Случай на днепровской

Нашим героическим дедам посвящается...
 
Немного есть на Земле людей ,  которые помнят послевоенный Шклов.
Радость уцелеть в мясорубке самой жестокой в истории человечества войны была настолько велика, что люди и сейчас, спустя пятьдесят пять лет, плачут как дети.
Сразу же после освобождения Белоруссии от фашистской нечести евреи начали возвращаться в свои разоренные дома и, с энтузиазмом,  восстанавливать разрушенное хозяйство .
Вернулся и дед Борис с семьей, ставшей богаче на одного человека: в эвакуации родился мой отец, получивший звучное имя – Моисей. Собственно, события, о которых я хочу рассказать,  запечатлелись в памяти моего отца, удивительное детство которого пришлось именно на этот период. Тетя, окончив школу, уехала в Ленинград  по стопам Нехемьи, наверное, надеясь на фамильную удачу, а мой отец, будучи школьного возраста, с одногодками "бомбил" сады и огороды соседей-фраеров, живших явно лучше, чем наша семья.
Возвращались в родные края и фронтовики. Однажды Шклов озарился необыкновенным светом. Словно Мессия ,уверенно шагал по улице друг моего деда, красавец-герой Исраель Флеер. Высокий, широкоплечий, с орденом Красного Знамени на груди, он затмил бы любого московского генерала. Да и судьба была к нему благосклонна - он вернулся домой лишь с пораненной рукой. Не надо говорить, что невест в городе было куда больше, чем женихов; поэтому качества мужчины в расчет не брались. А тут, ну просто идеальный случай: все за и ничего против. Так что, сватались к Исраелю без перерыва все слабые создания в округе, вплоть до Могилева. А он, видишь, не спешил расставаться со свободой и, часто, выпивая с моим дедом, говаривал: иша ра-мар мовес. Однако, как в народной молве говорится, нашел и он "хомут" на свою шею.Красвица  Лиза не оставила ему никаких шансов. И они поженились...
Время шло. Ока, так друзья прозвали Исраеля, устроился работать в артель "Красный инвалид", и по вечерам и в праздники не забывал позвать моего деда Бориса на законные сто пятьдесят. Скажу честно, они это дело любили, но пьянчугами не были. Даже когда дед Борис в 50-х переехал с семьей в Могилев, Исраель часто навещал своего закадычного друга. Я помню, в начале 70-х Ока врывался в наш дом, и сразу воцарялось ощущение праздника. На стол ставилось все самое лучшее, а после пиршества друзья еще долго разговаривали, перебивая друг друга, о веселой довоенной жизни.
Уже когда обоих не было в живых, старшая дочь Исраеля – Фаина поведала мне удивительную историю, приключившуюся с ее отцом в 60-е годы...
Дело было в Шклове. На пересечении Ленинской и Днепровской улиц  стояла старинная гостиница, которая и в советское время не утратила своего главного значения. По случаю посещения Шклова всякого рода важными людьми, на улице Ленинской положили асфальт и установили вдоль дороги фонарные столбы, в соответствии с планом ГОЭЛРО .Честно скажу, лампочки на этих столбах не менялись с 1918 года. Один такой фонарный столб стоял прямо на углу возле упомянутой гостиницы. Напротив, улица Днепровская не была обласкана городскими властями, и проезжая ее часть, не покрытая асфальтом, осенью и весной превращалась в поле сражения подвод и людей с несметным количеством луж и селевых оползней. Особенно большая лужа разливалась прямо под тем фонарным столбом возле гостиницы, который был единственным источником света для одиноких прохожих в ночное время, метко прозванным за это – "сердце Данко". Не думала старуха Изергиль, что свет от" сердца Данко" будет озарять путь не только цыганскому народу, но и разноплеменным жителям улицы Днепровской.
Стоял один из тех осенних дней, когда сквозь моросящий ,противный дождик, нет-нет да проглянет солнышко, словно желая, чтобы запомнили его до весны. Забыл сказать, Ока жил в третьем доме от гостиницы, прямо в сердце улицы Днепровской.
Как обычно утром, плотно позавтракав, он отправился в контору и по дороге встретился с соседом по фамилии Юханов, редактором провинциальной газеты "чырвоны барацьбит", в принципе человеком тихим, но имевшим двух сыновей – Эдика и Сашку, хулиганского вида.
