Их слышало море. Часть 1

Предисловие.
Не обманывайтесь, глядя на легкую рябь волн, на безмятежную синеву неба – спокойствие зыбко. Это море много трагедий и загадочных историй перевидало на своем веку, но сколько не проси, будет непоколебимо хранить доверенные тайны. Море, краешком своим омывающее Земли-Без-Иллюзий…

1. Сожженное письмо

"Прости, мой друг, что снишься мне не ты,
Не властна над виденьями ночными.
Глаза во власти мрака слепоты
Любуются чертами не твоими.

Прости, что восхищаюсь не тобой
И сердце трогает почти забытый профиль,
Что вчетвером глядим на сумрачный прибой:
Его портреты, я, луна и кофе.

Прости, прошу, что жду я не тебя
Из долгих странствий в Земли-Без-Иллюзий,
Где ночи, сны на образы дробя,
Прошепчут: «Позади – лишь тлен… Забудь их!»

А сможешь ли, скажи, меня простить
За эту вежливость, питавшую надежды?
Мне б где издёвки, фальши подпустить
Или сарказм, что был привычкой прежде…

Прости… Хоть глупо всё, смешно – и пусть.
Мне – рисовать, но не писать красивых писем.
Не скоро к здешним берегам вернусь,
А рассказать… Кому, волнам и трюмным крысам?

Мой добрый друг, прости, сожгу листок,
И эти строки станут сизым пеплом,
Их слог печален слишком, смысл – жесток.
Ты не узришь их даже взглядом беглым.

Ну вот и всё… Прости? «Прости, прости» –
Кто бы сказал, зачем шепчу я это.
Душа меж рёбер, словно взаперти,
На подпалённое признанье ждет ответа".


2. Земли-Без-Иллюзий


И бриг легко летел, как над водой
Порой ночной клубами вьется дымка.
На парусах – могучий Трор-герой,
Борта в узорах и китах – всё по старинке.

Не в первый раз он в трюме удальцов
Вез на чужбину, в Земли-Без-Иллюзий,
Где сотни воинов, ученых, храбрецов
Расстались с памятью, как с лишним грузом.

Кто избавления от боли там искал,
Кто – сладости в неведеньи, наживы,
Кто от болезней страшных угасал
И думал: «Дай-то Трор, там будем живы».

Кого вербовщики в тот край чудной везли
(Там войны, говорят, средь иноверцев),
А у кого бы шило кое-где нашли,
У любопытных-то всегда игла под… сердцем.

Там, говорят, земля – что стылый лед
И не родит ни травки, ни былинки,
Судьбу там покупают наперед,
А суженых – вслепую, по картинке.

А море, бают, там совсем не то,
Бестрепетно в него летят окурки –
Великий Трор, за что тебе, за что
Терпеть тех святотатцев, самодуров?

Усатый капитан вздохнул с тоской
И накрепко велел замазать щели.
И командир, да и матрос простой
Наружу чтоб без дела не глазели.

Отпущен руль, дороги не узнать,
А море-Трор влечет их к дальним землям.
Кому там жить охота, погибать –
Поможет Трор, мольбам всегда он внемлет...

И бриг летел сквозь вереницу дней,
И ветер нес его на пенных крыльях.
Сердца молчали, но вонзались всё больней
Шипы сомнений, злости и бессилья.


3. Покинувшие родной край


Давно в тумане скрылся берег тот,
Босыми весь истоптанный ногами,
Где в юности не ведали забот,
Играли, притворяясь моряками.

Сожженное письмо – лишь сизый дым,
А Бренна, скрепя сердце, гонит жалость:
Как там приятель Эртен, что же с ним?
Что было б, если б все-таки осталась?

Но, на отъезд ничем не намекнув,
На борт взошла, не вымолвив ни слова,
И держит путь в далекую страну –
Искать там друга, сердцу дорогого,

Что в Земли-без-Иллюзий год ли, два назад
Уплыл, свою судьбу найти мечтая.
На фразы «Там тебя забвенья тронет яд»
Он отвечал: «Ребят, вас не забуду, уверяю!»

С тех пор ни весточки, ни письмеца,
Ни новости какой-нибудь ничтожной.
Стирало время милые черты лица,
Терзая сердце Бренны верой ложной.

Да только лопнула струна-терпенье,
Сколь Эртен бы не уверял: «Оставь,
Гадать, что стало с ним – одно мученье,
Не гнаться же за ним по морю вплавь».

