось
                Долг исполнить до конца.
                Черные глаза юнца
                Потеплели хоть немного,
                И в последнюю дорогу
                Старику пора давно
                И, раз так предрешено,
                Он легко теперь уйдет.
                Хан Омбо спокойно пьет
                Влагу резкую чигяна.
                Старец повернулся к Хану:               
                -Я переводить не буду!
                -И не надо. Видит Будда
                Я не зря в Крыму стоял,
                При себе татар держал,
                Все, что вы здесь говорили
                Я прекрасно разобрал.

                Тут же бегло по-татарски
                Что-то пленному сказал,
                Тот ему не отвечал
                Ничего, как будто дал
                Он молчания обет.
                Хан моргнул: и вмиг хребет               
                Переводчику сломали.
                Очи, полные печали,               
                Вспыхнули последний раз
                И тотчас старик угас.
                "Вот откуда турки знали
                Намерения мои -
                Мы лазутчика нашли".
                Речь внезапно обретая,
                Лишь на миг оторопев,
                Пленный тут же начинает
                Изливать на Хана гнев.
                - Ты, Мурза, убил слугу,
                Знаю я, и мой черед,
                Но возмездие придет
                На Кубани на лугу
                Смерть твоя тебя найдет.
                Повизжишь тогда, свинья
                Будь уверен, это я
                Сын Батыра Азамата
                Говорю, придет расплата.
                Мой отец там самый главный
                Он прервет твой путь бесславный!
                Двадцать тысяч ятаганов
Ждут посечь твоих баранов
Что ты войском называешь.
Ты, мурза, еще узнаешь,
Как сидится на колу...

Молча слушая хулу,
Думал хан Омбо одно,
Смог бы так Галдан-Норбо,
В окружении врагов,
Битый, связанный ремнями,
Сыпать гневными речами,
Зная, что за этим - смерть?
Да, не каждому суметь
Умереть с бесстрашным взором,
Не покрыть себя позором
В тот неотвратимый час.
Вот что думал он сейчас.

...-Над тобой мы посмеемся,
А, когда всерьез займемся,
Род калмыцкий истребим!
-Разговор окончен с ним,-
Хан на сына посмотрел.
                Тот разгневанный сидел.
                Все ведь понял до словечка.
                В детстве за Опром за речкой
                Татарчата с ним играли
                Поневоле обучали
                По-татарски стрекотать.               
                Он вскочил уже достать
                Пленного своим мечом.
                Но Омбо повел плечом-
                Сын застыл, и конвоиры
                В ночь татарина ведут,
                Разговор короткий тут.
                Тот, смиряться не желая,
                Конвоира с ног сбивая,
                Собирается бежать,
                Падает ничком, вставать
                Он пытается, но тут
                Ловкий стражник торгоут
                Молодую душу губит
                Подскочив, с оттягом рубит.
                Голова летит в колючки
                Пальцы словно закорючки
                Под ремнями шевелятся.
                Так и не пришлось подняться.
                Стражник саблю вытирает
                Голову за чуб хватает
                И несет ее в шатер
                Там еще горит костер
                И в его неверных бликах
                Видит Хан Омбо великий:               
                Головы посмертный лик
                Показал ему язык.



                Часть четвертая

                Запах трав с утра пьянит.
                Солнце встало и в зенит               
                Неуклонно держит путь.
                Так и хочется вздохнуть
                Полной грудью дух пьянящий,
                Еле слышно исходящий
                От травиночки любой:
                Тонко пахнет зверобой,
                В воздухе разлит настой
                Из полыни, чабреца -
                Ароматам нет конца!
                Восхищают глаз поляны
                Вытканные из тюльпанов.
                Желтых, красных красок чудо
                По зеленому, как будто
                Кровь и Солнце, чередуясь
                По весне на краткий срок
                Заливают степь седую.
                Только тронет ветерок -
                И тюльпаны оживают.
                Растревожено кивают
                Бархатом бутонов нежных.
                И на всех коврах безбрежных
                Травостой как волны ходит.
                Всадник бережно проводит
                В поводу коня к реке.
                А совсем невдалеке,
                Нарушая тишину
                Устремляясь в вышину,
                Выше, выше и звончей,
                В переливах, как ручей,               
                Щебетом перевитая,
                В степь далеко улетая,
                Жаворонка песня льется.
                И не сразу удается
                Кроху в небе рассмотреть.               
                Так самозабвенно петь
                Он не устает часами.
                Небывалыми кругами
                Чертят синеву орлы.
                Журавлиное "Курлы"
                За пригорком раздается,               
                В сердце эхом отдается.


