Быть музыкой

Над ним смеялись другие, смеялись и продолжения их рук, мертвые - металл и дерево - придатки. Важно раздувала тугие бока начищенная медь - валторны и трубы, корнеты и серпенты наживую низали звуки, хрипя сквозь открытые клапаны. Металл гудел, швыряя на бешено летящий конвейер мелодии горячие заготовки звуков. Касаясь нежного слуха Дрейка, они шипели - разве что пар не шел. Но остывая, даже побежалости не давали, их музыка падала ничком, не трогая его души. Струнные дребезжали - сквозь эти тонкие, гибкие ребра отчаянием зияла пустота. Пустота их игры, невидная, слепящая пустота (пусть у тебя отрастет забытый глаз - все равно не увидишь). В глазах его тогда читалось немое страдание - музыка мертвого мира скальпелем пластала сердце, Дрейк слушал музыку навылет, и потому край рубашки набряк тяжелой, свинцовой кровью его.
Хорошо, что у Дрейка есть этту - пернатый ящер, малыш дремлет клубочком в рюкзаке, набираясь сил перед игрой. Смешки и перешептывания в зале, публика - одно прохладное сердце сноба, она способна убить своим безразличием. Этту заворочался в рюкзаке, проснулся, видно, стрекочет и жужжит - небольшая животная машинка. Очередь Дрейка - глаза зрителей холодны, как никогда, он не из их круга. Что покажет этот юноша, когда ансамбли уже расстреляли музыкой зал, голубая кровь сочится на пол по подолам платьев и ткани брюк? Дрейк осторожно вытряхивает из рюкзака этту - ящер стрелой взмывает вверх, разбрасывая клочки света, срывая невзрачную драпировку перьев с гибкого торса, переливаясь всеми цветами радуги - ритуальный танец, самая глубокая диастола молчания - замереть и ждать. Этту - древняя раса, не утратившая состояния полета. Ящер летит над сценой, крупные маховые дрожат и наливаются алым - чуткие кончики ловят легкие эманации толпы, добавляя их в общую гамму, смешивая и разглаживая - пока воздух не раскалывается вибрацией сотканной музыки. Ящер - проводник, гибкий угорь, наэлектризованным телом он размешивает воздух, и в толпу, будто из котла, выплескиваются тяжелые вибрации, сочетания длинных звуков в самой невыразимой их комбинации, выжимая слезы, по спинам бегут мурашки - мелодия так хороша! Этту спускается ниже, у основания перьев выступает золотая роса - капельки крови, воздух становится тяжелым и влажным, усиливая нижние басы - зал вздыхает в едином порыве, этту кричит по-птичьи, совершает мертвую петлю и наряет к самой сцене, проносясь у самого пола - за ним не поспевает мелодия, отбрасывая первую ступень - отработанный октан октав. Дрейк достает плошку, наполняет водой - раскаленное тело этту плюхается в воду с высоты, ящер весело чирикает. И прямо из-под потолка привычным движением идет дождь, прямо на угли дрожащих музык, на реакторы оживших сердец...