-Фар брент, сосед – сказал Ока, вежливо улыбнувшись и слегка приподняв кепку.
-Скажи ,Ока – остановил его сосед –- вот ты столько лет со мной одинаково здороваешься, а ты бы перевел мне с вашего , что значат твои теплые слова? Ока замялся, но вспомнив, что в белорусских школах не изучают идиш, гордо произнес: "С пламенным приветом!"
Понятно, что хорошее настроение Исраелю  не могло испортить ничего, кроме дурацкой язвы, приступы которой проявлялись по-особому, дико раздувая живот. Жена Лиза, проконсультировавшись у ленинградских медицинских светил, достала ему чудодейственное средство под названием "активированный уголь", якобы поглощающий злополучные газы. В то утро Исраель взял с собой две таблетки траурного цвета и обязался употребить их в момент наивысшего вздутия живота. Несмотря на жизненный подъем , день для Оки прошел без особого интереса. Разве что под вечер опять стала доставать  язва, а позже наступил момент, когда Исраель ощутил, будто у него в животе открылось новое месторождение промышленного газа, по  своим объемам  способное обеспечить всех нуждающихся Шкловского района.
Казалось, наступил конец, как  вдруг он вспомнил про эликсир, валявшийся с утра у него в кармане. Ока мгновенно проглотил две таблетки и уверенно зашагал по Ленинской в направлении гостиницы. При повороте на улицу  Днепровскую Исраель осознал, что активированный уголь начал свое дело и газ из недр неминуемо вырвется в окружающую среду. Он  приостановился...
В это время ,после окончания уроков белорусского языка в вечерней школе имени Иосифа Виссарионовича, разложив тетради своих учеников-переростков возвращалась домой соседка Оки– Полина, женщина боязливая и набожная.
Вообще-то жизнь Полины была спокойной: работа, огород, кухня. Разве что соседские сыновья по пьяному делу могли пальнуть из охотничьего ружья в сторону ее огорода, чтобы позабавится.
Итак Полина, одетая в новое бежевое пальто из ужасно дорогого драпа, закрыв дверь школы, двинулась через ту самую лужу под единственным фонарем, в сторону дома. Вдруг газ, безусловно природного происхождения, вырвался из живота Оки, прогремев при этом словно канонада из ста орудий по случаю победы над Германией. По роковому стечению обстоятельств, именно в этот момент перегорела  лампочка Ильича на фонарном столбе. Все это застало Полину в самой середине лужи. Припоминая события военных лет, Полина, решив, что начался артобстрел, обхватила голову обеими руками и с размаха плюхнулась в грязь. За это мгновение перед ее глазами пронеслась вся жизнь. Не поднимая голову из лужи, она начала умолять о спасении.
Видя все это, остолбеневший Ока хотел было броситься на помощь, но только в довершение разразился еще одной канонадой, которая, по словам Фаины, хоть и была слабее  первой, но все еще напоминала пулеметную очередь.
Понимая что Полину уже не спасти, Исраель бросился в темноту и скрылся за дверьми своего дома. Ничего не подозревающая Лиза встретила его в коридоре. И только Ока понял всю анекдотичность ситуации, как вдруг в калитку кто-то постучал. Лиза отворила, и Ока увидел в полумраке коридора заляпанную грязью, но все еще живую Полину. Он в ужасе спрятался в чулан, а Полина, чуть-чуть придя в себя , принялась причитать и жаловаться его жене : «Боже мой, эти бандиты опять стреляли в меня из ружья, потом они прострелили фонарь, но увидев, что я еще жива, принялись стрелять из пулемета».
Лиза провела Полину к рукомойнику, чтобы возвратить ей прежний вид, а сама пошла искать мужа, чтобы рассказать о беспорядках, творящихся на их улице. Она наугад отворила дверь чулана и  увидела Исраеля, заливающегося от смеха слезами и крепко сжимающего область мочевого пузыря. Он держался из последних сил, чтобы не осрамиться в полном смысле этого слова. Фиаско наступил в тот момент, когда отмытая Полина попросила Оку проводить ее домой.
Конечно, Полине так никто и не сказал правду, но ее рассказ про тот ужасный вечер ещё много лет вызывал смех у Лизы и ее мужа...