                Есаул опять в седле.
                Он не помнит сколько лет
                Бесконечных, быстротечных
                Он провел в седле беспечно,               
                Службу царскую неся.
                Жизнь его лихая вся
                Так и шла в бою, в походе,
                В стужу, при любой погоде,
                Он с конем не разлучим,
                Все невзгоды делит с ним,
                Сторожа рубеж державы.
                Не гонясь за громкой славой,
                О себе не забывая,
                Краткий миг любви срывая
                С губ степнячки озорной,
                Не спеша назвать женой.
                А на утро вновь готов,
                Смело и без лишних слов
                Он приказ исполнить новый.
                Но сегодня день особый:
                Стал он близкою особой               
                К сыну ханскому. Тому,
                Неизвестно почему,
                Хан полвойска отдает
                И вперед на битву шлет.

                Есть заданье - поспеши!
                Отделенные тайши
                Встали к сыну, повинуясь,               
                Но меж тем переглянулись,
                Ничего не понимая.
                Знать такая доля злая               
                В бой идти под сосунком.
                Каждый близко с ним знаком,
                Было, "жарил" хворостиной
                Как и собственного сына,
                А теперь терпи щенка.
                Так и чешется рука
                Жигануть его кнутом...
                Но мечтать, что толку в том.
                Неохотно и с натугой
                Признают его заслуги:
                Смел, умен, в бою хорош...
                Но с Омбо спокойней все ж.
                А Галдан-Норбо сияет
                И доклады принимает
                О готовности отрядов.
                Есаул все время рядом.               
                У него простой приказ:
                Не спускать с нойонов глаз,
                Беспорядки упреждать
                И при случае стоять
                Насмерть. Но послушна рать.

                Ночь вчера была длинна.
                Есаул и старшина
                После ханского шатра
                Мало что не до утра
                От души наливку пили
                С упоеньем говорили
                Наслаждаясь речью русской.
                Немудреная закуска
                Положенье не спасала:
                Есаулу надо мало,
                Он, уставший от дороги,
                Млел в тепле, поджавши ноги,
                Жар струился по нутру.               
                Старшина, затеплив трут,
                Прикурил чубук казачий,
                Пыхнул дымом, не иначе
                Был турецким табачок.
                Заскрипел в кошме сверчок.
                Все спокойно и знакомо.               
                Есаул боролся с дремой,
                Но уже из глубины               
                Еле-еле доносился
                Ровный голос старшины.
                Есаул уже забылся
                И тепло пошло по коже.               
                Старшина одно и то же
                Разъясняя свой приказ               
                Повторяет в сотый раз:
                -Хан Омбо уже не тот.
                Грудь ему, который год
                Точат легочные черви,
                Кровь все чаще на матерьи
                Золотого рукава.
                Ведьма старая права
                И наверно скоро он
                Будет видеть вечный сон.
                А на ханство кто придет?
                Сыну хода не дает,
                Так кому? Другой кровинке,
                Старшему от кабардинки
                Этому Рандулю, что ли?
                Он у маменьки в подоле
                Заблудился - не найдешь.
                Эх, Галдан-Норбо хорош!
                Смелый, гордый, злой чертяка,
                С ним-то каждая собака
                Будет место знать свое.
                Это мнение мое.               
                Я уж нарочного слал,
                Государыне писал               
                Все подробно - жду ответа,
                Нашей Матушки совета,
                Бог нам в помощь, а пока
                Будешь ханского сынка
                Охранять ты пуще глаза-
                Нет тебе главней приказа!
                Старый Хан совсем не прост,
                Вдруг какой-нибудь прохвост
                По Дондукову приказу
                Уберет преграду сразу,
                Перерезав глотку сыну,
                Чья внезапная кончина
                Руки вмиг Омбо развяжет,
                Вот тогда он и прикажет               
                Чтоб Рандуле Ханом быть.
                Знаешь сам, что допустить
                Этого никак нельзя:
                Все калмыцкие князья
                Ханство станут рвать на части
                И Рандуле прежней власти
                Ни за что не удержать.
                Положение спасать
                Нужно нам уже сегодня.
                Что молчишь то, благородье?
                А?.. что скажешь, есаул?
                Э, да ты уже уснул...
 
                Войско тронулось. Порядок
                Соблюдается. Отряды
                Набирают темп походный.
                Так матерый зверь голодный,
                Чуя дичь, неутомим
                И исход неотвратим.
                Неуклонно, как стихия,
                Скачут всадники лихие,
                Чуть поводья шевеля,
                По тюльпановым полям,
                Мягкий грунт аллюром роя
                Лишь бутоны - капли крови
                Отлетают от копыт.
                Гул по всей степи стоит
                Осязаемой стеною,
                Прячься, прячься все живое!
                Туго пущенной стрелою,
                Войско к цели держит путь -
                Так копье стремится в грудь.