Сомненья не доводят до добра,
Сомненья прочь, коль твердо выбор сделан.
Но как же быть, если печаль что нож остра,
А путь вперед тревогами устелен?


4. Остров Неверцев


Но крик разнесся вдруг: «Земля, земля!»
И был он слаще звука дивной скрипки
Для тех, кто изводился, маясь, злясь,
И проклинал возможные ошибки.

А так «Приплыли — уже поздно, сударь! -
Лишь можно бы себе тишком сказать. -
Никто еще не уплывал отсюда,
Ищи теперь в забвенье благодать!»

Как паучьё на палубу рванули,
Оскальзываясь и в душе боясь:
Вдруг часовые там на карауле
Не пустят к берегам чужую мразь?

Напрасно капитан кричал: «Останьтесь!
Не лезьте вплавь, ведь берег же не тот!»
А пассажиры — в воду, словно арестанты,
Сбежавшие от каторжных работ.

«И правда странно, — молвил голосок. —
Зачем так много лестниц у причала?
Зачем деревья вкопаны в песок
Корнями вверх?» — и Бренна замолчала.

Усатый капитан махнул рукой,
Но девушка бежать вслед не спешила —
Играла нервно пальцами с серьгой
И тонкую цепочку теребила.

«Как молода, мила, а все туда ж, —
Обидная мыслишка завертелась. —
И ты чужбине память запродашь,
Чем дома жить, с хозяйством канителясь».

Но поддержал он праздный разговор:
«Нечисто тут, как говорит поверье,
Прескверный грязный остров — только Трор
За разом раз сюда нас гонит ветром.

Опасно людям на; берег сходить,
Коли не хочешь местным стать Неверцем.
Смотри-ка, а иные усмирили прыть!
Сейчас вернутся и избегнут скверны».

«Здесь часто убегают, капитан?»
«Как в голову дурная кровь шибает.
Иль, может, у них зрения обман?
Считают, будто прибыли», — кивает.

В рассудке здравом разве кто пойдет
На пятачок земли с неровным краем,
Куда корнями вверх какой-то идиот
Деревьев навтыкал — мол, пусть встречают?

Где, говорят, беда-болезнь живет,
Из-за нее люд ни во что не верит:
Ни в солнце, море, ни в небесный свод,
Ни в то, что корни без земли мертвеют.

Где угасают в муках каждый день...
Не верят — без еды придет кончина.
Настроили в лесочке деревень —
Не верят, не идут домой, пока не сгинут.

Когда на судне ропщут напролет,
Вдали возникнет остров окаянный —
И повелось от рейса рейс, от года год,
Что берег первый примут за желанный.

Пытался капитан и в трюме запирать
(Ведь жалко простаков, зазря же сгинут),
И по дуге широкой остров огибать —
Без то;лку, потеряешь половину.

Но, может, пусть идет, как повелось?
Командует он твердо: «Поднять якорь!»
Надеяться осталось на авось,
Что остальные доплывут бедняги.

«А дальше — без иллюзий край?» —
Шагам широким Бренна стойко вторит.
«Мечтаешь о чужбине, девочка? Мечтай.
И знай — все наши мысли слышит море».


5. Берег тысячи ступеней


Прибой шумит во мгле предштормовой,
И сердится, и бьется он о скалы,
С которых белокаменной тропой
Ступени к побережию сбегали.

Их трое сосчитали еще в детстве,
Взбираясь и дразня друг друга «тюхой» —
Отличное для ускоренья средство!
Теперь при взгляде сердце билось глухо.

Из тысячи фрагментов полоса
Тревожила в душе тоску и горесть.
Сидел на камне Эртен полчаса,
Пытаясь вихрь мыслей успокоить.

В глазах бесцветных — пустота и гнев.
«Ну где ты, Бренна? Уплыла, я знаю.
Не говори, что где-нибудь на дне
Покоишься, как дева водяная!

Не говори, что в Землях-без-Иллюзий
Уже забвеньем местным отравилась.
Не говори, что на чужом, безлюдном
Клочке земли при шторме очутилась.

Не говори — отныне нашим встречам
Случаться лишь в садах воспоминаний…
Предупреждал же я!.. Но крыть тут нечем,
Когда уже взошла на борт без колебаний».

Он не хотел ответа — да и молвит кто?
Ступени, стылый кофе или волны?
На берегу обрывистом, крутом
Чего он ждал устало и невольно?

