La fornicazione

Отделиться, уйти второпях на закат.
Переждать абстинентный синдром
После страсти, которая в песнях цикад
Разжигалась Адама ребром.

Вавилон помнит треск ненасытных лампад
С грешным пульсом оконных теней.
И в наш век слышу лязг грузных кованых врат -
Это стражи впускают ****ей.

Храм Гекаты и всею святою водой
Не очистить от вздохов Лилит,
Лучше просто накрыть его бархатной мглой,
Как забытый в годах монолит.
 
Она полностью глаз за всю ночь не открыв,
Оголяла лишь жемчуг зубов,
Подсознанию узника сладко внушив:
Вавилон - это Мир всех миров.

Жрицы храма плевали с усмешкой в елей,
Отводили монаха персты
К ореолам своих белоснежных грудей:
«Ah, tocca a me, tocca a me...!»

Отделиться, уйти второпях на закат.
Переждать абстинентный синдром
После страсти, которая в песнях цикад
Разжигалась Адама ребром.

Я бы лучше сокрылся и вечность стерег
У подножия новой луны,
Где она, как серебряный шар-оберег,
Светит, тихо сойдя с вышины.

У безмолвных могил, среди сотен дерев,
Без возможности грешных затей,
Просидеть, глядя в тень, безвозвратно прозрев,
В честь отсутствия рядом людей.

Но и там, спустя сотню иль тысячу лет,
Снова Ева, как ветер ночной,
Впустит руки в забывший о страсти скелет
И промчится по сердцу волной.

Она будет искать, где тайник мой зарыт,
В коем ключ от тех кованых врат,
Она, знаю, найдет, превратится в Лилит,
И заставит предать райский сад.

Чтобы только плясать, сеять пыл и разврат,
Населять грешный мир дочерьми,
Что мужчинам попавшим в тот храм прокричат:
«Ah, tocca a me, tocca a me...!»