                Старый, мудрый Азамат
                Долго сына ждал назад.
                В мертвецах на поле боя
                Он его не отыскал,
                Все надеялся и ждал,
                Рассуждая сам с собою,
                Что над сыном нет беды,
                Что идут его следы
                Длинною дорогой к дому,
                Сердцем матери ведомы,
                Остается только ждать.
                И мурзу разубеждать
                Нет охотников таких.
                С каждым часом все понурей
                Он задумчив, мрачен, тих,
                Как погода перед бурей.
                И когда прошли все сроки,
                Он увидел на востоке
                Пыль встает под облака,
                Стала твердою рука,
                Он очнулся. Прочь унынье,
                Слишком ясен стал ответ -
                Среди здравствующих ныне
                Старшего сыночка нет.
                А с востока смерть идет.               
                Но мурза спокойно ждет,               
                Лишь приказы отдает.
                Меж Кубань - и Опр-рекою               
                Место выбрано для боя.
                Ставят в строгий круг телеги:
                Бесконечные набеги
                Научили защищаться.               
                Пусть попробуют прорваться
                Сквозь тележное кольцо,
                Да еще когда в лицо
                Стрелы быстрые летят,               
                Копья длинные глядят               
                Прямо в сердце острием,
                Можно запросто втроем
                От десятка отбиваться
                И в осаде оставаться
                Целый век. В кругу телег
                Размещаются кибитки,               
                Немудреные пожитки
                Вольной жизни кочевой,
                Каждой вещи угол свой.
                Жены, дети и прислуга,
                Чтоб не показать испуга,
                Суетятся больше меры,
                Гомонят, но лица серы.
                Пастухи свои отары,
                Не теряя время даром,
                Скорым шагом гонят вдаль,
                Им как будто и не жаль
                Что враги стада возьмут,               
                Будут живы - отобьют!
                Все готово для сраженья.
                Азамат и окруженье
                Объезжают укрепленья,
                Кое - где распоряженья               
                Отдавая, но в итоге
                Выдержан осмотр строгий:
                Лагерь дать отпор готов.
                У размытых берегов
                Неоглядный круг телег               
                Размещен в развилке рек.
                Нет ни моста и ни брода,
                Нападающим свобода
                Только в лоб атаковать,
                Ну, а тут надежна рать.
                Молодежь глядит с волненьем,
                Им потехою сраженье               
                Представляется, но те,
                Кто ковер из мертвых тел
                Видел, кто остался цел
                В круговерти ратных дел,
                Те суровы, молчаливы,
                Ладят все неторопливо,
                Как к обыденной работе,
                Пробуют стрелу в полете
                Чтобы бить наверняка,
                Меч исследует рука,
                Как надежный инструмент,
                Чтоб в ответственный момент
                Безоружным не остаться,               
                Хоть, сказать по правде, драться
                Им уже осточертело,
                Только в этом то и дело,               
                Что вся жизнь у них - война.
                Их преследует она
                От рожденья до кончины:
                По причине, без причины,
                С поводом и без него
                Рубят, режут - кто - кого!
                За простор, за власть, за скот
                Без конца война идет.
                Поражения... Победы...
                Бились их отцы и деды,
                Прадеды, и где начало?
                Что причиной бойни стало
                На прекрасной из планет?
                Нет ответа, как и нет
                Истреблению конца.
                Снова сыну от отца               
                Переходят лук и стрелы,
                Рубит лозу неумело
                Он нетвердою рукой,
                Но теперь забыт покой.
                Стремена под малый рост
                Им отлажены и хвост
                Жеребцу узлом завяжет
                И противнику покажет
                Как он может воевать!
                И уже гордится мать
                Сыном смелым и сердитым,
                Может завтра ей рыдать               
                Безутешно над убитым,
                Но заранее гадать               
                Ни к чему. Развязки ждать
                Уж недолго им осталось,
                Миг еще, и показалось
                Войско на краю земли:
                Легкой рысью кони шли,
                Пыль вздымая за собой,
                Скоро, скоро грянет бой.

