Звездная пыль-2, главы из...

                ПАДЕНИЕ ИМПЕРИИ

           Вместе с черным солнцем к Баркову пришли воспоминания о его последнем периоде военной службы на космодроме. Это было переломное время начала 90-х. Иногда, казалось, что все это случилось не с ним и совсем в другой жизни. Слишком много необратимых перемен включил в себя короткий отрезок времени. Его сослуживцы даже невесело шутили по этому поводу:
          - Уснули красными, а проснулись трехцветными…
          Обстановка, в которой тогда произошло крушение огромной союзной державы, тоже напоминала ему всеобщее помутнение разума. Впрочем, Барков и сейчас сомневался, что в головах окружающих его людей стало намного светлее. Он и сам по-прежнему многого не понимал…
           Проблемы в стране нарастали, словно снежный ком. Отлаженный десятилетиями старый государственный механизм в руках нового правителя, давал сбой, будто его отлаженные детали безнадежно износились. Экономика трещала по всем швам, страна стремительно теряла статус сверхдержавы. Последовал распад советского военного блока и вывод войск из стран Восточной Европы. В обществе накапливалась напряженность и общее недовольство.
           Как-то, еще в 1989 году Барков вместе с другом возвращались к месту службы из служебной командировки. Ехали через Москву, оба в военной форме. Было еще несколько часов до отхода поезда. Сразу пробежались по магазинам. К тому времени с продуктами везде складывалось плохо. Их закрытый гарнизон тоже не был исключением. Столица, не в пример остальной стране, всегда жила лучше. За продуктами сюда приезжали даже с соседних областей. В троллейбус, в котором они ехали, с шумом ввалилось четверо молодых людей спортивного сложения. Издеваясь, они загородили им выход.
            - Смотри, офицеры идут. Проползайте внизу. Чего встали…
            Тогда они пошли прямо на них, прокладывая себе путь плечами. С Баркова сбили фуражку. Он нагнулся за ней и получил удар по затылку. Его сбили на колени и стали наносить удары ногами. Досталось и его другу Ганичеву. Троллейбус резко остановился, и они покинули салон. Пьяными эти молодцы не были. Форма офицера почему-то подействовала на них как красная тряпка на быка…
            Забравшись в свое купе, они тогда крепко выпили. Было обидно за себя и свою страну. Состоявшийся разговор, Барков помнил и сегодня. 
            - Что же, офицеры больше не нужны своей стране?
Если мы нужны, то почему этими столичными молодцами двигала такая ненависть? – спросил он.
            - В офицерах всегда видели опору государства. Били в нас, а целили в государство.- Ганин никогда не терял своей привычки подвергать все анализу и искать главное.
            Барков вонзил в него взгляд, полный тоски и отчаянья.
            - Господа офицеры, не сумевшие защитить свою честь,  раньше стрелялись или подавали рапорт об увольнении из полка.
            - Прости, времена из рыцарских романов давно прошли. Это грустная проза жизни, Сережа.
            - Поэтому мы с тобой сейчас утираемся и служим Отечеству дальше, - усмехнулся Барков.
            Барков пил коньяк равнодушно, его друг Ганичев делал это с видимым наслаждением, лелея граненый стакан в своих тонких пальцах. Потом он добавил еще следующее:   
             - Слышал, что здесь офицерам рекомендуют за пределами расположения войсковой части ходить в гражданской одежде. Мы с тобой в гарнизоне сильно отстали от теперешней столичной жизни…
             В дверном зеркале купе Барков увидел свое отображение. Обожженные солнцем виски тронула ранняя седина, а расстегнутый воротничок форменной рубашки еще больше выделял смуглый цвет узкого, осунувшегося лица. Глаза были красные, словно у алкоголика. Так было у многих офицеров полигона после затяжных бурь, поднимавших тучи бурого песка и соли со дна мертвого Аральского моря.
            Моложавая, симпатичная  проводница принесла им чай. Уходить не торопилась, о чем-то рассказывала. Рассчитываясь с ней, Барков постеснялся дать ей на чай. Если бы девушка была не так красива, он бы дал. Помнится, что даже спросил ее адрес в Москве, сославшись на то, что у него там никого нет.