Понять пытался, в чем и чья вина,
Как время обратить назад, в былое….
Не замечал, как, проглянув, луна
Бурлящий шторм умерила покоем.


6. Что в путь нас бросает?


А где-то над пучиной сизых вод
Провисли паруса в безвольном штиле,
Корабль-скиталец подзамедлил ход…
И встал, нуждаясь в ветра силе.

«Зачем стоим? Мы прибыли? Уже?» –
Вопросы пассажиров нарастали.
Ответы потонули в галдеже,
И кто-то слышал их едва ли.

Замолк с тоскливым вздохом капитан –
Как падки на иллюзии бедняги!
Да будь вместо него тут шарлатан,
Ссадил бы на любом архипелаге.

За все уплачено, одна лишь честь
Велит везти их всех, куда желали.
Глупцы не знают толком, где хотят осесть,
Сойдут за нужное любые дали.

И кто проверит, разве кто поймет?
Да кто узнает о подлоге тайном?..
«И даже перышко не унесет», -
Знакомая девица подле капитана.

Склонив свою прелестную головку,
Качает невесомую пушинку,
На пальцы глядя, строго хмурит бровки
И снова теребит цепочку-льдинку.

«Конечно, не снесет, нет ветра в трюме», -
Опешив, отвечает командир.
А Бренна фыркнула в ответ угрюмо:
«Так и снаружи нет, сказал мне пассажир».

«Один хоть умный посредь них нашелся,
Услышал, как про штиль я говорил.
Совсем народец блажью-то извелся,
Откуда в эмигрантах глупый пыл?

Торопятся продать не только тело,
Вдобавок душу чужеземцам сдать».
И Бренну эти речи вдруг задели –
Хотела, да не вышло промолчать.

«Напрасно вы клеймите нас позором.
Не стыдно ль всех огульно обвинять?
Вон мальчик, бородач с которым,
Он болен, но не хочет умирать.

Надеются найти вдали лекарство -
Изменники, по-вашему, сеньор?
Не каждого здесь праздность и бунтарство
Толкнули прочь от старых наших гор».

«Ну а сама? Недужишь?»
«Нет, ну что вы…
Вам интересно, отчего решилась плыть?
Вернуть надеюсь друга дорогого».
«Лишь просто друга?»
«Всяко может быть».

Нарекши мысленно влюбленною особой,
Сочувствием проникся капитан.
Таких дурищ свернуть с дороги чтобы,
Нужна преграда больше – океан.

«Стирают Земли-без-Иллюзий память,
Напрасно хочешь друга встретить.
Позволь же от компании избавить».
«Но почему?»
«Снаружи, слышу, ветер».


7. По ту сторону


Вздох. Росчерк. Тишина. Скрипит графит:
«Опять мне снился странный берег.
На мелководье там корабль разбит,
Уводит в город тысяча ступенек.

Босые по песку, ладонь в ладонь...
Не помню. Ну к чему рукопожатье?
Прикосновения без спросу — дурной тон,
Не стал бы правил нарушать я.

Выходит, было не со мной... А с кем?
Смешок, вода, ракушки, блики, платье...
Нет, не вписать в мой список стройных схем,
Зачем является во мраке мне проклятье».

Застыл над ровной строчкой карандаш,
Упали на лицо прямые пряди.
Вот по утрам забвению предашь —
А к ночи сон упрямый ждет в засаде.

Как будто колет, режет, бьется мысль,
Но не извлечь из памяти — какая?
И сколько бы он карандаш ни грыз,
Мысль ловко ускользала, насмехаясь.

Он в кресло вжался и графит сломал —
Довольно блажью мучиться напрасно.
Раскрыл, бездумно пролистал журнал...
«Хороший врач избавит от соблазнов!

С гарантией иллюзии подчистит!
Спешите! Скидки, бонус, только здесь!»
Не по рекламе о специалисте
Судить пристало... Хотя радует — он есть.

«Лишь записаться завтра на прием,
И я "прощай" скажу ночной моро;ке».
Графит застыл безмолвным острием...
И подчеркнул он трижды эти строки.


8. Неотступная тень


А Бренне снится необычный сон,
Как будто яхту легкой шустрой щепкой
Вперед несет стремительный муссон*,
Под утро разошедшийся так крепко.

Поодаль, руль оставивши, довольный
Присел знакомый Бренне капитан,
А через яркий люк прямоугольный
Взирает с неба Трор, владыка сам.

