Fiddlers Green

Посвящается одноимённому кабаку в центре Петербурга

Те, кто полвека в море – киты господни.
Не затрепещут, даже увидев ад.
Тысячу раз смеялись над преисподней.
Литры железной крови сошли с ладоней.
Нервы у них давно толщиной с канат.

Вот средь таких, что с кожею из металла,
Вера живёт с просмоленных бригантин,
Что у морских волков есть своя Вальхалла,
Место, где нет окраин и нет начала,
С резким скрипичным прозвищем «Фиддлерз Грин».

Пусть их рассудок вырвал себя из пут, но
Каждый при жизни чёртом успел прослыть.
Право дано им – смерть прожигать беспутно.
Звёздное небо здесь - выбирай маршруты,
Хоть после смерти некуда больше плыть…

Порт развесёлый, словно с чертями омут.
Самый последний для моряков приют.
Здесь никогда трактирщик на крики «р-р-рому!»
Не промолчит испуганно, но погрома
В ярости пира стены не избегут:

Кто-то отвесит другу по роже звонкой,
Танцы и драки ринутся по столам,
Кто-то уснёт в обнимку с пивным бочонком,
Кто-то зажмёт успешно в углу девчонку –
Хоть после смерти, а всё равно бедлам!

И, прочертив маршрут через воды Рейна
Или же через Лету – кто там поймёт –
Выплыл трактир на улице Рубинштейна,
В скрипе обшивки, в плеске хмельном портвейна,
В Санкт-Петербурге, городе Всех Болот.

Те, кто зашли – те сгинули в пьяном смерче:
Им ни к чему трезветь до седой зари.
Барною стойкой тесный мирок очерчен,
Смотрят на них со стен юный Винстон Черчилль,
Дальние страны, голые дикари…

Высосав рома пару десятков унций,
Можно, по залу в гомоне покружив,
С древней легендой моря соприкоснуться,
Утром с похмельем жутким едва проснуться
И удивиться, что, как ни странно, жив.

Этот кабак застыл в архаичном жесте,
Словно у антиквара сошёл с витрин.
Ставь паруса, мой друг, путь давно известен.
Хочется побывать в этом клёвом месте.
Ждёт нас с тобой загадочный «Фиддлерз Грин».