Партизанка Тоня

Светлой памяти А.И. Николаевой (Петровец) посвящается

1
Порою не властно и время
С нас боль от прошедшего снять.
Как долго ей снилась деревня
И черное море огня!
Узнож и Хатынь были рядом,
И общею стала судьба.
Бендеровцы сделали адом,
Места, где не стихла борьба.
Возглавил отец Антонины
Один партизанский отряд,
Ушли с ним почти все мужчины –
Вот села теперь и горят,
Да так, Что обуглились срубы,
В колодцах кипела вода,
До пепла сгорали и трупы.
Тот ад не забыть никогда!

2
В бескрайних лесах белорусских,
Где каждый почти партизан,
Конечно же, были и трусы,
Что шли в полицаи, дрожа.
Спаслась часть села просто чудом,
В лесу стали жить, в шалашах.
Но мать Антонины здесь будет
Недолго со всеми дышать.
Донес кто-то, что в партизанах
Был муж у нее, да и дочь –
В Хатынь увезли утром рано,
Никто не сумел ей помочь.
А участь Хатыни известна,
Лишь трубы печные стоят.
Как дочь переполнилась местью,
Награды о том говорят.
Взрывала мосты, водокачки,
Рвала провода, словно нить.
С любою справлялась задачей
В те мрачные, тяжкие дни.
Смертельная в теле усталость,
И вши, досаждавшие ей.
Но как-то притом ухитрялась
С косой не расстаться своей.
Лишь после войны обкромсали
И сбрили ту роскошь под ноль,
Когда без сознанья лежала
За тифа горячей стеной.
Лишь только посмеют вагоны
Занять роковую черту,
Летят под откос эшелоны
(Их шесть у не на счету).
И вновь на заданье уходит,
Лишь вспомнит сожженный свой дом.
И Красного Знамени орден
Украсит героя потом.
Их два. А еще есть медали.
Медаль «За отвагу»  - то честь!
Медали за так не давали.
Горела любовь в ней и месть.

3
Но словно безумною стала,
Когда потеряла отца,
Со смертью бесстрашно играли –
И смерть не жалела свинца.
Пусть станция Бабичи близко,
Решили, что здесь в самый раз,
Хоть больше, конечно же, риска,
Пустить эшелоны в овраг.
Под шпалы уселась уж мина,
И шнур ждет приказа: «Вперед!»
Но тут полицаи не мимо
Проходят – и очередь бьет.
Почти что в упор расстреляли,
Добить не успели. Друзья
Отбили, погибнуть не дали –
И ей умирать уж нельзя.
И будущий муж партизанил
В одном с ней отряде тогда,
И тоже серьезно был ранен,
Сказалось все через года.
Москва. Перевязки, наркозы.
И шанс  быть на фронте уж есть.
Но банды бендеровцев грозно
Во всю еще действуют здесь.
А ей все тропинки известны,
С ней каждый цветок говорит.
Воюя, работала честно
С зари и опять до зари.

4
Колхоз свой тогда поднимали
Они из руин миром всем.
И сами в плуг часто впрягались,
Распашку ведя под посев.
А кто? Старики, да калеки,
Да женщины. Кто же еще?
Детишек, конечно, жалели,
Но им и особый почет.
А голод стоял неотступно
За каждою тощей спиной.
И в техникум Тоня поступит
С какой-то саднящей виной.
А позже она вместе с мужем
Приедет, чтоб город в степи,
Назло столь губительной стуже,
Стал садом весенним цвести.
Ей наш Новотроицк по нраву,
Он городом будет родным.
В торговле, в милиции слава
С ней шла, как и в годы войны.
Могила здесь мужа, здесь дети
Рождались и старились с ней.
Но ближе на всем белом свете,
Чем Узнож, местечка все ж нет.
Встречали ее как героя
Той проклятой всеми войны.
И мысли рассерженным роем
Летели в тревожные сны.
И только могилы родные,
Где мать и отец, вновь и вновь
Твердили: не ненависть ныне
Спасает людей, а любовь!

5
Одна четверых поднимала,
Когда муж скончался от ран.
Война догнала партизана,
Хоть молод еще ветеран.
И ей раны прошлые тоже
Напомнили вновь о войне.
Нога отнялась, и, о Боже,
Спасения вроде бы нет.
Но дети уж стали опорой.
У нас и в столицах – везде
Лечили, лечили, не вскоре,
Но дали отпор той беде.
А сердце все ныло и ныло
О тех, уж кого не вернуть.
И солнце пожаром всходило,
В пожар норовя и нырнуть.
Вот к тем, кто стоял на закате,
Как будто встречая ее,
Она и ушла в новом платье,
Душою рванувшись в полет.
Приходят к могиле и дети,
И внуки, и правнуков ком.
И луч освещает с рассвета
Слова над лавровым венком:
«Скорбим мы, и помним, и любим»
Мир праху, а духу покой!
Господь пусть тебя приголубит
Над вечности белой рекой!