Есаул присвистнул даже,               
Внукам, будет жив, расскажет
Как ходил он воевать
То, что глазом не объять!
"Мать моя, вот это сила!"
Даже дух перехватило,
Тут заерзаешь в седле.
В первый раз за столько лет
Неуверен есаул,
Даже чуточку взгрустнул,
Видя лагерь укрепленный,
Как стеною обнесенный
Тот тройным кольцом телег.
Есаул, хоть не стратег,
Всю серьезность укреплений
Оценил в одно мгновенье,
И сомнение берет,
Как Галдан-Норбо побьет
Укрепивших татар?
За телегой мал и стар
Одинаково силен,
И вреда наделать он
Сможет больше, чем батыр,
Копьями из всяких дыр
Беспощадно протыкая.
Да, задача непростая.
Но раздумья - лишь мгновенье,
Сходу брошен в наступленье
Весь передовой отряд.
Стрелы тучею летят
И из лавы и навстречу,
Эта битва в междуречье
Нынче многим путь прервет.
Уцелевшие вперед
Рвутся с криком, но пока
До противника рука
Ни одна не дотянулась
И атака захлебнулась.
Безуспешна и вторая,
Лошадей, людей теряя
Откатились в степь опять.
Что-то надо предпринять.
А татары вслед свистят,
Шапки лисьи вверх летят.
Отступившие отряды
На Галдан-Норбо глядят,
Боль и ярость в каждом взгляде,
Ждут команды в бой, но тот:
-Спешится! - приказ дает.
Что? Калмыку без коня?
Неприятеля кляня,
Спешились, коней бросают,
Конь хозяина узнает,
Лишь бы тот живой пришел.
Вот за рядом ряд пошел
И уже ревущим валом
Первая волна бежала,
Непривычны в пешем бое,
Ног не чуя под собою,
От досады ошалев,
Рвутся в свалку, озверев,
                На телегах застревая,
                По телам друзей шагая,
                Падая, стрелой убитым,
                Или с черепом раскрытым,
                Хоть на шаг, но ближе к цели.
                И татары оробели.               
                Дрогнула рука, другая,               
                Понемногу отступая,
                Держат натиск кое - как.
                Сам Галдан-Норбо тесак
                Обнажая, щит берет,
                И, едва прикрыв живот,
                В гущу самую шагнул,
                Но все время есаул
                Впереди на пол-удара.
                Будто сил небесных кара,
                Он без устали разит.               
                Но Галдан-Норбо сердит,
                Есаул ему мешает.
                Он немедленно решает
                В сторону уйти на шаг,
                Где заждался лютый враг,
                Где противников хватает,
                Вот сейчас он испытает               
                Остроту руки и глаза,
                Развернулся, и ни разу
                Мимо меч не опускал.
                Есаул чуть-чуть отстал,
                Видит в ужасе - татарин               
                Изготовился ударить
                Сына ханского копьем!
                Он рванулся напролом,
                Копьеносца с ног сбивает,
                Сам под саблю попадает,
                Треснул шлем как скорлупа,
                Есаул снопом упал
                Под ноги и тем и этим,
                Мрак настал на белом свете,
                Опрокинув небеса,
                И исчезли голоса...

                Хан Омбо степной дорогой
                К сыну не спешит с подмогой,
                Справедливо рассуждая,
                Что Галдан-Норбо такая
                Трудная победа - честь!
                Но и умысел здесь есть.
                Хан в раздумье и тоске:
                Все у Хана в кулаке
                Кроме ловкой крошки Джан,
                Цепкий ум ей Богом дан,
                Гибкий стан, любви уменье,               
                В восхищенном умиленье
                Тает Хан, ее узрев,
                Скольких бы не знал он дев-
                Сердце холодно с другими,
                Кабардинки гордой имя
                У него в душе одно,
                И ведет его оно
                Сквозь сраженья и свершенья,
                Через трудные решенья
                Все опять в объятья к ней,
                В сладострастные мученья,
                Нет веревочки верней,
                Чем к строптивице влеченье.
                То она скромна, послушна,               
                То игрива, простодушна,               
                То визглива, то грозна-
                Сто характеров она               
                У себя хранит в запасе,               
                И Дондук Омбо согласен
                Ей слугою быть всегда.
                Вот такая вот беда.
                Каждый это наблюдал,               
                Но любой бы кто сказал,
                Был бы сразу же убит,
                Потому любой молчит.
                И Галдан-Норбо все видит
                Но на Хана не сердит,
                А когда он Ханом станет
                Все по-новому решит.
                Как Омбо его обманет?
                Как от ханства отлучит?
                Джан же своего сыночка
                Мудрым Ханом видеть хочет!
                Ситуация все хуже,
                Узелок все туже, туже.
                Может Бог все разрешит?
                Будет в страшном том сраженьи
                Сын Галдан - Норбо убит
                И вздохнут все с облегченьем?               
                Хан с молитвою сидит.
                Нет великому покоя,
                Между сыном и женою
                Сердце выбрало давно,
                Но тоскливо все равно,
                Мрачен мыслей ураган,
                И… за сына молит Хан.