            Девушка в ответ улыбнулась ему и сказала, что не всегда бывает свободна. Свой телефон все же дала…
            Встреча у них потом все же случилась, короткая и стремительная. У обоих было очень мало времени на объяснения и слова о любви. Зато им досталось много ожидания раньше и сумасшедшей страсти теперь. Ее ослепительное белое тело в ворохе кружева и порывистое дыхание. Он хранил ощущение ее тепла и снова шли долгие месяцы ожидания… 
           Двое суток дороги сгладили горечь от посещения столицы, но неприятный осадок оставался еще надолго. Помнится, приехав через год к отцу, Барков, откровенно заявил, что впервые пожалел о своих офицерских погонах.
            Скоро все огромное союзное государство, словно мифическая Атлантида окончательно покатилось на дно. Партийные идолы, которым  страна дружно поклонялась десятилетиями, неожиданно разом превратились в однокрасочных карикатурных злодеев. Серьезные решения руководители часто принимали на митингах. В самые тревожные для страны дни в поддержку новой власти на улицах столицы, словно в театральной постановке, выросли баррикады. Армия заняла ключевые посты в Москве, но дальнейших приказов для действия не получила. Такое положение для нее оказалось губительным. Началось ее разложение и братание с демонстрантами. Б.Ельцын выступил с обращением о попытке государственного переворота. Наступил его звездный час, он был уже в шаге от власти.
          Все проходило по законам жанра, известного еще со времен революций 1905 и 1917 года. Только в этот раз Баркова не оставляло ощущение разыгрываемого фарса, чего-то очень искусственного. Он все еще полагал, что это очередная смена вывески в кремлевских коридорах власти, продолжение серии дворцовых поворотов, которыми полна русская история.
         Старая власть отступала удивительно легко. Это многим кружило голову. Дракон был побежден странствующим рыцарем Ланцелотом. Когда еще такое увидишь. Столицу захватила эйфория разрушения и вседозволенности. Кому-то из уличных героев, хлебнувших глоток пьянящей свободы, в те дни казалось, что они уже творят историю.
          Провинция к этим событиям отнеслась более сдержано. Она здесь уже ничего не решала. Куда-то информация о происходящем в столице вообще приходила в виде слухов. Слухам у нас, как известно, всегда верили больше, чем центральному телевидению. В любом случае следовало еще посмотреть, куда все это еще вывезет. Народ у нас в стране, как часто водится, безмолвствовал…
           Сегодня хорошо известно, что быстрый успех революционных событий февраля 1917 был предопределен позицией русской армии. Вернее частью ее, войсками Петроградского гарнизона, состоящих главным образом из тыловых, учебных и запасных батальонов, укомплектованных призванными запасными старших возрастов. Такие части никогда не отличались высокой дисциплиной, организованностью и порядком. Кто и каким образом оказывался в таких частях, у любого военного человека обычно сомнений не вызывало. Они активно участвовали в беспорядках и массово переходили на сторону восставшего народа. Все боеспособные войсковые части в это время находились на фронте.
           Вопрос роли армии в революции всегда самый главный, а значит нужно еще и момент угадать, когда на фронте не будет побед, а потери окажутся значительными. Вот куда требовался большевикам известный лозунг о поражении России в империалистической войне. Значит, чем хуже в тылу и на фронте – тем лучше для революционной ситуации. Иначе говоря, на карту ставилась судьба государства для достижения определенных политических целей.
           Представить такую позицию у людей государственных в воюющей третий год стране невозможно. Это будет предательством и изменой. Если только опять не ссылаться на затмение человеческого разума.
           Ответственность за это должны были разделить и либеральные круги крупной буржуазии, депутаты Государственной Думы, генералитет русской армии. Что и говорить, даже член императорской фамилии великий князь Кирилл Владимирович Романов в феврале 1917 года ходил с красным бантом на груди и был сторонником отречения русского государя: “Даже я, как великий князь, разве не испытывал гнет старого режима? … смею думать, что с падением старого режима удастся, наконец, вздохнуть свободно в свободной России и мне… впереди я вижу лишь сияющие звезды народного счастья…”
          Сегодня эти факты стараются не подтверждать, другое наступило время. Сам Кирилл Владимирович, уже, будучи в эмиграции, в 1924 году, принял на себя титул Императора Всероссийского в изгнании. Воистину, неисповедимы пути русской истории…
          Известно, что отречение императора было санкционировано командующими воюющих фронтов и флотов. Все они подтвердили это соответствующими телеграммами или личным присутствием, все, кроме командующего Черноморским флотом А.Колчака. Он просто подтвердил, что был информирован. Все это и стало для государя последней каплей, он сдался и подписал отречение за себя и сына Алексея в пользу своего брата великого князя Михаила Александровича. Для истории кроме манифеста осталось еще заявление депутата Гучкова “Русские люди, обнажите головы, перекреститесь, помолитесь Богу… Государь император ради спасения России снял с себя свое царское служение. Россия вступает на новый путь!”
