Евгений Карасев Жаркое лето

Опубликовано в журнале:
«Арион» 2015, №1



Дымы, пожары —
неисчислимые войны.
Человечество помнит себя
                не от урожая к урожаю —
от бойни к бойне.
Вот опять дым — не стелется, а идет
пугающей стеной.
На этот раз от горящих болот,
жутко схожий с войной.
Космы выползают на дорогу,
                точно подожженный танк,
шлагбаум в дыму кажется подбитой пушкой.
Утешают разве еще проглядываемые
рекламные щиты, нахваливающие очередной банк
и ближайший кафетерий, где можно
                по­домашнему покушать.
Значит, мирное время;
надо только мокрым платком прикрыть
                ноздри, рот —
бабкины нехитрые знания.
И все же устрашающие призраки с болот —
зловещее знаменье.

 

МОЛЧАЩАЯ КОПИЛКА

После пьянки чувствую себя выпотрошенным,
донельзя, до отчаяния.
Трясу копилку —
глиняного кота с глазищами вытаращенными —
молчание.
Настырней сотрясаю загашник —
ни звука.
Слышу, как сосед кашляет,
бьется о стекло муха.
С чего буха;ю: ушла баба,
несправедливую пережил порку?
Иль слабость
к горькой?..
За стенкой кашлят чаще,
разносчица бактерий с окна
                перенеслась на потолок.
...Смотрю в вылупленные глаза кошачьи —
раскалывается черепок.

 

НЕОТВЯЗЧИВОСТЬ

Пытаясь поэтической овладеть магией,
стремлюсь к экономной речи,
                минимуму строк.
Но эта расчетливость походит
                на поверку лагерную
с ее жесткой краткостью: статья? срок?
Убегая от сродности знобкой,
                впускаю в комнату свет солнечный,
ломящийся в окно, словно сноп соломы.
Вспоминаю, как мамкины шлепанцы
хлопотливо шлёндали по дому.
Шлифуя словеса грубые,
                точно камень поделочный,
озвучиваю свои вирши голосами птичьими.
И все равно не могу отделаться
от той скупой переклички.

 

ЦАРСКАЯ САМОУВЕРЕННОСТЬ

Сколько высокомерия, спеси!
Бросив вызов гимнам, начертанным
                на священных гробницах,
назвать свою сагу «Песнь песней».
И не ошибиться.

 

ОЧАРОВАНИЕ ПРИМИТИВА

Окошки с наличниками,
скворечник с шестом —
стихи обычные,
вроде ни о чем.
Уму здесь восхититься нечем:
ни лукавства, ни игры слов.
...Речка. Вечер.
Уплывающее одинокое весло.

 

НЕЛЕГКАЯ ЛЯМКА

И все­таки стихи не для эстрадной огласки —
для чтения наедине.
...Истекающие водой лесины неторопливо ползут
                по громыхающей бревнотаске,
в памяти ли выловленные, в кошмарном сне...
Я редко выдавал на публику свои строчки —
на слух не схватить ни суть, ни форму.
...Бревнотаска, кажется, надрывается,
                что есть мочи,
перемогая лагерную невпотяг норму...
Мои стихи не радуют, не веселят,
имеют потаенные знаки, метки.
...Лесины сдергивают баграми с натруженной цепи
                и закатывают в штабеля,
тянущиеся до самой запретки...
Изматывающую работу на выкатке леса
                из сплавной реки
могут осилить разве лишь черти.
Но и корпеть стихи —
лямка не легче.

 

ОДИН ИЗ ДНЕЙ ОСЕНИ

За окном дни серые,
живущие своей жизнью птички.
От соседнего комбината тянет серою,
как от сгоревшей спички.
Летит паутина,
листьев желтеющих шелест,
похожий на шорох крепдешина
ушедшей шоковой женщины.
Этот образ, другие картинки,
затерявшиеся в беспросветной мгле,
проступили остро,
                точно блескучая паутинка
трещинкой на стекле.
Всюду разбросаны вещи носильные,
стол со следами вина.
...Запах серы усиливается —
ветер в сторону моего окна.

 

ПОСЛЕ ПОХОРОН

После похорон с толпой покорливой,
выряженной в траурные ризы,
я не иду на поминки —
                не лезет в горло
кусок гнетущей тризны.
Удручает и чинная чопорность,
прикрывающая совершенно другие
                замашки.
И особенно запрет чокаться
в минуту тяжкую.
Я отстаю от печальной группы,
напоминающей стаю слетевшихся галок.
И, наверно, поступаю чересчур грубо —
смазываю пятки в знакомую забегаловку.
Там потягивают горькую, кого передряги
                еще не доконали.
Беру полтораста водки пошлой.
И, содвинув свой стакан со стаканом
                какой­то канальи,
дергаю за упокой души усопшего.

 

ПРАЗДНАЯ СИГАРЕТА

За стеклом мчат поля — заснеженные, пространные.
Сбрасываю скорость — потребовала нужда.
Выхожу из тачки — столбы неустанные
тянут надо мной провода.
Загазованные сугробы,
пролитые масла;, бесхозные баки.
Покрышки угробленные,
точно попавшие под колеса собаки.
Сходив по­маленькому,
откидываюсь на сиденья спинку:
помечтать о небесной манне,
высветлить картинку.
Набросать пейзаж праздничный,
в радужном окрасе.
Позволить себе сигарету праздную
на утомительной трассе.
...Курю, фантазирую. Но и в воображении
                радостные тона слабы —
ускользают, как талая на капоте вода.
Обнадеживают лишь упорные столбы,
убегающие неся провода.

 

У ОКНА ЭЛЕКТРИЧКИ

Еду в электричке, смотрю в окно:
лес, поля, грусть березового сухостоя.
Я об этом писал и вчера, и давно.
А все остальное — пустое.