Зеба

Реклама
(от Зебы)

если пьешь томатный сок-
будешь строен и высок!
………………………………

если выпьешь сок из сливы –
будешь умный и красивый!



Зеба, он же Зусман, он же Николай Зибзеев всегда был душой любого коллектива – большого или маленького, временного или постоянного. Он принадлежал к спортивной элите Затона, которая занимала особое положение в обществе. Сюда входили все физруки, спортсмены-разрядники и просто любители попотеть без каких-либо надежд на особые спортивные достижения (Зеба скорее относился к третьей категории). Все неплохо играли в футбол, волейбол, настольный теннис, бегали на лыжах и т.д., не брезговали также игрой в бильярд и шахматы.
Обладая резким, немного жестяным, голосом, Зеба сразу же привлекал всеобщее внимание своими бесчисленными шутками, прибаутками, пословицами и поговорками. Подходя к остановке автобуса с ожидающими людьми, он тут же, обращаясь к первому попавшемуся знакомому, возвещал: «Шаша, обходи корову спереди, а лошадь сзади – чтобы корова боднула, а лошадь лягнула!». Подходит автобус, Зеба громко спрашивает: «Шаша, в какой проход пойдем? Как тебя в школе учили? Правильно – в задний!». В автобусе уже все пассажиры напряженно вслушивались, какой анекдот заворачивает на задней площадке Зеба, между прочим, всегда к месту. Например, такой: Девушка спрашивает у парня:
- Извините, вы на следующей остановке сходите?
- Сходят с ума!
- Простите, вы выходите?
- А выходят замуж!
- А что же вы делаете?
- А я вылезаю!
и весь автобус ему: «С днем рожденья!»
Если играли в футбол, то на стадионе только его и слышно: «Подкинь, подкинь-ка, щас я им с тещиной ввалю девятину!». Забыл сказать: был Зеба левшой, невысокого роста и по комплекции далеко не здоровяк. Силовая манера игры не была его стихией, но, тем не менее, результативность была высокой, особенно в первом тайме (а на второй его и не ставили).
В клубе любой фильм превращался в кинокомедию, если сеанс удостаивал своим посещением Николай Зибзеев. Например, если в фильме появлялись арестанты в полосатых одеждах, Зеба радостно возвещал: «Вот они, люди в белых халатах!» и все хохотали. Дело в том, что в те дни усиленно поднимали престиж врачей. Их героической профессии было посвящено множество фильмов, радио и телепостановок, и была даже написана песня под названием: «люди в белых халатах». Если же на экране герой затевал любовную интригу, Зусман одобрительно отзывался из зала: «Обрати внимание Сима, (Николай Семенов, он же Сима, Симочка или просто Семен – симпатичный блондин, легкоатлет, член сборной России), это медвежатник, щас он будет мохнатый сейф кожаным инструментом взламывать!». Герой-любовник получает пощечину – из зала следует огорченный комментарий: «Семен, ты видел; уметь надо кошку еть, щоб не царапалась!», или: «Симочка знай, за так и прыщик не выскочит – почесать надо!». Когда же Зеба начинал пошленько хихикать, то это был уже приговор кинофильму окончательный и обжалованию не подлежащий.
Николай Зибзеев всегда был приветлив со всеми, не встревал ни в какие потасовки и, шутя, выходил из любых конфликтных ситуаций, при этом, последнее слово всегда оставалось за ним, кроме, пожалуй, одной, свидетелем которой я был лично.
Одно время Зеба стал ездить в автобусе без билета. Когда подходил кондуктор, он, тоном заговорщика, понизив голос, говорил: «свои», и это часто прокатывало – мало ли, может он работает в гараже или сотрудник органов. Так было пока не встретилась кондуктор «моя хорошая» – хохлушка с внушительными телесами, у которой проехать без билета никому и никогда не удавалось. Продравшись на заднюю площадку в своем старом потертом пальто с рыжим воротником, которое казалось, вот-вот лопнет по швам, она, как всегда, ласково объявила: «Ребьятки мои хорошие, беремте билетики пока дешевые!». Услышав пароль от Зебы «свои», «моя хорошая» также ласково заявила: «У своих-то яйцы квадратные, а ты, мой хороший, бери-ка билетик».  