Поет под звонкий бубен кривой юнга,
Умы дурманя медом складных фраз,
Матросы, слыша, вытянулись в струнку,
Забыв, что яхта – не пустой баркас.

Сердечный друг разгадывает ребус,
Ошибки вытирая рукавом,
Вниз, пущему удобству на потребу,
Картины Бренны подложив крестом.

И верный Эртен здесь же, горемычный,
С петлей на шее преспокойно спит.
Вокруг – свинцово-мрачный, безграничный,
Изменчивый морской простор бурлит.

Чуть только ее пальцы потянулись
Не то в загадки поиграть, не то спасти,
Корабль вдруг отчаянно тряхнуло,
Велев тотчас реальность навестить.

Пугливый шарит взгляд, ладони к шее.
Которую и без веревки что-то душит -
Колючий в горле ком ножа острее,
Но гордость непреклонно слезы сушит.

Ну как они там оба? Не ошиблась
Тогда, с отъездом, нынче иль давно?
Что думать... Совершённое свершилось,
Но часто сны тревожат все равно.

Она на палубу скорей, на ветер...
Вот странно, отчего трюм не закрыт?
Ведь строго капитан: «Вы эти
Побеги бросьте», - вечно говорит.

Снаружи сыро, холодно, промозгло.
Но, греясь, экипаж... развел костер?
Да что за идиот такой безмозглый
Сушняк нашел, дрова к нему припер?

«Вы что, служивые, дурней моллюсков?!» -
От взгляда голос Бренны разом сел -
Лизнуло пламя жарким краем узким
Бизань, фок-мачту... Парус обгорел.

«Ну вот всем нам теплей чуток и стало», -
Сердито молвил рядом капитан.
А смерть с горящим факелом блуждала,
Срезая срок, что щедрой жизнью дан.

Упала Бренна оземь неуклюже,
К ногам тотчас пристал пылавший бес.
Забилось сердце напоследок громче, глуше.
Раздался крик... И страшный сон исчез.

Зрачками круглыми во тьму таращась,
Дышала часто, хрипло, тяжело.
Сознанье, ужас снова будоража,
Взывало: что сейчас произошло?!

Ночной порой явился деве мо;рок?
Правдив, до дрожи ярок, страшен был.
Решалась она долгих секунд сорок
На вывод: «О чем знал – предупредил».

Шаги по старым доскам, лед по коже,
И чудится вокруг чумной огонь.
То сон был, просто сон! Но все же, все же...
«Эй, где вы все? Откуда эта вонь?»

Горчащий запах звал вперед, все выше,
На палубу кривых застывших тел.
От взгляда стало ясно: не услышат,
Не больно кто теперь помочь хотел.

Кто моряков с никчемной слабой волей
На дальний рейс взял в море-океан?
Манящим и опасным из зловоний
Висел над кораблем дымок-дурман.

Блаженно спящих наркоманов лица
При свете звезд скупых мертво; белели.
«И кто бы на такое согласился?!» -
Вскричав, вдруг Бренна поняла: в постели.

В который раз проснулась от кошмара –
Так что же, снова кривда, снова ложь?
И исподволь подкралась мысль недаром:
Вдруг вовсе правду в мраке не найдешь?

Дрожа как лист, девица огляделась,
Но из соседей в трюме никого.
Тогда запястье больно ущипнула
И нервно закрутила головой.

/«Ну хватит, хватит же... Тьфу, вот холера!»
«Да открывай ты наконец глаза!»/
Моряк с кинжалом злобно прыгнул первым,
Ее сбив с ног под эти голоса.

/«Вставай, чертовка. Тю, а может сдохла?»
«Молчать, матрос. Иди сейчас же прочь»./
Потеки крови еще долго сохли –
Вскрик, взгляд, и заново настала ночь.

/«Что за напасть-то с нею, капитан, а?»
«Да кабы знал я...» «Ну так, может, за; борт?»
«Попавшийся, как мерин на аркане,
В обманках нынче разум ее заперт.

Морни;цу, братцы, за версту я чую», -
Добавил в подтвержденье лысый кок.
«Вот если б ты изгнать умел такую,
Тогда, глядишь, и был какой-то прок».

«Цыц, ну-ка тихо! - капитан кивает
И взглядом пригвождает знатока. –
И что же появленье вызывает
Такого паразита-паука,

Который сны жует и голову морочит?
Лишь байки о подобном я слыхал».
«Ну как сказать-то, чтобы покороче...
Сомненья ить доводят до греха.

