Город

Шумит камыш, струит река меж берегами,
И белым лебедем парит над нею храм…
Издревле город славился купцами –
Знать прилипали денежки к рукам,
Но в нём не только бойко торговали –
Знал вкус ремёсел люд мастеровой:
Мочили кожу, клеили, клепали… –
Здесь жил народ сметливый, деловой.
Пахали, сеяли окрестные крестьяне.
Лихие люди выходили на большак –
Кутить любили в ресторанах горожане,
Но вмиг менял судьбу неверный шаг,
И меркнул свет – взлетал кистень и шкворень…
Вставало утром солнце для живых –
Врастали в плоть, пускали прочно корень
Наследники разбойников седых…

Слагались песни, помнились легенды,
Переходя в веках из уст в уста…
Тут завещали прадеды и деды
Хранить историю, наверно неспроста,
Знать родословие. С кого и как начался,
Каких сословий был семейный род?
Когда и где прадедушка венчался?
Кто бросил камушек в фамильный огород?
Кто «голубую кровь» в роду подпортил?
Был кум Иосиф часом не еврей?
И чей висит на стенке в зале кортик?
Когда в отставку вышел дедушка Андрей?
Вопросы личные, а город знает больше,
Другое многое он видел, помнит всё…
Его история таинственней и горше,
И он достойно бремя памяти несёт…

Ах, как увлёкся,  не об этом будет повесть…
Синело небо. Золотились купола…
Всё что-то мучает? Досада или совесть?
Здесь жизнь рекой по руслу времени текла,
Но изменилась - успокоились буяны,
Спивались без работы мужики,
С губернии товаров караваны
Шли не на стругах по струе реки –
На современных импортных колёсах,
По автострадам на прилавки бутиков…
Царил покой в домах, в рабочих позах,
Но безнадёга в стёклах фирменных очков,
В экраны мониторов устремлённых,
Видна… – спасением от скуки и тоски,
Самодостаточных и умиротворённых,
Стал интернет - икона  женщин городских…

Однажды в сонность, скуку и беспечность
Пролился нудным дождиком, задул
Неосторожным ветерком – нарушить вечность
Устоев города священного рискнул,
Как чужеродный организм больной системе,
Как внеземных, иных миров случайный гость,
Ворвался новый человек – он «не  был  в теме»,
Но там застрял на девять лет как в горле кость…
Он попытался, кинув пробный камень,
Взмутить болота тинистую гладь…
В его груди горел надежды пламень –
Всё поменять, всё в корне поменять…
Он очевидно где-то просчитался,
К чему-то сам вдруг быстро охладел...
Не за своё пришелец дело взялся ,
В гнездо чужое, словно ворон залетел…

Он всем мешал, ведь он покой нарушил,
Разрезал связей родственную нить,
А стены города всегда имели уши
И злой язык, и рот, что не закрыть…
Летели вести сизокрылой голубицей
В губернию. - Увидишь, мать твою!
Переправлялись из губернии в столицу
На рассмотренье «к батюшке-царю»…
Крутую заварили парни кашу –
Не расхлебаешь даже всемером…
- Не прожуют не Игорь и не Саша…
Всех Вас накрою мусорным ведром! –
Скрипел зубами седовласый старец,
В уме прикидывал задуманный расклад,
Волнуясь, прищемил однажды палец,
Когда под вечер проверял свой личный склад…

А тот, кто недругом намечен на закланье,
Давным-давно  был сам собой «распят»,
Но вновь спешил, как на последнее свиданье,
В уездный город, в Бобылевский сад,
Где облетали листья дней его суровых,
Он был всегда  для местных – оккупант.
Он не нашёл слов откровений новых,
Им не раскрыл для веры свой талант.
Его Матвей не Левий – он пергамент
Не исписал конспектом мудрых фраз…
Толпа злорадствует, гудит как рой «парламент»:
- Пришёл! Пришёл от «императора» указ!
- «Прости, Отец им эти прегрешенья –
Они не ведают, слепые, что творят…»
И сам у города он попросил прощенья,
Когда подписывал свою «путёвку в ад»…

А может в рай? Он сам ещё не знает…
Он – воронёнок… Бог его простит…,
А мудрый ворон все ещё летает
Над стрежнем рек, закованных в гранит…
Не стал родным красивый гордый город –
Чужак всех древних истин не постиг…
Он был тогда для этих истин молод,
Хотя и вёл себя, как немощный старик…
Он не жалеет ни о чём – душа свободна!
И город тоже по нему не стал скучать…
А где-то, выше городского небосклона,
Где даль небесная безбрежна и бездонна,
За всех нас – грешников  поставлена свеча…

март 2013