Зеба парировал: «А хошь покажу!», и сделал вид, что пытается расстегнуть ширинку. «Моя хорошая»  видала всякое, ее ничем не смутить: «Все равно, мой хороший, у меня детских билетов нету, может вон женщина тебя на коленки посадит!». Зеба пошел ва-банк и, обращаясь к молодой женщине, сидевшей неподалеку, заканючил: «Мамуленька, возьми меня на рученьки, устали мои ноженьки». Оказалось, что эта женщина тоже за словом в карман не лезла и вежливо спросила: «А ты не описаешься?». Может быть, Зеба что-то и ответил, но слова его потонули во всеобщем хохоте.
Зеба, почему-то, не любил говорить, где он работает, и всегда отшучивался: «Работаю на секретном заводе; чем занимаюсь –  государственная тайна; получаю сдельно – по рублю за гранату!», или (почему-то в третьем лице): «Работает в зелентресте, получает тыщу двести, носит костюм в полоску и курит папироску!». На самом деле он всю жизнь проработал на судоремонтном заводе, на участке капронового литья и умер, как полагается сознательному гражданину, почти сразу же после выхода на пенсию.
Еще он никогда, никому, ни в каком состоянии не рассказывал, почему он отбухал полтора года в дисбате. Пытались его напоить и спровоцировать на рассказ не единожды – все напрасно. Теперь мы уже об этом никогда не узнаем.
И еще одна мысль не дает мне покоя – из какого колодца  черпал Зеба свои бесчисленные образцы весьма специфического народного фольклора. Что-то, несомненно, из разговоров старшего поколения, что-то у сверстников или из кино, но это мало что  объясняет – ведь мы все жили в той же среде, однако, новые шутки и прибаутки исходили именно от него. Думается, у каждого читателя найдется своя версия объяснения этого феномена. Я же, со своей стороны, могу  привести еще один пример, годный для любой из ваших версий (все дело в интерпретации).
Родная мамина сестра, Рашида-апа, жила в Михайловке, что рядом с Затоном, она тоже была вдова и тянула четверых детей, да еще я – пятый, почти все лето там околачивался. А рядом, через дом, одиноко жила Вера-дурочка, здоровая тетка лет около сорока. Рашида-апа всегда по осени приглашала ее на уборку картофеля, все-таки тридцать соток, это не кот наплакал. Так вот, шутя ворочая мешки с картофелем, она приятным тихим голосом весь день пела частушки, причем ни разу не повторялась. Должен сказать, что с учетом несовершеннолетней аудитории, там не было ни одной похабной. Тематика была самой разнообразной – от любовных страданий до космических передряг.
И вот опять встает вопрос – откуда все это? Со двора своего дома она не выходила – боялась дразнивших ее мальчишек. Продукты из магазина носила моя сестренка за конфетку, а мои старшие братья носили ей воду, пилили и кололи дрова (тоже не за «так» – за денежку, копили на фонарик или на коньки «дутыши»). В кино она не разу не была, телевизора у нее не было. Единственным источником информации было радио, и действительно у нее встречались частушки из репертуара Лидии Руслановой и других исполнителей, но это не более пяти процентов, остальное просто не могло звучать по радио по цензурным соображениям. Сама она сочинить их не могла по причине незнания большего из того, о чем пелось в ее же частушках.
Судьба Веры-дурочки трагична. Как-то в селе остановилась геологоразведочная партия, и к ней стал похаживать один нефтяник. Через полгода эта партия двинулась дальше к новым трудовым подвигам, а Вера-дурочка вскрыла себе вены. 
Я очень жалею, что не записывал ее частушки в тетрадь или позднее, на магнитофон, и теперь это безвозвратно утеряно, а может, и нет. Может быть там, откуда все это пришло – все это же и хранится. Может быть второй том «мертвых душ» где-то имеет место быть? Кто знает!