Когда-то сам я в лапы моровни;цы
Попал, когда был шибко молодой.
И повидал такие в бреду лица,
Что бреюсь нынче, ведь совсем седой.

Всё слышит наше море (каждый знает),
И мямлей-то не терпит ни на дух.
Жестоко испытанье посылает,
Прям как Неверцам (но о тех не вслух).

Вот, капитан, такое наше дело».
«Тогда все ясно... Обыщите трюм.
Морница вдруг еще кого успела
Упрятать в клеть постылых страшных дум.

А ты подробно расскажи, как вылез,
Как спасся? Или добрый кто помог?»
«Ответ простой, разгадке все дивились.
Но девке как в кошмар послать письмо?..»/


9. Первый шаг к волнам


Сплетались строки ровно, без изъяна,
Ложились на бумагу гнетом фраз.
И можно не искать смысл многогранный,
Он сводится к «Я оставляю вас».

«Нет, не со злости я вас покидаю,
Хотя не ладили мы, мягко говоря.
Виною принцип иль тоска глухая?
Какая разница, чему благодаря

Мы, повстречавшись, в стороны смотрели?
Кузины, отчим, все же рад был знать,
Что в круговерти, жизни беспределе
Вы нехотя могли меня принять.

Не будем вспоминать, чего остались
Мы впятером из двух десятков лиц.
Не сговорясь, мы порознь мечтали,
Что мертвых встретим за чертой зарниц.

Благодарю, что вы меня терпели,
Покончим же на этом без прикрас.
Ведь были в жизни те, что так хотели
Идти бок о бок, не спуская глаз.

Но отчего же «были»? Они живы.
Пусть так далёко, что простыл и след,
Сначала Бергет, совесть заглушивши,
Уплыл, дурак. Теперь и Бренны нет.

Дорога мне — за ней, куда — неважно.
Плюс остолопу вдарить по башке
За то, что так элементарно сдуло башню,
Гоня за миражами вдалеке.

Засим прощаюсь. Знаю, что надолго.
Быть может, только за зарниц чертой
Нас встреча караулит втихомолку.
Да сохранит пусть Море ваш покой».

«На этом все?» «Да, так и есть, пожалуй.
Минутку подождите, сдам письмо».
В рассветном мраке капитан бывалый
Подергал любопытно на двери замок.

Как обернулся — пассажир избавлен
От всех своих прощальных грустных дел.
«Ты Эртен? Ну а я зовусь Тим Скаллен.
Разбой, судимость и один расстрел.

Само собой, не очень-то удачный, —
Осклабился от прошлого бандит. —
А ты на вид какой-то уж невзрачный.
Монет-то хватит на мой аппетит?»

«Ты, главное, доставь — и будет плата».
«Вот дурик, ты отстал от корабля?»
По узкой улочке и вдоль ограды,
А из-за косогора путь — петля.

«Да, бриг "Слепой мечтатель" догоняю.
Охочих подрядиться, хм, не рать».
«Да ясен пень! Куда он заплывает,
Как здешним старожилам-то не знать.

Порой придурки в Землях-без-Иллюзий
Пытаются укрыться от проверок.
Но всем известно — только Эрик Лу;рзен
Дорогу знает на тот странный берег.

И догонять его корыто нет охочих,
Ему как будто Трор благоволит.
Но радуйся! В отличие от прочих,
Плыву туда, куда деньга велит.

Чудак тот Лурзен, он в пути не ру;лит
И говорит "Лишь так достигнешь цель".
Надеждам что-то море, мол, дарует…
Короче! Мы догоним, как хотел».

Осталась справа тысяча ступеней,
И Эртен, обернувшись, промолчал.
Не будет больше одиноких бдений -
Из полутени выступил причал.

«И ты тогда штурвал оставь, согласен?»
«Но бред же сивый!»
«Помни, я плачу;».
Корабль на вид был просто безобразен —
Его сейчас бы к плотнику-врачу.

Но выбор тверд и выбор уже сделан —
Сгодится в таком случае скелет
(Хозяин чей, возможно, беспределен),
Раз судна поприличней в порту нет.

И еще долго, дымкой не сокрытый,
Вдали грустил, прощаясь, родной берег,
Как белой ниткою, насквозь прошитый
Рядами старых каменных ступенек.