Колодец

Когда-то, в старо давние времена, посреди бескрайней пустыни стоял одинокий колодец. Он стоял непоколебимый, ни одна песчаная буря не могла его засыпать. Бесконечное количество караванов останавливалось возле него, они пили, ели, пели песни, славили бесконечное количество богов, которые подарили им этот колодец, славили тех, кто его выкопал.
Колодец не помнил его создателей, он находился здесь слишком долго, слишком много сезонов мелькало перед его единственным глазом, устремлённым в небо. Всё что он видел, это голубое небо, редкие крылья грифов и дно ведра, которое черпало из него воду. И чем чаще ведро касалось глади воды, тем лучше он лучше себя чувствовал, тем менее одиноким казалось ему его существование. Он чувствовал облегчение, когда спустя долгие месяцы ведро перекрывало ему вид на небо, он знал, что он нужен тем, неведомым хозяевам этого, хорошо известного ему, сосуда.
Изредка, за мгновение до появления в поле зрения тёмного круга, колодец видел лица странных существ. Иногда они были прикрыты чем-то, иногда покрытые пылью, но всегда в их двух, хоть и маленьких, глазках колодец видел надежду. Эти крохотные капельки на глазах этих странных существ, отражающие лучи солнца, которые обычно шелудиво щекотали дно колодца, предавали ему сил и веры в свою значимость в этом огромном мире.
Весь его мир состоял из круга, в который помещалось всё, и разноцветное небо, и белые крылья облаков, и силуэты пролетающих птиц. Но особенно чётко колодец запоминал глаза. Эти маленькие островки надежды, из которых часто падали крохи  солёного счастья. Из-за них приходилось протирать единственный глаз.
Спустя некоторое время колодец заметил, что глаза начали повторяться, как будто они оставались на его веках. Он чувствовал лёгкий дискомфорт, как будто кто-то постоянно тыкал его возле глаза. В особенности колодец запомнил один взгляд, он был полон так знакомой ему надежды, но и ещё чем-то, что колодец не знал, что будоражило его любопытство.

Оказалось, что люди решили построить поселение вокруг колодца, который спас множество жизней. Они черпали воду для питья, для полива, для скота, черпали и днём, и ночью. Колодец, который был так глубок, стал мельчать. Он начал забывать голубое небо, птиц, и перестал видеть глаза. Они больше не появлялись колодцу, как-будто стыдились чего-то. Всё что видел бедняга, было мелькающим дном ведра, которое без устали забирало всё, что было у колодца.
Поселение росло. Хижины росли из песка как цветы. Ожидания росли вместе с ними. Количество душ, зависящих от одного единственного поставщика жизненной силы, увеличивалось с каждым прибывающим караваном.

Спустя ещё время колодец всё-таки увидел глаза. Но в них не было надежды. Они были хмурые, наполненные злостью и чувством несбыточных надежд. Ведро, давний друг колодца перестал опускаться, он начал бить его по ровной глади воды, словно ему было всё равно что друг страдает. Колодец начал бояться и начал мельчать ещё больше.

Когда же единственный глаз колодца начал счипать песок, он осознал, что ведро перестало навещать его, что глаза перестали смотреть ему в душу, что единственное, что он видит его полуслепым глазом, это смутного оттенка небо, он умер. Жила, которая питала его забилась песком, бросила его.

Посреди пустыни стоял брошенный город. Посреди города стоял старый колодец. В его глубинах изредка появлялась влага, смачивая одинокую роговицу. И тогда, после сезона дождей колодец каждый раз, как последний, отражал небо, белые крылья облаков и силуэты грифов.