Она существует

*

В серебряном лесу не дрогнет колокольчик -
дремотной тишиной последний снег объят,
прощальные дары 3имы увидев ночью
деревья сединой увенчаны стоят.

А в этой тишине срывается пружина
у птицы заводной в торжественном лесу,
и, накупив цветов, поддатые мужчины
встречать Весну свою букеты понесут.


*
 
   На столе неожиданно вздрогнул и недовольно забурчал будильник сотового телефона. Пытаясь уползти от сотрясающего его механизма, он вдруг поняв безрезультатность своих попыток, опомнился и спустил пружину своей механической птицы, которая тут же сладко запела. Проснувшись за несколько минут до её сольного выступления я не шелохнулся. Лежал, вслушиваясь в нехитрую птичью мелодию и каким-то непонятным образом чувствовал необычность сегодняшнего утра.
   Поднявшись, по привычке глянул в окно и замер: на безлюдной улице сказочно посверкивая металлическими кружевами крон, серебристые тополя и карагачи всматривались друг в дружку, застыв от восторга. Половина жителей нашего спального района отсыпалась после трудовой пятидневки и ещё не видела этой торжественной красоты, а некоторая часть, как и я, собиралась отработать свой последний зимний день. Завтра вступает в свои законные права Весна. Вот это то ощущение последних гастролей Зимы и стояло в воздухе, к которому вместе с деревьями прислушивался и я, заворожённый.
   В автобусе по дороге на работу я обычно читаю, но сегодня, машинально достав мобильник, вскоре забыл о его существовании, прикованный взглядом к проплывающему за окном пейзажу. Обилие искусных поблёскивающих кружев очаровывало. Самое удивительное, что серебро с веток не стаивало почти до вечера. Работая на девятом этаже, я много раз убеждался в этом, любуясь кружевной вычурностью переплетённых веток с высоты птичьего полёта.
   Но всё когда-то кончается.
   Вечерело. Рабочий день подходил к финалу. За высотками пряталось солнце.
   После пыльного помещения особенно приятно пройтись по улице, отдышаться. Высоко над головой как-то странно затарахтел перфоратор.
   - Не наработались, - буркнул я, задрав голову, и огляделся.
   Солнце и ветер за какие-то час-два успели таки слизать серебристый иней с веток, но никаких рабочих с перфоратором по близости не наблюдалось. Однако, звук повторялся с одинаковой настойчивостью.
Приглядевшись внимательнее, в кроне раскидистого карагача разглядел ворону. Ну да, обыкновенную ворону. Только каркала она очень даже необыкновенно:
   - Дррррр... Дррррр... Дррры.
   - Наслушалась, комедиантка старая. Подражаешь? - заулыбался я.
   - Дррррр, - механически бесстрастно огрызнулась ворона и, тяжело взмахнув крыльями, скрылась за соседней пятиэтажкой. Где-то в отдалении долго ещё слышалось это её перфораторное "Дррррр" через одинаковые промежутки времени, словно срабатывал таймер, невидимый механизм спускал кнопку пружины и раздавался звук, покуда вконец не истаивал в шуме улиц.
   Невольно вспомнился роман японца Мураками "Хроники заводной птицы". Что это ещё за птица такая, недоумевал я тогда. Не бывает таких. Но сам образ запомнился. И тут меня осенило:
   - Не придуманный образ, не высосанный из пальца или богатой своей фантазии, а самый что ни наесть настоящий, живой.
   И от этого осознания так стало радостно:
  - Ах, вот он, оказывается, какой, олень северный!
   И увиделись на следующий день и реки луж на дорогах, и изъеденные солнцем ноздреватые сугробы, и невольно посветлевшие лица прохожих, и помолодевшие женщины. Вот она, Весна!