Старый Азамат спокоен.
Ловко, как заправский воин
Он орудует мечом,
Будто годы нипочем.
Так же хороша рука,
И отведали клинка
Трое-четверо вояк.
За кольцо прорвался враг
И смертельная игра
У его идет шатра.
Час пришел, он понимал,
Гордо, хоть и проиграл,
Смерти он в глаза смотрел.
Наконец десяток стрел
Крепко в грудь ему вошли.
Долго-долго до земли
Он упасть никак не мог,
С кровью выдохнул: "Сынок"
И застыл лицом в траве.
Волосы на голове
Ветерок трепал весенний.
Небывалое сраженье
Подходило к завершенью.
Слабое сопротивленье
Опрокинутых рядов
Беспощадно подавляют,
Хладнокровно добивают
Раненных - закон суров.
Из захваченных шатров,
Заходящихся от воя,
Тащат женщин и детей.
Через ужасы смертей,
Через море слез и крови -
Вот он сладкий миг разбоя!
Где по четверо, по трое
Волокут с добром чувалы,
Им все кажется, что мало,
Катят из кольца телеги,
Набивают, чем попало.
Тем и держатся набеги -
Победитель пьян и сыт,
К дому рухлядь волочит,
Грабит, сколько повезет.
Из степей пригнали скот:
Табуны, гурты, отары.
Для хорошего навара
Кобылиц двухлеток бьют,
Щедро мясо раздают.
Тут же скоро делят скот.
Неприятеля оплот
Пал, разграблен, разорен,
Девочек, старух и жен
Гонят подневольно в плен.
Некому предать земле
Двадцать тысяч храбрецов,
Мальчиков, мужчин, юнцов
Убиенных беспощадно.
И захватчикам накладно
Эта битва обошлась,
Кровушка и их лилась.
Щедрую пожала жатву
Смерть - две трети безвозвратно
Потерял Галдан-Норбо,
Но с лихвой утраты боль
Восполняется победой!
К полю боя важно едут
Хан Омбо и старшина.
К ним, привстав на стременах,
Мчит Галдан-Норбо сияя.
Воли чувствам, не давая,
Сдержан хан, но рад, что бой
Выигран... и сын живой.   
               
                ФИНАЛ

                Шуба соболья - подарок царицы,
                Край по полынной земле волочится.
                Проплеши снега за кочками стынут.
                Гордо несет отягченную спину
                Внук Аюки, Хан достойный - Омбо,
                Нет на Кавказе страшней никого.
                Честолюбивый, обидчивый Хан
                Грозен, и даже турецкий султан
                Дружбы жалеет потерянной с ним,
                Войском калмыцким повсюду тесним,
                Город теряет за городом он,               
                И пораженья терпеть обречен.
                Войско татарское напрочь разбито.
                Хана Омбо суетливая свита,
                Льстиво Галдана-Норбо восхваляет,
                Сами обозы быстрей набивают,
                Под ироничные взгляды героя,
                Рад он исходу тяжелого боя.               
                Над есаулом степнячка вздыхает,               
                Ловко повязку ему поправляет,
                Гладит его по горячей руке.
                Смерть ускакала опять налегке,
                Ей есаул неподъемная ноша.               
                Шепчет степнячка: "Хороший, хороший".
 
                В самом расцвете теперь и всегда               
                Сильных и смелых калмыков орда,
                Верит, что Бумбу они обрели,
                В этих краях благодатной земли
                Степью владея, от моря до моря,
                Не допуская и мысли, что вскоре
                Рухнет величье и Хан Убуши,
                И, приближенные к хану, тайши,
                Вместе с пройдохой Цебеком-Дорджи,
                Веря в какую то сладкую жизнь,
                Сдвинут обманом народ на скитанья,
                Через страдания и испытанья,
                Голод и стужу, потерь не считая,
                В рабство далеких просторов Китая.






Пальмов Н.Н. «Очерк истории калмыцкого народа за время его пребывания в пределах России» 1992
 Борджанова Т.Г. "Магическая поэзия калмыков" Элиста, 1999 
 
  Хабунова Е.Э. "Калмыцкая свадебная обрядовая поэзия" Элиста, 1998 
  Кичиков А.Ш. "Героический эпос Джангр" М., 1997 
 
  "Джангр" Элиста 1990 
  Оконов Б.Б. "Калмыцкие народные пословицы и поговорки" Элиста 1980 
   Их цааз "Великое уложение" М., 1981