           Михаилу Александровичу бремя власти показалось тяжелым и хлопотным, да и дочери больны. Лучше было уехать в Крым, в Ливадию. Царская семья и великие князья всегда любили эти благословенные места. Настоящая российская Ницца… Он подписал отречение в пользу сына Алексея. Ему, последнему, телеграмму уже не посылали. Слишком много получилось бы манифестов. Оставалось ждать еще шесть месяцев до созыва Учредительного собрания. Только там уже близился октябрь 1917 года.
           Большевики ждать не стали, власть падала в руки сама…
        Следует отметить, что отдельные командиры фронтовых частей добровольному отречению Николая не поверили и послали в Ставку телеграммы с готовностью придти с войсками на помощь. Однако таких командиров стразу отстраняли от командования под угрозой обвинения их в государственной измене.
         Дальнейшее моральное разложение армии приобретало угрожающий характер. Было дано разрешение офицерам вне службы носить штатское платье. Только так можно было уберечь их от произвола революционных солдат.
          Сегодня известно, что отречение Николая задумывалось участниками заговора как обычный дворцовый переворот и передача власти. Делалось это во благо успокоения народа и прекращения революции. Разумеется, назывались и другие причины и цели, даже участие иностранных разведок. Вот только все они забыли, что на дворе стоял уже XX, а не XVIII век. Моховик русской истории завертелся с бешеной скоростью… 
          В напряженные августовские дни 1991 года Барков в составе боевого расчета дежурил на пункте управления. Здесь отслеживались степени готовности космических аппаратов и техническое состояние объектов полигона, состояние орбитальной группировки. Шла обычная плановая боевая работа. Поступали какие-то странные распоряжения и от ГКЧП. Во всей суетливости этого органа власти чувствовалась нервозность и неуверенность. Что же можно было думать об исполнителях?
           Идея сохранения Союза ССР в армии тогда находила активную поддержку. Поправение в сторону единой и неделимой страны в офицерской среде было значительным. Беловежские соглашения многими офицерами воспринимались как предательство и прямая государственная измена.
           Думать можно о чем угодно. В армии всегда было сильно мнение, что не дело военных вмешиваться в политику. Пусть все идет своим чередом, даже смена власти в стране. Слишком велика опасность внести раскол среди тех, кто сидит за пультами управления ракет, поднимает в воздух стратегические бомбардировщики и уводит в дальние походы атомоходы. Все это могло стоить большой людской крови. Оставался единственный выход – вера в своих руководителей. Бороться следовало за Россию, а не форму ее правления. Другое дело, что за властью сразу требовалось называть имена. С этим все было сложнее…
           - Где же эти кремлевские суслики? – ругался начальник Баркова. – Хоть бы одно внятное политическое решение…
           Наверное, здесь многие местные начальники больше задумывались о себе. По странному стечению обстоятельств первые лица среди руководящего состава на время “августовского путча” оказались в отпусках и на больничном режиме. От чрезвычайного комитета все еще приходили распоряжения, но параллельно пришла информация, что его члены уже отлучены от власти. Какое-то время на экранах  телевизоров все еще демонстрировали их хмурые  серые лица. Потом сообщили, что члены комитета арестованы. На полигон прилетела комиссия. Начали читать документы и искать заговорщиков на местах. Кого-то отстранили от должности, даже уволили из армии. Как известно, все участники ГКЧП, впоследствии были амнистированы, а генерал армии В.Вареников, не принявший эту амнистию, оправдан по суду… 
          Баркову тогда запомнился разговор с начальником отдела штаба полковником Зотовым.
           - У нас больше нет прежней Родины. Мы стоим перед пропастью…
           — Кто же виноват в этом? — тихо спросил Барков.
           — Не я, не вы, — резко отвечал Зотов. — Виноваты повыше нас… Сволочи! Советский Союз настолько великая держава, что судьбу его нельзя было доверять таким бездарностям… Между нами, подполковник, Борис Ельцин – тоже птица невысокого полета. Боюсь, продадут нашу Россию американцам. Это глубоко между нами. Страну могут спасти только истинные патриоты. Их время еще придет. Будут и у нас свои Минины и Пожарские…

   Фото из Интернета